– Вы купили краденый задний габаритный фонарь?
– Да, конечно. Думаю, если купить новый… Уфф, я никогда не смог бы найти деньги на это.
– Хорошо, значит, давайте представим себе, что мы живем в Канаде, где полиция помогает вам найти угнанную машину и где нет рынка краденых запчастей… – Я пытаюсь вернуть занятие на круги своя.
– Правда? В Канаде полиция помогать вам? – Эльвира озадаченно смотрит на меня.
– Да. Полиция старается найти машину и вернуть ее вам.
– И в вашей стране тоже?
– Да.
– И если кого-то из вашей семьи украсть, как в случае с моим дядей, полиция тоже вам помогать?
– В Австралии люди как-то не привыкли к тому, чтобы их похищали из машины по дороге на работу, – поясняю я. – Но если бы такое случилось, думаю, полиция попыталась бы помочь.
Освальдо все еще размышляет над ситуацией с машиной:
– Значит, там нет ринка крадених машин?
– Нет.
– Но где же вы покупать запчасти для своей машины?
– Не знаю. Думаю, ее отвозят куда-то на ремонт и там находят нужные детали.
– А это не дорого?
– Ну, думаю, программист вроде вас мог бы себе это позволить.
Тут Рейна задумчиво смотрит на меня и спрашивает:
– Значит, в вашей стране полиция помогать вам и не красть у вас? Вы можете заработать достаточно денег, чтобы купить новые запчасти для машины, если они вам нужны, и людей не красть на шоссе?
– Ну… да.
Все трое молча смотрят на меня во все глаза. Потом Эльвира задает следующий логичный вопрос:
– Так зачем – зачем? – вы приехать жить сюда, в Мехико?
Я задумываюсь над этим на пару минут, потом отвечаю:
– Чтобы изучать испанский.
– Почему вы не ехать в Испанию? – спрашивает Рейна.
– Ну, я не люблю европейские зимы… и еще там шепелявят. (Мексиканцы всегда смеются над испанским акцентом – этот аргумент должен быть для них понятным.)
– А, ну да. Но почему не Чили или Аргентина?
– Слушайте, в Мексике такое разнообразие культур и яркая история. И люди по-настоящему сердечные, – объясняю я. В ответ они непонимающе смотрят на меня. – Ну, сами посудите, Мексика очень богатая страна, с прекрасным языком… А музыка? А искусство? Архитектура? Еда?
– Ах да, еда очень хорошая, – наконец соглашается Освальдо.
Но я вижу, что мой ответ их не удовлетворил. Почему-то эти вещи не кажутся им такими же важными, как их повседневная действительность: экономическая нестабильность, постоянный страх быть похищенным, коррупция, поразившая систему правосудия и все уровни власти.
– Значит, вы проехать весь этот путь сюда – далеко от вашей семьи – только потому, что вам нравится здесь музыка и здания? – осведомляется Эльвира.
– Что ж… в Австралии совершенно нормально, когда люди после университета уезжают пожить в другие страны, просто чтобы получить новый опыт и попробовать свои силы.
Им трудно это понять. Как правило, если мексиканцы и уезжают жить в другие страны, то это вызвано необходимостью найти работу. В моем случае переезд был вызван необходимостью работы избежать.
Я припомнила момент, когда приняла решение уехать из Австралии. Мое обучение гуманитарным наукам подходило к концу, вскоре я должна была получить степень. Я специализировалась по политологии, международным отношениям и испанскому языку и его латиноамериканским диалектам. Последняя лекция была обязательной для посещения – речь шла о «профессиональной ориентации».
Молодая женщина, с короткими серебристыми волосами ежиком, в деловом сером костюме, вкратце изложила нам реальное положение дел. Из года в год не всем выпускникам университета хватает рабочих мест. Так что вопрос звучит так: как сделать себя привлекательным для работодателей? Она говорила о составлении резюме. Покажите им, что вы амбициозны, уговаривала она слушателей. Продемонстрируйте свои достижения на предыдущих местах работы, свое продвижение по карьерной лестнице – от официантки до менеджера… вплоть до генерального директора. (У меня никогда не было карьерного роста, я к нему никогда и не стремилась. Зачем нужна лишняя ответственность, если работаешь в баре?) Она подробно описывала, как корпорации набирают сотрудников в штат. Как шесть сотен выпускников подают заявления на какую-нибудь привлекательную должность и как потом из них выбирается только один – в результате психометрических тестов, психологических испытаний и исследования динамики интеграции.
