В таком маленьком селении, как Марбери, даже самое незначительное, на взгляд столичного жителя, событие обращало на себя внимание. А тем более все, что касалось семьи графа Бьюмонта. Не прошло и трех недель, как мисс Бьюмонт подружилась с дочкой местного ветеринара, а об этом уже знал управляющий графа, а от него сведения получили, естественно, и сам граф со своей супругой. Негодование графини могло бы испугать ее мужа и челядь, но не дочь.

Кэти не обладала крепким здоровьем, как и ее матушка, и печальное напоминание в виде аккуратных маленьких плит в фамильном склепе заставляло родителей вести себя так, чтобы не упускать ни одного случая порадовать дочь и полюбоваться на ее сияющее счастьем личико. Граф считал, что строгости со стороны мисс Стоун достаточно для того, чтобы девочка росла послушной и научилась всему необходимому, а задачу родителей он видел в том, чтобы любить и баловать свое дитя.

Потому, хоть графиня и кричала на Кэти, возмущаясь тем, как низко та опустилась и опозорила семью этой связью, стоило Кэтрин надуться, выдавить пару слезинок и отказаться от лимонного торта, как граф утихомирил жену и позволил дочери встречаться с мисс Эттон так часто, как она пожелает, при условии, что манеры и поведение девочки из деревни не будут дурно влиять на воспитание и образование мисс Бьюмонт.

Подобные сцены происходили несколько раз и в доме мистера Эттона, чему бы, узнай она о том, сильно удивилась графиня. Мать Грейс точно так же считала, что мисс Бьюмонт – неподходящее общество для ее дочери, пусть и по другим причинам. Миссис Эттон пришлось выслушать от супруги пастора и парочки уважаемых вдов немало приправленных изрядной долей зависти, ядовитых замечаний в адрес своей выскочки-дочери, которая так высоко задрала нос, что перестала видеть грязь деревни у себя под ногами.

Но, как бы там ни было, Грейс позволили даже навещать мисс Кэтрин раз в неделю, после того, разумеется, как сам граф переговорил с мистером Эттоном и убедился, что девочка воспитывается в благочестивой семье честных тружеников. Восторгов по поводу обретения его дочерью подруги из семьи ветеринара граф Бьюмонт, конечно, не испытывал, но и он понимал, что отсутствие общества других детей пагубно влияет на настроение Кэти. К тому же, мисс Эттон вольно или невольно перенимала у Кэтрин некоторые манеры и привычки, что шло ей, несомненно, на пользу и со временем должно было превратить ее во вполне достойную своей подруги барышню.

Подобная дружба оказалась бы невозможна сто или даже пятьдесят лет назад, но постепенное осознание нашей аристократией своей зависимости от людей, трудящихся на благо процветания графских и княжеских угодий, мало-помалу подтачивает стену между сословиями. Тут и там ныне находятся примеры того, как выходцы из низов добиваются блестящего положения и женятся на дочерях аристократов или же, напротив, обедневшие дворяне вынуждены наниматься на службу к своим более состоятельным соседям. Не думаю, что подобные перемены идут на благо нашему обществу, но они есть, и вы не должны забывать, как изменчива порой удача.

Однако, вы обе, дорогие мои, еще совсем недавно оставили свои куклы и забрызганные чернилами тетрадки, чтобы получать удовольствие от напоминания обо всем этом. Ваши юные, порой чрезмерно пылкие натуры жаждут рассказов о романтических увлечениях, разбитых сердцах несчастных влюбленных или, на худой конец, блестящих свадьбах. Спешу вас успокоить – все это будет в нашей истории, в свое время. Чтобы приблизить его, я не стану рассказывать так же подробно о следующих шести-семи годах и позволю себе перенестись немного вперед, а именно, в год, когда обеим подругам должно исполниться по восемнадцать лет. Если по ходу повествования мне понадобятся какие-то важные детали из прошлого, я позволю своей памяти обратиться к ним, но перо мое отныне нацелено в будущее.

– Грейс! Ну наконец-то! Я не видела тебя, кажется, целую жизнь! – Мисс Кэтрин Бьюмонт вбежала в маленькую кухню, обняла и расцеловала подругу и только после этого бурного приветствия уселась за простой деревянный стол.

