Другой, наоборот, предполагал, что рядом с грузовиком упал метеорит неизвестного состава, вещество которого при соединении с водой выделило большое количество ядовитого газа. Именно этот газ отравил команду корабля, а симптомами отравления явилось выражение ужаса на лицах мертвых. Телеграфный же ключ был замкнут самим радистом последним судорожным движением руки. Возросший в электрической цепи ток вывел из строя генератор радиостанции.

Одна из газет делала осторожный намек, что мог иметь место случай диверсии, хотя не объясняла, кому и для чего понадобился старый грузовик, загруженный углем.

Радио сообщило слушателям, что из Осло в Вардё прибыла специальная морская комиссия, составленная из криминалистов, врачей и химиков, и в ближайшее время, буквально в несколько дней, загадка «Сверре» будет разгадана.

Через неделю была опубликована информация, которую читатели ждали с таким нетерпением.

«...Кровь погибших моряков подверглась тщательному анализу, — говорилось в заключении экспертной комиссии. — Было установлено, что смерть наступила в результате ботулизма (отравления колбасным ядом). Этот сильнейший из всех известных человеку органических ядов образуется при длительном хранении при неблагоприятных условиях консервированного, копченого и свежего мяса и некоторых продуктов растительного происхождения (например, неправильно законсервированных огурцов).

Вероятнее всего, на борту «Сверре» находились недоброкачественные продукты, которые и вызвали массовое отравление команды. Ответственность за происшедшее целиком и полностью ложится на поставщиков провианта для судов наших северных линий...»

Сенсация была погашена.

Интерес к катастрофе стал быстро падать и вскоре сошел на нет.

О «Сверре» начали забывать.

Мало ли кораблей каждый год погибает в открытом море и у причалов? Мало ли пропадает без вести со всем своим экипажем, не успев даже крикнуть в эфир «SOS»?

По данным ЮНЕСКО и «Красной Книги» Ллойда, ежегодно в море в результате несчастных случаев погибает в среднем двести восемьдесят судов и около двухсот тысяч человек. Из них около семнадцати кораблей пропадает без вести. Три катастрофы происходят при необъяснимых обстоятельствах...

Только еще один раз имя «Сверре» мелькнуло на газетной странице.

«Ворт Ланд» сообщила, что в продуктах из кладовых «Сверре» не было обнаружено ни малейших следов ботюлинума. Более того: в накладных, по которым команда получала продукты в порту приписки, вообще не значилось какое-либо копченое, консервированное или свежее мясо. Рейс был короткий, и в камбузе готовились только рыбные блюда.

Печать уделяла истории «Сверре» не так уж много внимания, и для читателей не моряков она прошла незаметной. Норвегия — морская страна, ее не удивишь происшествиями на море. По тоннажу своего торгового флота она стоит впереди Соединенных Штатов Америки и Советского Союза. Что значит для страны, Имеющей флот в двадцать два миллиона регистровых брутто-тонн, потеря старенького грузовика в две тысячи тонн, да к тому же частного? Еще мелькали на страницах газет более сенсационные сообщения о столкновении в заливе Баззердс у полуострова Кейп-Код норвежского грузового теплохода «Фернвью» с огромным американским танкером «Дайнафьюэл». Еще свежи были воспоминания об исчезновении 3 февраля 1963 года в районе 26°40' северной широты и 88° западной долготы танкера «Марин Сольфер Куин». Судно вышло 2 февраля из порта Бомонт и направилось в Норфолк. Танки его были залиты расплавленной серой. Через двадцать один час после начала рейса «Марин Сольфер» перестала отвечать на позывные береговых радиостанций. Вместе с танкером канули в безвестность тридцать девять человек экипажа. Еще печатались материалы следственной комиссии морского суда и морской экспертизы о сверхстранном исчезновении у мыса Лизард (Англия) теплохода «Ардгарри», когда тысяча девятьсот шестьдесят третий год, и так щедрый на сенсации, преподнес миру беспрецедентное «преступление века» — убийство американского президента Джона Кеннеди. Через несколько недель к нему прибавилось знаменитое «ограбление века» — кража двух с половиной миллионов фунтов стерлингов из королевской почты в Англии.

