Вдруг зазвонил телефон.

Том схватил трубку в надежде услышать голос Сары, которой удалось задержаться на несколько минут дома, когда ее родители отправились в клуб.

— Привет, — сказал он, опуская на стол стопку исписанной бумаги.

— Том? — Он не узнал приятный женский голос на другом конце провода. — Это Барбара Дин, — произнес голос. — Я подумала: если Тим Трухарт хочет, чтобы я жила в доме, я лучше действительно к тебе. А то приходится постоянно бояться, что я в любой момент могу встретить Тима в «Красной сове».

— Хорошо, — сказал Том.

— Я приеду сегодня поздно вечером или завтра — не надо ждать или встречать меня, я просто пройду в свою комнату. — Последовала пауза. — Вчера вечером я не сказала тебе одну вещь. Наверное, тебе все-таки стоит узнать об этом...

«Она хочет сообщить мне, что все-таки была любовницей дедушки», — подумал Том. Положив трубку, он снова перечитал записки Сары, которые лежали аккуратной стопочкой рядом с другой, большой стопкой желтоватой бумаги. Он сложил записки, затем отнес все свои бумаги наверх и положил их под подушку.

Потом достал их оттуда и оглядел комнату. Ящик в столике с шахматной доской показался ему ненадежным. В конце концов Том открыл гардероб и засунул бумаги под одежду.

Побродив немного по спальне, Том посмотрел в окно на просеку, терявшуюся среди зеленых листьев. За ними были другие листья, другие ветки, снова листья и снова ветки, еще и еще, до самой дороги, ведущей к шоссе. Он вышел на лестницу и посмотрел вниз. Даже если Фрицу удастся привести к нему Сару — если он сможет переговорить с ней один на один, если родители разрешат ей пойти на прогулку, если Сара согласится прийти, — все равно они будут здесь еще не скоро. Он прошел по коридору к двери в комнату Барбары Дин и, поколебавшись несколько секунд, открыл ее.

Барбара наверняка прятала что-то у себя на полке, что-то, что она рассматривала в день его приезда и еще несколько раз после. Том слышал через стену, как Барбара доставала что-то из тайника и ставила на стол. Том сказал себе, что если найдет письма Гленденнинга Апшоу, то положит их обратно, не заглянув внутрь.

Быстро войдя в спальню Барбары, Том обошел вокруг кровати и открыл дверцу гардероба. Там висели аккуратными рядами платья, юбки и блузки, в основном темных цветов. Над одеждой виднелась белая деревянная полка, а в дальнем углу ее Том едва разглядел шкатулку, инкрустированную деревом более светлого цвета. Поставив ногу внутрь гардероба, Том потянулся за шкатулкой. Барбаре Дин наверняка приходилось вставать на цыпочки, чтобы ее достать. Сняв коробочку с полки, Том отошел от гардероба.

Коробочка была тяжелой, но Том сразу понял, что это за счет тяжести дерева: когда он встряхнул ее, внутри ничего не зазвенело. Поставив шкатулку на стол, Том глубоко вздохнул и открыл крышку.

«Она ведь все равно собиралась мне все рассказать», — подумал Том.

Однако, заглянув внутрь, Том увидел там вовсе не старые письма, как ожидал, а несколько газетных вырезок. Он взял самую верхнюю и прочел заголовок статьи: «Медсестру обвиняют в смерти офицера». Статью явно вырезали с первой страницы «Свидетеля». Том поглядел на следующий заголовок. «Будут ли предъявлены обвинения?» Ниже виднелась фотография, в которой Том едва узнал двадцатидвухлетнюю Барбару Дин в белоснежной форме и накрахмаленной шапочке. «Сестра Дин — единственный человек, имевший доступ в палату больного», — гласил следующий заголовок. Том покраснел, словно, пробравшись в комнату Барбары Дин, он увидел ее голой. Во всех статьях Барбару Дин обвиняли в убийстве. Он едва взглянул на статьи — Леймон фон Хайлиц изучил бы их повнимательнее, но Том понял, что и без того зашел уж слишком далеко.

Он хотел сложить статьи обратно в шкатулку, но тут заметил на самом дне два листочка пожелтевшей линованной бумаги, которая была почти того же цвета, что и коробочка. Том коснулся их, боясь, что они рассыплются, и почувствовал под пальцами жесткую бумагу. Том вынул листочки, положил на дно шкатулки газетные вырезки и развернул первый листок.

«Я знаю, кто ты. Тебя пора остановить», — прочел он в первой записке. От времени чернила успели стать коричневыми, словно запекшаяся кровь, но большие печатные буквы кричали куда громче, чем набранные жирным шрифтом заголовки газетных статей. Сложив первую записку, Том развернул вторую. «Все это продолжается слишком долго. Ты заплатишь за свой грех».

Том уронил записку в шкатулку, словно она жгла ему руки Нервно сглотнув слюну, он снова развернул пожелтевший листочек. Буквы "Т" были перечеркнуты волнистой линией, а "8" написаны с легким наклоном. Обе записки написала женщина, и Том знал, кто была эта женщина.

На секунду Тома охватил страх, словно Барбара Дин могла в любой момент ворваться в комнату и с криками накинуться на него. «Я знаю, кто ты». Дрожащими руками Том аккуратно сложил обе записки и засунул их на дно шкатулки. Закрыв крышку, он понес шкатулку к шкафу, и тут вдруг понял, что не помнит какой стороной она стояла к стене. На лбу его выступил пот. Он снова стал внутрь гардероба. Положив шкатулку на полку, он подвинул ее в угол. Том точно помнил, что она стояла вплотную к стене, но вот какой стороной? Том отер со лба пот и повернул шкатулку — один раз, потом другой. Внизу вдруг что-то заскрипело, и сердце запрыгало у него в груди. Он снова подвинул шкатулку к стене, опустился на пол и закрыл дверцу гардероба. Потом усомнился, была ли она закрыта до конца или просто прикрыта. Он открыл дверцу, затем снова закрыл и приоткрыл примерно на дюйм и, застонав, снова захлопнул.

Повернувшись, Том увидел на пыльном полу собственные следы, отпечатавшиеся так же четко, как следы босых подошв Фрица на досках пристани.

Том достал из кармана носовой платок и затер следы до самой двери. Капельки пота, падавшие с его лба, когда он вытирал их, оставляли на полу блестящие полоски. Том вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

Он прошел в ванную и плеснул в лицо холодной водой. Ему хотелось выйти из дома — убежать отсюда подальше. Том посмотрел в зеркало на свое мокрое лицо и произнес вслух: