Выяснилось, что не только татуировкой он обзавелся в Сан-Диего, но и двадцатью двумя тысячами долларов, не считая мелочи, которые позаимствовал в банке. Они обчистили его с приятелем Салом Джековизом, который участвовал в этом деле как шофер. К слову сказать, это ограбление имело все шансы на успех. Им помешал один из банковских охранников, который умудрился вытащить свой пистолет, «магнум» 44-го калибра, и уставить дуло в лицо Уиверу. Что еще оставалось тому делать, как не выпустить в него всю обойму. Парень был на волоске от смерти, пули легли всего в трех дюймах от сердца, едва не оторвав ему левую руку.

И вновь дело могло выгореть, если бы не уличная пробка. Завязалась перестрелка между убегающими грабителями и полицией Сан-Диего, но на этот раз верх взяли полицейские. Нортон — а это и было полное имя Уивера — и его верный дружок Сальваторе отправились в тюрьму на долгие-долгие годы. Тюрьма называлась Соледад. А прошлым летом…

Вот оно, подумал Мэтью.

А летом прошлого года Уивер был выпущен под залог и приехал во Флориду.

То же самое вчера с небольшими оговорками рассказал ему Лидз.

«Нэд работает у нас… с прошлого лета».

Он хотел, видимо, сказать: «С тех пор, как вышел из тюрьмы».

Эти факты насторожили Мэтью, особенно когда он сопоставил их с рассказом Джессики о том, как она уговаривала мужа нанять убийцу, чтобы отомстить насильникам. Ее брату не привелось добить охранника в банке Сан-Диего, но уж вовсе не потому, что он плохо старался.

— Хотел бы я знать, где был в ночь убийства младший Уивер, а ты?

— Не отказался бы.

— Дело может обрести неожиданный оборот. Согласно эффекту матрешки. Скажем, Уивер мог взбеситься, узнав, что трое насильников его сестры избежали наказания, и стал действовать по своему усмотрению. Он провел в тюрьме девять лет…

— И что из этого следует?

— Он попал за решетку в девятнадцать лет. Девять лет — долгий срок, Мэтью, особенно для такого головореза. И вот он на свободе, а тут три подонка оказались оправданными, и он решает: «Стоп, речь идет о чести моей сестры». Что там охранник, оказавшийся на его пути, эти трое насильников измывались над его сестрой! Так что я подчеркиваю: вполне возможно, он мог решиться на убийство.

— А если сестрица намекнула ему об этом? Она ведь обсуждала такой вариант с мужем.

— Да?

— Да.

— Занятно.

— Это ты верно подметил, — сказал Мэтью.

— Получается, что парень мог быть замешан в этом деле…

— Нет, Уоррен, тут одна неувязочка.

— Какая?

— На месте преступления был найден бумажник Лидза.

Они немного помолчали. Уоррен ел анчилодос, запивая их пивом. Мэтью удовлетворился гамбургерами и диетической кока-колой. За соседним столиком две девицы пытались овладеть китайскими палочками. У них не получалось, все плюхалось обратно на тарелку, что их неизменно забавляло. Каждый вырвавшийся кусок сопровождался довольным смехом.

— В тюрьме овладеваешь основным законом, — начал Уоррен.

Мэтью внимательно посмотрел на него.

— Что лучше туда не попадать.

— К чему это ты?

— К тому, что хорошо бы узнать, как ладит Уивер со своим зятем.

— Здравая мысль.

— Допустим, у них обоюдная неприязнь… почему бы не упечь родственничка за решетку? Всего-то и делов, что кокнуть троих подонков и подвести под подозрение Лидза.

— Вряд ли это осложнило бы жизнь сестре.

— Он отсидел немало, — заметил Уоррен. — В тюрьме, Мэтью, особый кодекс поведения, свои законы. Согласно этому: ты изнасиловал мою сестру — отвечай; я ненавижу мужа сестры — ему от ответа не уйти. Таков тюремный закон, Мэтью, и он не имеет ничего общего с тем законом, который ты защищаешь.

— Я поговорю с Лидзом…

— Я просто предполагаю, — перебил его Уоррен.

— …и спрошу, какие у них были отношения, — докончил свою мысль Мэтью.

