Теперь Холм Обсерватории стал коммуной ученых, сплотившихся вокруг руководства обсерватории «Аллегени». Сто лет назад этот район считался обителью богачей; здесь сохранились помпезные викторианские дома, ныне превращенные в общежития для ученых. Средний возраст приезжающих равнялся двадцати семи годам. В основном это были молодые доктора наук, отправленные сюда пожилыми научными руководителями, получившими признание на Земле. Каждые девяносто дней население общежитий менялось. Из-за близости обсерватории освещение было неярким, но постоянным. По ночам астрономы изучали параллельную звездную систему, а днем ксенобиологи исследовали инопланетные формы жизни. Хозяйство вели сообща: запасные генераторы, кухонные принадлежности, повара и уборщицы, а также компьютеры обслуживали всех.

Дом Лейн Сканске стоял неподалеку от общежитий. Аккуратная белая ограда защищала роскошный сад, в котором росли розы, функии, леафрины и хлорофоры. Лейн называла сад утешительным призом за вынужденный отказ от жизни в космосе: она стала инвалидом в результате страшной катастрофы межпланетного корабля.

Масленка остановил тягач, направив передние фары на входную дверь большого викторианского дома Лейн, и крикнул:

— Тинк! Мы приехали!

Тинкер проскользнула в кабину и села рядом с ним.

— Он все еще жив.

Всю дорогу она жалела о том, что не спросила Ветроволка об аннулирующем заклятии за те несколько мгновений, когда он был в сознании. Впрочем, не очень-то вежливо спрашивать растерзанного до полусмерти героя, защищавшего не кого-нибудь, а тебя: «А как это работает? Ничего, если я применю это к вам, пока вы не умерли?» Поэтому Тинкер молчала. Все-таки еще оставалась какая-то надежда.

— Пойду взгляну, дома ли Лейн.

— Сейчас четыре утра, Тинк.

— Замечательно! Значит, она дома — если, конечно, осталась в городе.

В доме Лейн была массивная входная дверь с боковыми створками из свинцового стекла, расширявшими проем на два фута с каждой стороны. Дверной звонок тоже относился к антиквариату: при повороте ключа в центре двери натягивалась металлическая струна, ведущая к куполообразному колокольчику, закрепленному с внутренней стороны. Ребенком Тинкер сломала этот звонок, а в прошлом году — починила в знак покаяния. И вот теперь она вертела и вертела ключ, заставляя колокольчик непрерывно звонить.

Наконец зажегся свет со стороны лаборатории, находившейся в задней части дома. Потом в холл вышла Лейн. Ее тело было искривлено толстым стеклом и катастрофой космического корабля. Как ксенобиолог, она готовилась изучать жизнь в морях Европы, а став инвалидом, получила второй шанс и стала изучать чужую жизнь Эльфдома.

— Кто там? — спросила Лейн.

Тинкер перестала звонить.

— Это я, Тинкер!

Опираясь на костыль, Лейн открыла дверь и зажмурилась от света фар.

— Тинк! Что случилось? Надеюсь, ты не принесла мне еще одного тэнгу!

— Кого?

— Японского эльфа. Они имеют отношение к они. И иногда напоминают ворон.

— Я не приносила тебе никакой вороны.

— На прошлой неделе мне приснилось, что ты принесла мне тэнгу и попросила перевязать его. Я все говорила тебе, что это очень опасно, но ты меня не слушала. Мы перевязали его, а он превратил тебя в алмаз и улетел, унося его в клюве.

— Я не отвечаю за чужие сны.

Обычный разговор с Лейн. Ничего похожего на легкую светскую болтовню. Тинкер не понимала, нравится ей беседовать подобным образом или нет. Она испытывала одновременно раздражение и восторг.

Лейн вытащила зонт из стойки у двери и, открыв его большим пальцем, вышла под дождь.

— Телефоны все еще не работают, так что я вполне могу заняться вашим срочным делом. Вы не могли выбрать худшего дня, чтобы привезти мне кого-то на лечение.

— В другое время я бы вообще не обратилась к тебе с этим.

Поднявшись на платформу, Лейн закрыла зонт и просунула его в дверь высотой с комод. За зонтом туда же проследовал костыль. Потом Лейн подтянулась на руках и грациозно переместилась в трейлер. Поскольку Тинкер явно уступала Лейн в росте и одна рука у нее бездействовала, она вползла в трейлер менее достойным способом.

