К моему удовольствию, ее мигрень как рукой сняло, и на следующее утро я увидел трактирщицу нарядной, в смешной тирольской шапочке и с огромной корзиной: она собиралась на рынок.

– Могу ли я рассчитывать на вкуснейшие баварские колбаски? – улыбаясь, спросил я ее.

– Конечно, мой друг! Обещаю вам! – ответила вдова, садясь в двуколку рядом с Анхен, державшей на руках ребенка. – Но! – Она натянула поводья, и повозка тронулась.

…Я пошел побродить по окрестностям и к обеду вышел на деревушку, где мы с Ильей останавливались в гостевом доме. Хозяин, герр Штрауп, не узнал меня, или сделал вид, что не помнит. Лучшее лекарство от забывчивости – деньги. Всего две марки – и мы снова старые знакомые. Я расспросил его об охоте и о возможности приобрести охотничьего пса. Штрауп согласился помочь. Он привел меня к дому за высоким забором которого слышался многоголосый лай, точно там обитала свора. Мы долго стучали, прежде чем вышел невысокий худой человек. Как оказалось, он был глух, и определил наше появление только по волнению собак. Мне пришлось кричать в трубку, один конец которой он вставил в ухо. Узнав, что я охотник, и мне нужна собака, старик сказал, что его псы лучшие – самые сильные, выносливые и подходят для охоты на любого зверя, от зайца и лисицы до лося и кабана.

– Таких отважных и быстрых собак нет во всем Старом свете! – гордо сказал он, подняв палец вверх, потом подвел меня к вольеру с частоколом из прутьев и вывел какого-то широкогрудого зверя с широкой пастью и маленькими злобными глазками.

Кобель недоверчиво косился на меня, его глаза были налиты кровью.

– Это Брут – верный друг моего пропавшего без вести сына, – сказал старик, и его глаза увлажнились. – Может быть, вам удастся отыскать не только добычу, но и его след! Возьмите Брута! Это отличная собака – бесстрашная и сильная. С ним и на волка не страшно, а вот зайца или глухаря порвет в клочья…

– Вашего сына звали Фридрих? – спросил я.

– Отличная собака. Останетесь довольны, – произнес старик, вручая мне поводок.

Бедняга без своей трубки ничего не разобрал. Но, прощаясь, он сказал:

– Если решитесь оставить Брута себе, заботьтесь о нем… А не захотите – так верните. Половину денег отдам назад. Если удастся узнать что-то о моем пропавшем сыне, я сам награжу вас… Его звали Фридрих Шульц…

Я кивнул. Из-под ног старика полезли маленькие широкогрудые щенки – точные уменьшенные копии зверя, которого я держал на поводке. Старик собрал щенков в охапку и закрыл калитку.

Дорога назад заняла всего полчаса: Брут тянул меня – он наверняка знал дорогу. Дамы еще не вернулись, и я открыл дверь своим ключом. Шерсть собаки встала дыбом, и я счел за благо отвести его и закрыть в своей комнате, чтобы не напугать женщин.

Утром следующего дня я намеревался отправиться в заброшенный замок С* – отсутствие хозяина было мне на руку. Я рассчитывал добраться туда верхом: так было бы намного быстрее, нежели в нанятой повозке, к тому же я хотел избежать ненужных разговоров. Но как быть с собакой? Побежит ли Брут рядом? Или придется взять его как поклажу? Я посмотрел на пса, во взгляде которого не было ненависти, однако расположения – тоже. Достав из кармана кость, специально припрятанную со вчерашнего ужина, я бросил ему. Пес молниеносно расправился с ней.

…Мне показалось, что взгляд его потеплел, хотя я все равно не решился бы его погладить.

Привели лошадь, которую я арендовал у герра Штраупа на несколько дней. Закрыв Брута в комнате, я повел кобылу в стойло, которое служило фрау Шнайдер сараем, поскольку лошадей она после смерти мужа не держала.

Дверь была заперта на висячий замок, и я привязал лошадь к дереву неподалеку. Тучи рассеялись – выглянуло солнце. От земли шел пар. Мне не хотелось оставлять кобылу под открытым небом, и я решил открыть замок. Повозившись с ним, я достиг результата – щелкнув, он растворил свои металлические челюсти. Но моему плану поставить туда лошадь не суждено было сбыться. У порога она встала на дыбы, и я, как ни старался, так и не смог заставить ее зайти внутрь. Животное отворачивало морду и жалобно ржало. Тогда пришлось ослабить поводья и зайти внутрь самому.

