Он остановился, боль и вина боролись на его лице.

— Тинк!

Что это? Мольба о прощении или о разрешении продолжать? Она не знала, и это навсегда осталось невыясненным, так как у шеи Натана внезапно появилось лезвие меча.

— Нэтаньяу! — прорычал эльф из «роллса», прижимая острие меча к коже Натана до тех пор, пока кровь полицейского не брызнула на грудь Тинкер. — Батья!

Натан отскочил, рванув Тинкер на себя и перебросив ее за спинку кушетки, как тряпичную куклу. Мгновение спустя она обнаружила, что сидит за диваном, а Натан размахивает пистолетом.

— Опусти оружие!

— Что ты делаешь, черт побери? — закричала она на эльфа на разговорном эльфийском, одновременно пытаясь перевести его слова. Кажется, он грозил убить Натана. — Я же сказала тебе, что хочу остаться одна!

Оба двинулись на нее, стараясь при этом не сближаться друг с другом.

— Опусти оружие! — опять скомандовал Натан.

— Зэ дому ани приказал оберегать вас, — сказал эльф на разговорном эльфийском. — Этот человек хотел взять вас силой. Я не мог ему это позволить.

— Опусти оружие! — Натан взвел курок. — Бросай меч, или я стреляю!

И он бы выстрелил. Но Тинкер метнулась между ними, встала лицом к Натану и вскинула руку, пытаясь отвратить опасность.

— Натан! Натан! Не надо! Он просто защищает меня. Он думал, что ты собираешься меня изнасиловать.

Натана передернуло.

— Скажи ему, чтобы он убрал меч. Боже, как по-эльфийски «полицейский»?

— Он… Он — страж порядка. — Тинкер обращалась к эльфу. — Убери меч, и он тебя не убьет. — Но тот смотрел упрямо и не слушал ее. — Я приказываю тебе спрятать меч в ножны.

Изумленный взгляд. Эльф неохотно подчинился.

— Убери пушку, Натан.

— Но кто это, черт побери?

— Он работает на Ветроволка. Убери пушку.

Натан сунул пистолет в кобуру и застегнул молнию на брюках. Тинкер подхватила полотенце и снова завернулась в него. Ей показалось, что за эти несколько минут оно уменьшилось в размере, и его было явно недостаточно, чтобы закрыть ее.

— Как его зовут? — спросил Натан.

Тинкер посмотрела на эльфа, ожидая, что тот ответит, поскольку вопрос был задан на самом обыкновенном, литературном английском языке. Но тот и глазом не повел. Не понял, значит.

— Ты хоть немного знаешь питсупавутэ? Человеческий язык, на котором говорят в Питтсбурге, то есть английский.

Эльф напряженно кивнул и сказал по-английски:

— Нет. Прекрати. Не надо. Вода. Туалет. Пожалуйста. Спасибо. Да. Иди.

Может, он специально перечислил эти слова в таком порядке, чтобы показать: он понял, что Тинкер отказывает Натану? Покончив с английским, он перешел на эльфийский:

— Ветроволк не предполагал, что вы уедете из дому, поэтому мое незнание питсупавутэ казалось несущественным.

— Как тебя зовут?

— Яростный Конь, Несущийся Галопом По Ветру. — Он произнес это по-эльфийски, «вэтата-ватару-тукаэн-ру-бо-таэли», и Тинкер скорчила недовольную рожу. — В семье меня называют Маленькой Лошадкой, поэтому доми зэ говорит, что я, скорее, По-ни.

— По-ни? Пони!

— Если вам это легче, я буду рад, если вы так и будете меня называть.

— Да. Спасибо, — сказала она и перешла на английский: — Его имя — Яростный Конь, но он говорит, что я могу называть его Пони.

Услышав забавное имя, Натан фыркнул, а потом глубоко вздохнул.

— Прости меня, Тинкер. Я не имел права так поступать.

— Это правда, черт тебя подери.

Она доверяла ему больше, чем кому-либо еще на этой планете. Ей бы хотелось повернуть время вспять и сделать так, чтобы Яростный Конь не вмешивался и у Натана оставался шанс отступить и извиниться. Самому. Она отчаянно хотела верить, что все так и случилось бы, ведь только тогда ее доверие к нему осталось бы непоколебимым. И все могло вернуться туда, откуда началось.