— Во всяком случае, он может свободно передвигаться по дому, — проговорил Уоррен. — Ему ничего не стоит взять куртку и кепку Лидза, прихватить ключи от машины сестры, ключи от лодки, вообще все, что ему понадобится, чтобы совершить убийство, и приколоть гвоздику на лацкан Лидза. Но я могу и ошибиться.

— Ты можешь записать его голос на диктофон? — неожиданно спросил Мэтью.

Баннион не находил себе места.

И все из-за номера машины, который запомнил этот старый ублюдок.

2АВ 39С.

Таких номеров не могло быть во Флориде. И все же его убили. Баннион с радостью бы принял версию Патрисии относительно подражательного убийства, однако слишком много совпадений — старик проходил официальным свидетелем по первому делу. Баннион долгие годы проработал в полиции, чтобы не понимать разницу между просто чокнутым и беспросветно больным. Он считал всякого убийцу малохольным. Но тех, кто убивал походя, он принимал за безнадежных.

Убийца Тринха Манг Дука, судя по его действиям, не производил впечатления клинического идиота. Если бы это было просто подражательным убийством, преступник не стал бы рыскать по всей «Малой Азии», чтобы выследить Тринха, а потом прикончить его на лодочной станции. Он бы расправился с первым попавшимся ему азиатом. Но был убит единственный свидетель, запомнивший номер машины. Несуществующий номер.

Любой из этих ублюдков удовлетворил бы убийцу — низкий, высокий, толстый, худой, старый, молодой, — в случае подражательного убийства это не имело бы значения. Схватить его сзади, перерезать горло, выколоть глаза, отрезать гениталии и засунуть их в рот.

Но этот парень специально выглядывал Тринха Манг Дука.

Наверное, он узнал его имя из газет, — это была первая ошибка: никогда нельзя обнародовать имена свидетелей, пока убийца на свободе. А сейчас не факт, что за решетку упрятали истинного убийцу.

Баннион получал деньги вовсе не за то, чтобы ставить палки в колеса собственному начальству. В его задачу входил сбор информации, которая позволила бы прокурору убедительно доказать в суде, что человек, обвиняющийся в тройном убийстве, действительно это убийство совершил. Но он также считал себя обязанным подстраховать Патрисию Демминг, чтобы она не попала на суде в совершенно идиотское положение. Может получиться так, что она содержала в камере предварительного заключения не того, кого надо, а настоящий убийца разгуливал на свободе и убил свидетеля, видевшего номер машины…

Но такого номера не существовало в природе…

Или это номер другого штата.

Тринх Манг Дук утверждал, что номера были флоридские.

2АВ 39С.

Он видел эти номера через стеклянную дверь. Ночью, при полной луне. И машина стояла под развесистым деревом. В некотором отдалении от дома.

2АВ 39С.

Одно из двух, либо это был не флоридский номер, либо…

Но это наверняка была местная машина, оранжевые знаки на белом фоне. Тринх мог, конечно, перепутать буквы и цифры. Но зачем же тогда было его убивать? Если он неправильно запомнил номер, его свидетельские показания не стоят и гроша ломаного. Зачем было его убирать? Если только…

Вывод один: он был чертовски близок к правильному номеру. И он бы его вспомнил, если бы его поприжали. В таком случае ниточка привела бы не к тому несчастному, который томился в тюрьме, а совсем к другому человеку, который и перерезал глотки этим ублюдкам. Тогда логично было убрать старика, пока он не поднапряг свою память. Что же, сэр, рады, что заглянули к нам во Флориду, пришло время вашим предкам принять вас с радостью, а потомкам отпустить со скорбью.

2АВ 39С.

Что же увидел старик?

Баннион взял в руки карандаш и в столбик несколько раз записал:

Внезапно он понял, что такое должен был запомнить Тринх Манг Дук и причину его гибели.

Он пододвинул к себе телефонный аппарат и набрал номер.

Стивен Лидз находился в тюрьме десятый день, на его лице проступила бледность и угрюмость. Рутина, на которую он жаловался Мэтью, уже начала угнетать его. Подержи его в тюрьме дольше, и он выдохнется, станет похожим на смертника, приговоренного к электрическому стулу.