Она должна была привыкнуть думать о своих родителях как о дяде и тете, о братьях — как о кузенах. Единственное, что не изменилось — бабушка и дедушка, они были настоящими. Это стало для нее точкой опоры в этом стремительном водовороте событий, но даже здесь не все было в порядке: Паола и Джентил лгали ей, так же, как и Джанфранко с Валерией.

Но самым сложным для осознания фактом оказалось то, что ее настоящей матерью была такая необычная и влиятельная женщина, как Герцогиня. Это позволило Арианне совершенно по-новому взглянуть на себя. Она не была ребенком мягких и пожилых людей: домохозяйки и куратора музея.

Она была дочерью самой могущественной личности в Беллеции, дочерью главы государства, которая была единственной, кто способен противостоять ди Киммичи, и находилась в центре политических интриг, была объектом покушений. И самым худшим было то, что, противореча самой себе, Арианна от этой мысли приходила в восторг.

Всю свою жизнь она жаждала невероятных событий и приключений и, наконец, получила их. причем гораздо больше, чем могла осознать. Ей больше не придется бояться, что ее выдадут замуж за какого-нибудь дурака. Она может вообще не выходить замуж, если не захочет, — как сделала Герцогиня. И это вновь навело ее на мысль, которая так занимала ее: кто же был ее отцом?

Герцогиня, конечно, была права, сказав, что чем меньше она знает, тем в большей безопасности находится. Арианна надеялась, что ее отцом был сенатор Родольфо, хотя сама немножко его побаивалась. Как и все в Беллеции, она слышала сплетни про его отношения с Герцогиней. Но последний раз, когда он привел ее родителей, —дядю и тетю, поправила она себя — он был таким мрачным и отстраненным, что она опять начала сомневаться в том, что именно он ее отец. Но как бы ей ни хотелось расспросить об этом Герцогиню, приходилось сдерживаться, потому что та больше не приходила одна, а всегда брала с собой кого-нибудь из служанок.

Разбирательство в Совете было назначено на завтрашний день, но Арианна больше не беспокоилась об этом, так как знала, что обвинение будет снято. Сейчас ее гораздо больше заботила судьба Люсьена: когда она спросила Родольфо о Люсьене, он ответил, что тот еще не появлялся и никто не знает, когда он вернется.

Как только они вернулись домой в Лондон и распаковали вещи, Люсьен пожаловался на сильную усталость и отправился спать. Он снял зеркало, висевшее над кроватью, и повесил на крючок вместо него серебряную маску — пока сойдет. Зеркало он поставил у стены. Приготовившись ко сну, он положил карандаш на столик, а тетрадь в карман пижамы и лег в постель. Он долго лежал в темноте, прикасаясь к тетради и ожидая, когда сон унесет его в Беллецию.

Уильям Детридж не терял времени даром. Сначала он успокаивал Леонору, которая, несмотря на все уверения Родольфо, очень беспокоилась об Арианне, а потом попытался найти способ связаться с Люсьеном, способ более надежный, чем страваганция в неопределенный момент времени. Родольфо показал ему, как работают зеркала, и теперь Детридж пытался настроиться на мир, из которого он пришел и где сейчас находился Люсьен. Комбинация из его знаний оккультных наук старого мира и научных знаний Родольфо оказалась как раз тем, что нужно, и, наконец. у него начало хоть что-то получаться.

В одном из зеркал сформировался не совсем понятный образ, и Детридж сначала подумал, что это снова Беллеция,— из-за серебряной маски на стене, — но увидел мальчика, лежащего в кровати.

Разглядев его хорошенько, он понял, что это Люсьен, в этот самый момент мальчик в зеркале закрыл глаза — и Люсьен материализовался в лаборатории.

— Мастер Лючиан! — сказал старик. — Я очень рад вас видеть! Но вы не должны здесь оставаться.

Ваша жизнь в опасности. Вы должны уйти через секретный проход и дождаться Мастера Родольфо. Он все объяснит.

