Боевики вовсю разыгрывали чеченскую проблему российских политиков, готовых порой продать все на свете ради победы на выборах. Например, 29 марта 1996 года Д. Дудаев в интервью английской газете «Индепендант» заявил о готовности к переговорам с коммунистической партией.[397]
Думаете, господин Дудаев верил коммунистам? Черта с два! Он и с самим чёртом готов был сесть на переговоры, лишь бы удержаться у власти. Если бы коммунисты были у власти, а их конкуренты в оппозиции, лидер сепаратистов предложил такое же им. Важно поддержать политические разногласия и вбить клин в возможное единство страны.
Чем и занимался лидер сепаратистов. 16 апреля 1996 года Д. Дудаев высказался в интервью «Интерфаксу» за мирные переговоры с Москвой через посредников. Посреднические услуги он был намерен предложить президенту Турции С. Демирелю. Посреднические функции готовы были взять премьер-министр Малайзии и король Иордании. Привлечение посредников из дальнего зарубежья позволило бы вынести проблему чеченского урегулирования за рамки внутреннего дела России. Возможно, было участие в переговорах президентов Татарии и Казахстана.[398]
Но тут уважаемый Джохар Мусаевич перестарался. Бориса Николаевича нельзя так было так третировать, подставляя самого себя как инициатора антиельцинских козней. Перебор получился. Для лидера сепаратистов, которого больше года «искали» и не «могли» найти, такой перебор кончился печально. Но об этом чуть позже (см. пункт 1 3.4. настоящей книге).
13.1.4. Российский президент крутился как мог. Ещё бы выборы на носу. «Президент это понимал и в свойственной ему манере полагался только на силу своего характера, на авторитет, на опыт политического молотобойца, способного на решительный и совершенно неожиданный удар. В нем зрело убеждение, что достаточно его визита в воюющую Чечню, чтобы переломить ситуацию. Ещё в начале 1996 года на одном из закрытых заседаний Совета безопасности он заявил упрямо: „Поеду в Чечню! Когда поеду — не скажу“. Помолчав немного, простодушно добавил: „Ну, может быть, числа двенадцатого…“.[399]
28 мая 1996 года состоялось прибытие Б.Ельцина в г. Грозный.[400] Посетив Чечню (разумеется, тот кусок территории, где его безопасность можно было гарантировать хотя бы на короткое время), Б.Ельцин заявил, обращаясь к федеральным войскам, «Война окончилась, вы победили, победа за вами, вы победили мятежный дудаевский режим». Об этом же свидетельствуют заявления «о военной победе российских войск» над чеченскими боевиками генерал-полковника Квашнина. Чего только не скажешь, если выборы на носу.
Борис Николаевич был почти в безвыходной ситуации. Генерал Михайлов подчеркнул: «Выходить на выборы в такой ситуации Ельцин не мог. Нужны были радикальные, нестандартные и, возможно, для кого-то непопулярные шаги. Побывавший в Чечне Ельцин на броне танка подписал указ о прекращении боевых действий. „Вы победили“, — пытался убедить он военных. Но в это не верил ни он сам, ни те, кому его слова были адресованы».[401]
Впрочем, дураков в России всегда хватало, наряду с плохими дорогами. Осталось убедить этих самых легковерных дураков в победе. «И, как во времена Политбюро, — вспоминал Александр Михайлов, — весь государственно-бюрократический аппарат начинает работать над утверждением этого тезиса. Военные блоки в программах новостей уходят на второй, третий план. Звенят оркестры на проводах армейских колонн».[402] Как это напоминало частичный вывод советских войск из Афганистана перед Московской Олимпиадой 1980 года, когда нужно было хоть чем-то ублажить недовольное общественное мнение на Западе. Для показухи кое-кого вывели, а без покази кое-кого ввели. Нет, положительно, нельзя особо отличить советских коммунистов от российских антикоммунистов. В нужное время и те, и другие обманывали без зазрения совести.
