И если добавить ко всему этому муки совести и похмелья — что получится?

Легкое головокружение толкнуло в сторону, но Иванов схватил меня за воротник дубленки.

— Стой, не падать. Курить меньше надо.

— Да, и неплохо бы на лыжах пробежаться в Зеленогорске. Там хорошо! — Я зажмурилась, представив на секунду, как сверкает снег, а солнце светит так, словно оно вышло к людям в последний раз. И небо синее-синее…

— Пошли давай. — Линчук подтолкнул меня к подъезду.

Мне всегда везет, если я еду проверять адрес, все двери открыты настежь, даже те, что оснащены самыми современными модификациями замков. Мы спокойно вошли в подъезд и поднялись по лестнице, по пути изучая обстановку. Дойдя до нужной двери, я внимательно осмотрела ее — ничего криминального, обычная дверь, металлическая, такую фомкой не вышибешь. Линчук держит при себе солидного «фомича», изъятого на последнем выезде у квартирных воришек. Фомка зажилась в нашем штабном подразделении на всякий случай.

Линчук клятвенно обещал мне, что вернет фомку следователю при первом же удобном случае, но, видно, удобный случай все не подворачивался.

Зато сейчас «всякий случай», кажется, настал. Линчук пытается ковырять неподдающийся металл, а я упорно давлю на кнопку. Оглушающая трель звонка может пробудить не только хозяев, но и соседей. Но на площадке тихо, как в склепе.

— Не все соседи переехали, многие купили здесь квартиры, чтобы вложиться в недвижимость, — объясняет нам с Линчуком дотошный Иванов.

Понятное дело, мы с Линчуком — тупые, и нам нужно втолковывать очевидное, но как нам попасть в пустую квартиру, непонятно даже дотошному Иванову. Ехать сюда еще раз, петлять по пустынному острову — ни за что!

— Иванов, стой здесь, мы с Линчуком полезем через балкон. Я видела свет в одной квартире рядом с нашей. Тебе, Виктор Владимирович, нельзя нарушать закон, ты — большой начальник, а нам с Линчуком родина простит этот позорный факт. Простит, Линчук?

— Простит, — привычно улыбнулся Михаил.

— Стой у двери, Иванов, кто выскочит — можешь открыть огонь. По ногам, — добавила я, утопив до основания кнопку соседского дверного звонка.

— Кто там? — отозвался женский голос.

— Свои, — меняя интонацию на юродско-ласковую, умильно откликнулась я.

Интонация помогла. Дверь распахнулась, и нашему взору предстала милая женщина в белой шелковой пижаме. Не синтетической, заметьте, а настоящей, шелковой.

— Мы из милиции, вот наши документы. Помогите нам проникнуть в соседнюю квартиру. Понимаете, хозяин квартиры убит, а нам нужно осмотреть, мало ли, возможно, найдем какие-то улики. Нам на балкон надо.

— Как убит? — женщина резко двинула дверью, чтобы захлопнуть ее перед моим носом. Но не тут-то было, я зацепила дверь ногой и зашипела без всяких интонаций: — Мы вас не побеспокоим. Вы можете присутствовать при осмотре в качестве понятой. Получите удовольствие. С вами тоже может случиться несчастье.

— Может, — нехотя согласилась женщина и открыла дверь. Колыхнув шелковыми складками, она повела нас с Михаилом сквозь барские покои к балкону.

Почему у меня появляется комплекс неполноценности, когда я попадаю в роскошные апартаменты? Это при том, что моя квартира очень красивая и уютная, и я люблю ее больше всего на свете.

Думаю, воспринимать буржуазное благополучие мешает проклятое пролетарское прошлое…

Красиво перелезают через балконы только каскадеры в боевиках и сериалах. А вот лезть в морозный вечер, хватаясь за ледяные перила в реальной жизни, это уже нечто иное. Ничего красивого в этом занятии нет, абсолютно никакой эстетики. Да и что хорошего? Женщина, уже не юная, а, скажем, солидных лет и положения, проникает в квартиру, минуя тривиальные двери. Почему я досконально не овладела искусством материализации Юрия Григорьевича? Сейчас бы проблем не было — бац, и в дамки! Прошла сквозь стену, и не нужно морочить голову. Линчук иронически рассматривал балкон, прикидывая, каким образом мы туда заберемся.