Детридж не стал ничего слушать, он подвел Люсьена к стене, повернул канделябр, и через несколько секунд Люсьен оказался в потайном ходе в кромешной темноте. Но это не смутило его: он пользовался ходом уже несколько раз и знал его достаточно хорошо, чтобы добраться до дворца Герцогини в полной темноте. Он был рад. что его мерлинский кинжал все еще в его поясе, так как не знал, что ждет его на той стороне потайного хода.

Подойдя к двери, он услышал голоса и, немного помедлив и удостоверясь, что один из них — это голос Родольфо, осторожно толкнул дверь, сразу оказавшись в центре внимания.

Родольфо был рад ему, но, хотя он улыбался, Люсьен не мог не заметить, как постарел его учитель, — как будто за недолгое время его отсутствия произошло много событий, заставивших его сильно переживать. Герцогиня тепло приветствовала Люсьена, и они оба начали пересказывать ему новости, которых было так много, что Люсьен был совершенно сбит с толку.

— Арианна арестована? — наконец понял он и спросил: — Могу я увидеть ее?

— Почему бы и нет? — сказала Герцогиня и засмеялась: — Тюремная камера — это последнее место, где тебя станет искать городская стража. Арианне тоже нужно о многом тебе рассказать.

— Я отведу тебя, — сказал Родольфо. — Мы пройдем через Зал Совета и по Мосту Вздохов. Но ты не должен задерживаться в Белле дни, пока мы не найдем способа снять с тебя обвинение.

— Мастер Родольфо, — обратился к нему Детридж. когда сенатор вернулся в свою лабораторию, — я думаю, что мне удалось найти свой мир.

Он показал Родольфо, что он сделал с зеркалом, и оба страваганти стали рассматривать комнату Люсьена. Это заняло у них много времени, так как она не была похожа ни на то, что Родольфо видел в Талии, ни на то, что Детридж видел в своей старой Англии, но они оба узнали спящего мальчика. В молчании они наблюдали, как незаметно он дышит — его грудная клетка практически не двигалась.

— Наверное, я выглядел точно так же, когда, в свое время, стравагировал сюда, — произнес Детридж. — А я еще удивлялся, почему они принимали меня за мертвого. Я не сразу понял, что должен путешествовать только ночью.

— Потрясающе! — отозвался Родольфо, хлопнув его по плечу. — Поздравляю, дотторе, вы сделали очень важную вещь — и я думаю, это очень поможет нашему Братству.

Совет Беллеции быстро разобрал все незначительные правонарушения, слушание которых было назначено на этот день, и теперь все ожидали, когда же приступят к главному делу. Заседания Совета не были открыты для публики, и поэтому Родольфо не мог присутствовать там. Правда, на Совете не мог присутствовать и Ринальдо ди Киммичи, но у него там были свои люди, которым он хорошо платил, чтобы они шпионили для него.

Ввели узницу, которая явно была слишком свежа и красива для человека, проведшего в камере несколько дней. Свидетельствовал против нее хозяин маленькой кофейни.

— Да, именно ее я видел в Запретный день, — неохотно сказал он, — она пила шоколад в моем заведении с каким-то парнем.

— Ваша Светлость, он не был пойман, — подал голос прокурор.

— Что ж, тогда мы не хотим слышать о нем больше ни слова. — сказала Герцогиня. Она уже очень давно не получала такого удовольствия от заседаний.

— Я докажу, что девушка не является жительницей Беллеции. — продолжил прокурор. — Вызываю Джанфранко Гаспарини.

Ввели Гаспарини, и он занял свидетельское месго.

— Синьор Гаспарини, — начал прокурор, — скажите Совету, где вы живете.

— На Торроне, — ответил тот. — Я куратор музея при соборе.

— Вы узнаете обвиняемую? — спросил прокурор.

— Да, — ответил Джанфранко, — это моя приемная дочь.

Слезы навернулись на глаза Арианне — ей все еще тяжело было слышать это от него, а по Залу Совета разнесся ропот.