Натан взъерошил волосы, а потом стал их тянуть, словно хотел выдрать целый клок.

— Понимаешь, я столько лет так мучительно хотел тебя, и вот наконец я тебя получил. Ты должна была стать моей. Ничто не могло помешать нам пожениться, иметь детей, состариться вместе. Но тут явился этот Ветроволк, закружил тебя в вальсе и увел прочь. И я позволил ему. Позволил ему увести тебя, мать твою! И делать с тобой все, что ни придет ему в голову. Эти три дня я был как помешанный, искал тебя повсюду, и теперь… — Он протягивал к ней руку, в глазах его стояли слезы. — Словно он убил тебя, и все, что мне осталось, — лишь эльфийская тень. Я только хотел заявить свои права на тебя, пока он и это у меня не отнял.

— Ты что-то путаешь. А если…

Если что? Она не знала, что сказать, как все исправить. Эх, и разве можно хоть что-то исправить после того, как он едва не изнасиловал ее? После того, как Ветроволк превратил ее в эльфа? После того, как она таяла в руках Ветроволка? И сказала бы она «нет» Натану, если бы запах и прикосновения Ветроволка все еще не выходили у нее из головы?

— Если все было не так? — переспросил Натан. — Самое дерьмовое то, что все и было иначе, пока Ветроволк не сотворил это с тобой. И даже без спросу.

— Знаю, — прошептала она. — Слушай, дела сейчас и впрямь не фонтан. Я голодная, мне плохо, больно и страшно. Не проси меня принимать такие решения сейчас. Ты только пугаешь меня.

— Понимаю. Прости.

— Иди домой.

— Тинкер… Тинк… Пожалуйста…

Входная дверь отворилась, и вошел Масленка.

Масленка вошел со словами:

— Тинкер? Ты здесь? — и обомлел, обнаружив в комнате сердитого Яростного Коня, возбужденного Натана и завернутую в полотенце Тинкер.

При виде Масленки нервы у Тинкер сдали, и она кинулась к нему, заливаясь слезами. Брат обнял ее, не задавая вопросов, а мужчины обменялись напряженными взглядами.

— Думаю, тебе пора уходить, — тихо сказал Масленка, и Натан вышел, не проронив ни слова.

Положа руку на эфес, Яростный Конь взирал на Масленку с явным подозрением.

— Нагару, — представился Масленка, идентифицировав себя как «сына сестры отца Тинкер». Он всегда был сильнее в эльфийском, чем она. Они с Яростным Конем пустились в дискуссию на высоком эльфийском и говорили так быстро, что она не успевала понять, о чем идет речь. В конце концов Яростный Конь поклонился и покинул чердак. После этого Тинкер путано и сбивчиво, пытаясь опустить то, о чем говорить ей не хотелось, рассказала Масленке о Ветроволке и Натане.

— Погляди на меня: меня всю трясет.

— Раз ты три дня ничего не ела, то, наверное, просто ослабла, а сама этого не замечаешь. Яростный Конь пошел добыть какой-нибудь пищи.

— Да? — Она встала. — И где он найдет еду посреди ночи?

— Понятия не имею. Но почему бы тебе не одеться, пока он не вернулся?

Она послушно отправилась в спальню. И поймала себя на том, что роется в комоде, подыскивая трусики попроще. Взяла первые попавшиеся и натянула их. Чистые джинсы, футболка, носки и ботинки. Потопала по комнате. Да, так уже лучше. «Почти я».

За это время Масленка успел убрать посуду и вытереть стол, а теперь занялся мытьем кастрюль и тарелок. Она взяла чистое полотенце и стала вытирать посуду.

— Как ты думаешь, сколько времени у него это займет?

По чердаку пробежал свет фар, извещая, что Пони вернулся.

— Немного, — сухо ответил Масленка.

Она ласково шлепнула его полотенцем и отправилась открывать дверь.

Вошел Пони, таща набитые до отвала плетеные корзины, от которых исходил аромат божественно благоухающей пищи. Легко поставив емкости на стол, Пони открыл крышку и достал расписной сосуд с супом-лапшой из какого-то ресторана-анклава.

— Не знала я, что анклавы дают еду на вынос. — Тинкер уселась на скамеечку для ног, оставив два потертых и разнородных стула мужчинам.

— Я уговорил их сделать исключение. — Пони поставил перед нею лапшу. — Будет лучше, если вы начнете с этого.