Автономный источник питания позволял включить всего две лампочки, и потому в мастерской было темновато. Полутьма отчасти скрывала ужасное положение Ветроволка. И тем не менее вид забинтованного эльфа потряс Лейн.

— О боже! — воскликнула Лейн. — Это тэнгу.

— Я не тэнгу, — прошептал Ветроволк.

— Примерно одно и то же, — пожала плечами Лейн, подбирая костыль. — Что случилось?

— На него напали странные собаки, — ответила Тинкер. — Целая свора, уродливее и больше размером, чем варги. Продукт магии.

— Это были Фу-псы, — прошептал Ветроволк.

Лейн склонилась над Ветроволком и принялась осматривать его многочисленные раны.

— Фу-псы? Возможно, их послали тэнгу?

— Хороший вопрос, — вздохнул Ветроволк. — Вы понимаете всю строгость Договора между нашими народами?

— Да, — ответила Лейн.

— И вы обещаете следовать ему?

— А вы верите моему слову?

— Тинкер поручилась за вас.

Лейн бросила на Тинкер озабоченный взгляд.

— Понимаю. Да, я даю слово.

— Насчет чего? — спросила Тинкер.

— Договор допускает лишь оказание первой помощи. — Лейн осмотрела оборудование, подсоединенное к Ветроволку. — В основе его лежит теория, что раз люди и эльфы могут скрещиваться, это значит, что мы на девяносто восемь или девяносто девять процентов генетически идентичны. И это не слишком странно — мы на девяносто процентов идентичны земляным червям, — если не считать того, что эльфы обитатели чужого мира.

— Мы так близки земляным червям?

— Да. Испугалась?

— А насколько близки между собой земляные черви на Земле и земляные черви на Эльфдоме?

— А ты знаешь, сколько на Земле видов земляных червей? — Лейн разглядывала резервуар с магической энергией. — Конечно, приматы тоже на девяносто восемь процентов идентичны нам, но с ними мы не можем скрещиваться.

— А кто-нибудь пытался?

— Зная людей, — пробормотал Ветроволк, — наверняка.

Лейн рассмеялась. Кажется, это ее позабавило и даже оскорбило.

— Как научный эксперимент или как сексуальная перверсия?

— И то и другое. — Ветроволк удостоился от Лейн мрачного взгляда.

— Но какое это имеет отношение к нашей проблеме? — спросила Тинкер, стараясь отвлечь их от неприятной темы.

— Дело в том, что эльфы хотят сохранить status quo, — объяснила Лейн. — Договор запрещает брать какие-либо генетические образцы тканей пострадавшего. Вот почему «Мерси» не занимается эльфами. — Она покачала головой. — Все слишком сложно. А пока нужно доставить его в операционную. Надо им основательно заняться.

Тинкер подумала.

— У меня есть несколько футов провода. Предлагаю оставить резервуар в трейлере и подавать магию прямо в операционную по длинным проводам. Хотя это может привести к перебоям, конечно.

Через вентиляционное окно из кабины тягача подал голос Масленка:

— Если я сниму одну секцию с ограды, то смогу подъехать задним ходом прямо к окну операционной.

— О, это невозможно! — воскликнула Тинкер. — Мы же подавим все цветы.

— Жизнь человека гораздо важнее цветов. — Лейн решительно отмела это возражение. — Заклятие позволяет отсоединять его и подсоединять снова?

— Я не человек, — прошептал Ветроволк.

— Эльф. Человек. С точки зрения подков почти одно и то же, — ответила Тинкер, кивнув в знак согласия Лейн. — Я могу еще раз распечатать заклятие и активировать его в операционной. Но придется тщательно соскрести с кожи все остатки предыдущего экземпляра.

— Что за подковы? — спросил Ветроволк.

— Это игра такая, — объяснила Тинкер. — Мы с Масленкой играем в нее на свалке. Когда вам станет легче, я вас научу.

— Хорошо. — Лейн нагнулась к двери. — Давайте так и сделаем.

Тинкер распечатала еще одну копию заклятия и достала более длинные провода. Масленка привел из обсерватории помощников в лице нескольких астрономов. Они сняли большой кусок ограды, и тягач смог подъехать к крыльцу. К счастью, у Лейн в лаборатории нашлось инвалидное кресло и его удалось вкатить в трейлер по сходням. Затем Масленка и два свежеиспеченных доктора наук опустили Ветроволка в кресло и откатили его на расстояние, которое позволяли прежние провода, то есть в холл громадного викторианского дома Лейн.