– Три дня, – ровным тоном ответила Грейс и слегка поморщилась – чрезмерно восторженные фразы Кэтрин казались ей отголоском недавнего детства.

– Как будто ты не рада меня видеть, – ворчливо сказала Кэти и придвинула к себе блюдо с теплыми пшеничными лепешками.

– Конечно, рада! – Грейс знала, что Кэтрин дуется не всерьез, но ей даже в шутку не нравились подобные обвинения.

Прошедшие годы в чем-то сильно изменили обеих, а в чем-то оставили прежними. Между ними сохранилась разница в росте, худощавая стройная Кэти все так же едва доставала до плеча подруги, даже со всеми своими золотистыми локонами, а ее лучистые серые глаза и маленький вздернутый носик вполне соответствовали представлениям общества о хорошенькой молодой леди. Этой зимой Кэти провела вполне удачный сезон в Лондоне, где ей удалось если не блеснуть, то хотя бы не остаться незамеченной. Удушливая жара и леденящие сквозняки, неизменные атрибуты любой бальной залы, способны уложить в постель и менее хрупкую леди, а Кэтрин так и не приобрела крепкого сложения, в отличие от мисс Эттон. Поэтому впечатление от столичных развлечений подпортили частые простуды, и девушка рада была вернуться в уютное старое поместье, вновь увидеть дорогую подругу и любимых ею лошадей. Мисс Стоун закончила свой труд по воспитанию юной леди и уже почти целый год поправляла здоровье на курорте, а Кэтрин с удовольствием пользовалась обретенной свободой, носясь по округе верхом на Метели и посещая деревенские праздники.

Из крупной девочки Грейс превратилась в статную девушку, высокую и гибкую, с внушительной фигурой и приятными округлостями там, где это положено, без единого лишнего фунта. Постоянный физический труд, зачастую на свежем воздухе, принес ей отменное здоровье и украсил ровным загаром овальное лицо с огромными ярко-голубыми глазами и аккуратным прямым носом. Пышные каштановые волосы не помещались под чепчиком, поэтому Грейс почти никогда его не надевала, а от жаркого летнего солнца ее лицо прикрывала шляпка из настоящей итальянской соломки – подарок Кэтрин на шестнадцатилетие. Кэти охотно надарила бы подруге красивых платьев, туфелек, перчаток и чего угодно еще, но Грейс не принимала их. Если книги и игрушки Кэти еще умудрялась уговорить подругу взять, то в последние три года Грейс мягко, но решительно отказывалась от всего, что могла предложить ей Кэтрин, за исключением разве что книг и мелких недорогих предметов туалета вроде щетки для волос или набора тонких носовых платков.

Три года назад умер мистер Эттон. Ветеринар вместе с работниками дальней фермы два часа искал под осенним дождем отбившуюся от стада овцу – ценность, которой ни один фермер не может пренебречь. Вот когда мистеру Эттону, наверное, пригодилась бы привычка его тестя выпивать на дорожку стаканчик портера! Но добродетельный человек отказался, по своему обыкновению, и отправился домой, едва убедившись, что с заблудившейся овцой все в порядке. Мистер Эттон еще не добрался до дому, когда у него начался жар. Уход жены и дочери, пилюли и настойки доктора не помогли отцу семейства.

Скорбь обеих женщин была тем более велика, что, кроме любящего мужа и отца, они лишились кормильца. Усилиями экономной миссис Эттон им удалось скопить кое-что, но для приданого Грейс этого оказалось слишком мало. Миссис Эттон, упорно продолжавшая трудиться в лечебнице, все же лелеяла робкие надежды, что такую умницу, как ее дочь, возьмут замуж и без приданого. И Кэтрин разделяла эти чаяния, в отличие от самой Грейс, которая, как и раньше, вела почти все дела по хозяйству и продавала лавочнику свои овощи, по-прежнему лучшие в Марбери.

Постоянно загруженная делами, Грейс не могла так часто гулять с подругой, как в годы детства, но иногда выкраивала час-полтора, чтобы побродить с Кэти по знакомым полям или посидеть на травке под деревьями, в то время как привязанная рядом Метель склоняла к девушкам узкую благородную голову в ожидании ласки.