Прямо перед своим лицом я увидел страшную голову с клыками: на меня смотрел секач. Все пространство сарая сверху донизу было завалено чучелами. Совы, глухари, медведь, волки, собаки и даже обыкновенная кошка таращили на меня стеклянные глаза…

Я поспешно закрыл за собой дверь и защелкнул замок. Привязав лошадь к другому дереву так, что ее было видно из окна, я сел дожидаться фрау Шнайдер и Анхен.

Дамы вернулись к вечеру, и привезли из города всякой снеди. Позади их двуколки ехала наемная повозка с парой вороватых крестьян. Они сновали туда-сюда, заполняя подвал вином, сыром, мясом и еще кучей разнообразной провизии. Фрау Шнайдер, расплатившись, отпустила их, однако я заметил, что рубаха одного из молодчиков подозрительно оттопыривается. Догнав его, я извлек у него из-за пазухи сырную голову. Воришка осыпал меня проклятиями, но в глазах женщин я стал героем.

– Герр Алекс! Я не успею сделать сегодня фирменные колбаски, но завтра обязательно! – тепло сказала фрау Шнайдер. – А зачем тут эта лошадь?

– Я одолжил ее на несколько дней у герра Штраупа, фрау Шнайдер. Хочу завтра отправиться в Т* на пару-тройку дней.

– Как так? – всплеснула руками Анхен. – А колбаски?

– Приеду, и попируем! – подмигнул я.

– Но, герр Алекс, Вы помните о своем обещании не делать глупостей? – озабоченно спросила фрау Шнайдер.

– Помню! – не моргнув глазом, соврал я. – Но куда бы мне пристроить эту фрау на ночлег? – Я кивнул в сторону кобылы, и дамы засмеялись.

– Идите за мной, – продолжая смеяться, сказала фрау Шнайдер. – У меня два сарая, дорогой мой. В одном чучела, которые у меня никак не поднимется рука сжечь, а другой вполне подходит для лошади. Я держу там кур.

Действительно, в кустах акации и бузины был спрятан небольшой аккуратный сарайчик, откуда доносилось кудахтанье. Туда лошадь герра Штраупа пошла охотно.

Наконец, мы сели за стол. Я разлил по стаканам ароматное вино. Женщины нарезали сыр, хлеб и копченое мясо. Вечер выдался влажным, но теплым.

Вскоре вино разморило нас, и я попросил хозяйку:

– Расскажите о своем супруге, фрау Шнайдер. Говорят, он был лучшим в этих краях чучельником.

Трактирщица вытерла платочком сухие глаза:

– Генрих был превосходным мастером своего дела – это правда. Но человеком был… откровенно говоря… Я была беременна, на сносях, а чучела были повсюду. Я ненавидела их. На них скапливалась пыль, и я начинала чихать. Чихала по нескольку часов. Я просила Генриха убрать их, но он только смеялся. Поставил у изголовья нашей кровати огромную голову вепря. Представьте: я ложилась и видела налитые кровью глаза зверя, огромные клыки… Подолгу не могла уснуть, стала нервной и злой. И однажды я не выдержала и подговорила служанку. Вдвоем мы сняли ужасную голову со стены и, оттащив подальше в лес, подожгли. Муж был в ярости. Оказалось, что в этой самой голове он, втайне от меня, хранил деньги, полученные им за какое-то грязное дело… Он бил меня и никак не мог остановиться. Его лицо исказилось до неузнаваемости – это был не человек. После этого я родила мертвого ребенка, и… когда это случилось…

Плечи фрау Шнайдер затряслись, по щекам потекли слезы, она взяла стакан и осушила до дна.

– …Я заключила сделку с дьяволом, – глухим голосом произнесла вдова и сжала свой стакан с такой силой, что раздавила его, сильно поранив руку.

Анхен, увидев кровь, вскрикнула и стала суетиться вокруг старухи, тело которой вдруг стало содрогаться от каркающего злобного смеха. Седые волосы растрепались, она стала похожа на Медузу Горгону, изображение которой я видел в Эрмитаже. Больше ни о чем расспрашивать я не решился, и поднялся к себе, захватив немного копченого мяса для собаки.

Войдя в комнату, я зажег свечу и осмотрелся. Брут лежал на полу у кровати, положив морду между лап, и, как мне показалось, был настроен весьма дружески. Я дал ему мяса, и он проглотил его, не жуя.