«Стремительный рейд президента в Чечню, конечно, оказался очень эффектным и сыграл свою роль в том, что россияне, наперекор всем рейтингам, в большинстве своём проголосовали на президентских выборах именно за Бориса Ельцина. Одни поняли эту поездку как сигнал к окончанию войны. Другим импонировало мужество президента, взглянувшего в глаза своим солдатам. Но, думаю, причиной вернувшихся симпатий было не то, что сделал президент, а как это было исполнено».[403]
Так президент хотел убедить волков (ястребов) в том, что мяса они получат. Но нужно было ещё убедить овец (голубей), что те останутся целыми. А овцы то же выдвигали требования.
«Я бы не стал утверждать, — писал Анатолий Куликов, — что в своих попытках завершить войну в Чечне Б.Н. Ельцин исходил только из прагматических интересов. Негативная реакция общества была ему известна, и он не скрывал, что война начинает его тяготить. „Это самая большая ошибка, которую я совершил“, — признавался он
Не склонный распахивать душу перед кем бы то ни было, эти слова он говорил очень искренне. Так, что у меня не было никаких сомнений в том, что для президента это личная драма».[404]
Ещё в начале января 1996 года сто представителей российской интеллигенции обратились к президенту России — остановить чеченскую войну. «Уважаемый господин Президент! Очередной виток братоубийственной войны в Чечне лишает россиян последней надежды на скорейшее разрешение конфликта. Бессмысленность и непопулярность этой войны очевидны для каждого. Разрушен Гудермес — второй по величине чеченский город. На очереди третий, четвёртый — сколько ещё потребуется. В конце XX века, когда принцип политического урегулирования распутывает даже такие узлы, как ближневосточный[405] или ольстерский, чеченская война представляется диким анахронизмом в глазах россиян и мирового сообщества.[406]
Обращаемся к Вам с настоятельным призывом: остановите чеченскую войну! Письмо подписали 100 представителей российской интеллигенции. В том числе: Б.Ахмаду л ина, Р. Быков, В. Войнович, Л. Гурченко, М. Жванецкий, Б. Золотухин, Н. Матвеева, Б. Окуджава, Э. Рязанов, Н.Фатеева и другие.[407]
Хорошо призывать к миру, сразу попадаешь в разряд миротворцев, сразу тебя могут полюбить и восхвалить. Если бы так же легко (одними призывами) могли решаться все политические проблемы. Но давно известно, что начать войну может одна сторона, а для прекращения (подлинного, а не мнимого) нужно согласие минимум двух сторон.
Заметим, что этот коллективный призыв к миру был на фоне очередного рейда чеченских боевиков за пределы Чечни, на этот раз в Дагестан (см. пункт 1 3. 2 настоящей книги). Нашим миротворцам бы с такими обращениями чаще обращаться к другой стороне конфликта, которая просто паразитировала на «российских миротворцах». Ну, да Бог им судья.
13.1.4. Ситуация усложнялась так же тем, что критика «первой чеченской войны» уже вышла за пределы Российской Федерации. Быстрой победы, как обещал Грачев[408], не получилось. И, как предсказывал Козырев[409], началась зарубежная критика. «Западная пресса повествует о Чечне с негодованием», — писали в апреле 1995 года[410].
Заметим, что критикуя Россию, Запад полузакрывал глаза на то, что Турция ввела 35 тысяч своих солдат в соседнюю страну Ирак, чтобы уничтожить там базы курдских сепаратистов. При этом, не обошлось и без бомбёжки территории чужой страны.[411] Обратим внимание, что в отличие от России, Турция действовала на чужой территории. На своей территории она ещё и не такое творила с курдами и не один год.[412] Западные СМИ предпочитали не особенно распространяться о том, что важный союзник США и член НАТО, официально признанный также европейской страной, Турция много лет подавляет то, что в коммунистические времена называли национально-освободительным движением курдов. Размах геноцида, осуществляемого турецким руководством, был не сравнено большим, чем действия российских властей в Чечне. Но кто же критикует верных слуг, а среди мусульманских стран Турция быласамым верным союзником США.