Я оттолкнула его. Не нужно долго думать в экстремальной ситуации, на то она и экстремальная, чтобы не задумываться, как в вялотекущей жизни. Сняв перчатки, чтобы держаться прочнее, все-таки холод металла заставит сконцентрироваться, я вскочила на перила и осторожно шагнула на выступ.

Шаг, два шага — сердце колотится, сейчас остановится от страха — еще один шаг, прыжок, и вот я приземлилась на соседней территории.

— Линчук, иди сюда, не бойся, в окнах темно, в квартире никого нет, — мой коллега что-то замешкался.

— Иду, иду, — проворчал Михаил, спрыгивая на балкон.

— Теперь надо разбить окно, что не очень хотелось бы делать по одной причине. — Я заглянула в темное окно.

За стеклом стояла мертвая темень.

— По какой? — заинтересовался Михаил.

Наверное, ему и в голову не могло прийти, какая такая проблема могла бы меня остановить.

— Если разобьем стекло, надо вызывать плотника; или стекольщика, чтобы батареи не рвануло, на улице мороз. Потратим уйму времени, а уже вечер, я устала, домой хочу. Лучше бы проникнуть без порчи казенного имущества.

— Сейчас. — Михаил понял проблему.

Ему тоже не хочется тратить драгоценное время на возню с разбитым стеклом. Он осмотрел форточки, стекла, ничего утешительного, сделано насмерть. Умеют делать капиталисты…

— Смотри, — заорал Линчук, — смотри!

— Что? Что там?

— Поддается. — Линчук осторожно двигал фрамугу.

В одном месте двигалась форточка, скорее это не форточка, а оконный проем, оказавшийся открытым. Окно вдруг поддалось и после некоторых манипуляций Михаила открылось настежь.

— Забыли закрыть.

«Передо мной не только двери настежь открываются, но и окна», — подумала я, отталкивая в сторону Линчука. Я влезла в комнату и занялась поисками выключателя. Если долго сосуществуешь в одном мире с человеком, обязательно становишься похожей на него. По примеру Иванова я вооружилась до зубов, прихватив американский фонарик. Это чудо техники подарили мне полицейские заокеанской державы во время производственного обмена специалистами. Осветив комнату заокеанским чудом, я нашла выключатель и включила свет. Ничего криминального в квартире не предвиделось. Несколько лампочек под потолком осветили пустую комнату, ни мебели, ни стола, ни стульев, даже табуретки завалящей я не обнаружила.

— Линчук, ползи сюда. Тут пусто.

Мы молча обошли квартиру, заглядывая во все углы.

«Пусто, опять я вытянула пустышку. Что за игра такая? Когда обещанный приз получу?» — злилась я, понимая, что мы потеряли драгоценное время.

— Иванов, зови соседку, — я открыла защелку и выглянула на площадку, — а то еще подумает, что мы что-то стырили здесь.

— Сейчас, — Иванов проворно метнулся к соседской двери.

Уже в машине я поняла, что вытянула отнюдь не пустышку. Не бывает бесполезной работы! Даже в том случае, если я не обнаружила ничего стоящего. По крайней мере, буду знать, что в квартире никто не живет. И после нашего посещения никто жить не будет. Здесь не поселится убийца или вор, ее не присвоит жулик и мошенник, то есть это нормальная работа в ходе процесса расследования.

— Если я скажу что-то важное, вы меня не придушите? — спросила я своих коллег по партии «ненормальных». Потому что все нормальные люди давно дома, при своих семьях, сидят и смотрят телевизор, например, программу «Поле чудес» или «Как стать миллионером?».

Может, какой-нибудь чудак на телевидении запустит наконец-то программу «Как стать милиционером»?

И эта программа обязательно станет любимым зрелищем нашего народа. А я непременно приму активное участие в этом увлекательном шоу. Мне достанется роль статиста. Буду первой в последнем ряду кордебалета.

Услышав невнятное линчуковское: «Обязательно придушим!», и ивановское: «Посмотрим, может, не придушим», я торжественно объявила:

— Едем еще по одному адресу!

Не придушили. Проглотили молча.

— На Кирочную, — бросила я водителю. Странно, почему он беспрекословно покатил в сторону Центрального района? Я бы на его месте показала, где раки зимуют. Попробовали бы меня задействовать на проверке без предупреждения!