А в конце года грянула очередная сенсация, вычеркнувшая с газетных полос даже королевскую почту, так как дело шло о неизмеримо больших суммах денег и неизмеримо большем преступлении.

Имя этой новой сенсации было ТОПЛИЦ.

И под натиском невероятных событий «Сверре» отодвинулся на задний план, а потом и вовсе потерялся в вихре газетных телеграмм и экстренных сообщений...

Написав это, я вложил в машинку чистые листы бумаги и задумался.

Историю «Сверре» я услышал в Мурманске, в Доме культуры моряков, где вечерами коротал время в чудесной библиотеке. Подробности катастрофы мне очень красочно изложил Григорий Иванович Бабичев, радист траулера «Быстрый», с которым я познакомился в рыбном порту.

Можно было принять любую версию норвежских газет, придумать захватывающий сюжет и построить на этом материале фантастическую повесть, но я не умею писать фантастику. Я люблю читать ее, но даже читая понимаю, что это — игра, предложенная автором и ведущаяся более или менее умело. Меня же всегда влекла жизнь во всей сложности ее переплетений. И как я ни пытался узнать еще что-нибудь о дальнейшей судьбе «Сверре», мне ничего не удалось. Так и осталась эта история до поры до времени для меня «закрытой».

За тысячу лет плаваний человека по морям и океанам накопилось немало загадочных событий. Сколько кораблей, покинув порт, не вернулось к родным берегам! Морские историки и писатели пытались выяснить судьбу этих судов, но почти всегда большой труд их оказывался безрезультатным.

А статистика холодно регистрировала:

«Ежегодно в море в результате различных несчастных случаев погибает до двухсот восьмидесяти судов и около двухсот тысяч человек. В трех случаях из двухсот восьмидесяти причину катастрофы установить вообще не удается...»

В ту пору, когда у ленинградцев еще не было своего клуба коллекционеров, филателисты и нумизматы собирались в полуподвальном магазинчике «Марки» у кинотеатра «Октябрь» на Невском проспекте.

Здесь, в тихой толчее, обменивались редкими марками и монетами, покупали и продавали юбилейные серии, определяли марки по каталогам, спорили о штемпелях и водяных знаках, договаривались о встречах.

Здесь были равны все — профессор университета и пятиклассник, шофер такси и артист, токарь, простоявший целый день у станка, и художник, который провел бессонную ночь у мольберта. Страсть объединяла знатоков и дилетантов, людей с огромным опытом коллекционирования и робких начинающих.

Здесь можно было получить консультацию о специальных выпусках марок или денежных купюр в любой стране мира, полюбоваться аэрограммами или конвертами «первого дня», увидеть редчайшие «сцепки» и блоки марок, выпущенных еще в прошлом столетии и на заре нашего века.

Здесь попадались знатоки, к которым обращались за советом крупнейшие ученые города. Солидные филателисты приходили сюда с большими портфелями, в которых хранились специальные альбомы-классеры, битком набитые разноцветными сокровищами, нумизматы приносили свой тяжелый груз в матерчатых складнях, в кармашках которых лежали потемневшие от патины монеты.

И надо было видеть, как завсегдатаи магазина собирались вокруг какого-нибудь счастливого обладателя диковины, как жадно разглядывали ее, с каким благоговением слушали рассказ о ее приобретении!

И всегда странным казалось мне, что покидая магазин, вливаясь в общий поток на Невском, эти многознающие люди, эти поэты увлечения сразу же становились скромными прохожими, ничем не выделяющимися из общей массы куда-то вечно спешащей толпы...

Я собирал марки лет с пятнадцати, но истинным филателистом так и не стал. Говорят, что им нужно родиться. Я, видимо, был рожден для другого. Увлечение мое то гасло, то опять разгоралось, когда в мои руки попадали особенно красивые или редкие серии, но сколько-нибудь путной коллекции я так и не составил. Зато очень любил часами разглядывать чужие собрания, слушать разговоры о случайных счастливых находках и мечтать.