Получается, что теперь, после того как мы три года размышляли над политэкономическими системами и пришли к выводу о том, что неолиберальный капитализм не только неэтичен, но и экологически нерационален, – теперь нам сообщают, что нам крупно повезет, если мы сможем получить работу в какой-нибудь международной корпорации.
Так что в свете поиска настоящей работы, на ступень выше работы в баре в торговом центре «Бродвей», я решила, что в первую очередь мне нужно, используя все те знания, которые я только что получила в вузе, годик пожить в Латинской Америке, чтобы улучшить свой испанский. В конце концов, сама идея пожить за океаном была вдохновляющей: даже если вы вообще ничем не сумеете там заняться, все равно будет казаться, что вы живете там не зря. Если вы, скажем, целый год прожили в Узбекистане… даже если вы там только и делали, что работали в баре и смотрели кабельное телевидение в гостинице, это будет уже совершенно не важно. Вы же жили в Узбекистане!
В какой-то момент моего детства у меня в сознании начали формироваться сказочные образы Латинской Америки: сальса, магический реализм, история, изобилующая революциями против жестоких диктатур. Я не могу точно сказать, что это было, но именно Латинская Америка наиболее полно отвечала моему представлению об экзотике, была дальше всего от моей реальной жизни, да еще и географически располагалась на самом отдаленном от Австралии континенте, до которого даже мои хиппующие родите ли-путешественники не отважились доехать.
Поначалу я собралась в Колумбию. Но моя мать заявила, что, если я поеду в Колумбию, она покончит жизнь самоубийством (она сумела вывести эмоциональный шантаж на совершенно новые высоты). Поэтому я пошла на компромисс и забронировала билет в кругосветное путешествие с конечной остановкой в Мехико, который считался вторым по опасности городом после Боготы. Я планировала прожить здесь год – достаточно долго, чтобы выучить язык и получить представление о совершенно ином образе жизни.
Годом раньше я уже ездила в Мексику ненадолго, в тщетной попытке улучшить свой испанский во время летних каникул, и влюбилась в эту страну. Люди там никуда не спешили, открыто выражали свои эмоции, много ругались, обольстительно танцевали, задорно пели и устраивали семейные сцены у всех на виду. Там ели много жирного и острого и слыхом не слыхивали о соевом кофе-латте для похудения.
Во время моей первой поездки я не заезжала в Мехико, а прошла двухнедельные курсы в Оахаке (произносится «уахака»). Это самый бедный, но в то же время один из самых богатых в культурном отношении мексиканских штатов. В городе Оахака-Сити живет множество художников и поэтов, там огромное количество стильных баров и кафе, расположенных в ветшающих зданиях в колониальном стиле, с открытыми площадками и живой музыкой. И это родина мескаля – старшего брата текилы. Опьянение мескалем тяжелое – это как будто вы одновременно набухались, обкурились и залакировали все наркотиком. Он дешев и вызывает быстрое привыкание; его раздают на улицах бесплатно в пластиковых стаканчиках, чтобы заманить прохожих в фирменные магазины, торгующие сотнями разновидностей этого напитка. Как и текилу, мескаль делают из сока агавы, как правило посредством двойной перегонки.
Мои воспоминания об этой поездке весьма смутны, а мои тогдашние знания в области испанского – довольно ограниченны. Но я все-таки помню свою отчаянную влюбленность в индейца-сапотека, апогеем которой стала поездка в горы на заднем сиденье его мотоцикла и созерцание заката над городом. Два дня спустя влюбленность как рукой сняло – я обнаружила, что у всех девушек, изучающих испанский вместе со мной, был совершенно такой же опыт.