Они не обсуждали роль Стерлинга, которая заключалась лишь в том, что он проводит Алексу в больницу, а потом отвезет ребенка Бринн и Стивену в Ричмонд. Но так же, как он поступил в декабре, когда Алекса в нем нуждалась, так и сейчас Джеймс взял ее под руку и никуда от себя не отпускал. Как и в декабре, в определенный момент этой ночи пальцы Алексы впились глубоко в ладонь Джеймса. Но он этого даже не заметил. Этой ночью Джеймс стал свидетелем чуда — чуда, о котором так часто рассказывала его мать, и всякий раз с величайшим благоговением.

— Здоровая девочка, — спокойно объявил доктор Лоутон, как только ребенок появился на свет.

Доктор и Алекса заранее договорились, что он сообщит ей пол и состояние здоровья новорожденного и ничего более.

— Прекрасная девочка! — с энтузиазмом подхватила сестра-ассистентка.

Доктор Лоутон слегка поморщился при ее словах. Он не сказал сестре, что ребенок будет усыновлен, поскольку не хотел, чтобы на Алексу было обращено особое внимание. Несмотря на то что Алекса была совершенно неузнаваема, да и Джеймс весьма изменился благодаря роговым очкам.

Младенец заплакал, объявляя о том, что его путешествие из теплого мира, где он прожил девять месяцев, благополучно завершилось. Наряду с объявлением в крике малышки содержался и вопрос: где то, другое, успокаивающее сердцебиение, так хорошо ей знакомое?

— Можно мне посмотреть на нее? — робко спросила Алекса.

— Конечно, — радушно откликнулась сестра. — Дайте только мне ее приготовить.

Несколько минут спустя девочка, чистенькая и сухая, завернутая в теплую пеленку, было бережно передана в материнские руки. Глядя на дрожащие пальцы Алексы, несмело прикасавшиеся к пухлым щечкам дочери, видя искреннюю любовь, от которой Алекса так решительно собиралась отказаться, Джеймс с трудом принялся подбирать очень непростые слова, которые ему предстояло сказать Бринн, Стивену и Роберту.

Сердце Бринн, так же как и сердца Стивена и Роберта, снова будет разбито. Но Алекса и Кэтрин станут счастливыми и помирятся. Разбитые сердца и… сердца исцеленные.

Однако Джеймс вдруг увидел в лице Алексы едва уловимую перемену. Мгновение спустя она прикоснулась губами к лобику дочери — самый нежный поцелуй любви — и, взглянув на медсестру, передала ей ребенка, прошептав:

— Спасибо.

— Девочка будет ждать вас в палате для новорожденных.

Алекса отрешенно кивнула и, не отрывая взгляда, проследила, как сестра с ее ребенком покинула комнату. Теперь они остались втроем — люди, знавшие правду, — доктор Лоутон, Алекса и Джеймс.

— Доктор, я могу покинуть больницу сегодня ночью? — спросила Алекса; все шло точно по плану, согласно которому она должна была вернуться в Инвернесс сразу же после родов.

— Да.

— А ты не хочешь остаться здесь, с ребенком, Алекса? — тихо предложил Джеймс.

— Не называй меня Алексой! — сердито предупредила она.

— Только мы трое…

— …только вы двое, — перебил доктор Лоутон. — Я оставляю вас наедине, — сказал он и тоже удалился.

— Алекса, — продолжил Джеймс, намеренно повторив ее имя, чтобы напомнить, кто она на самом деле: Алекса — мать, только что давшая жизнь ребенку — своему ребенку, а не Джульетта — романтическая героиня, роль которой прекрасно исполняла Алекса Тейлор.

— Я не изменила своего намерения, Джеймс, и не собираюсь. — «Хотя сердце мое требует обратного!»

Сердце ее действительно того жаждало, но то была битва, в которой Алекса снова позволила победить рассудку, — ради собственного ребенка. Кэтрин сказала, что она не права, и теперь Алекса знала, что горькая правда была на стороне младшей сестры, по крайней мере отчасти. Да, это не правильно для Алексы, для ее сердца, но это правильно, лучше для ее дочери. Ведь так? Да. Да.

— Прошу тебя, позвони Бринн и Стивену прямо сейчас.

— Нет.

— Черт тебя возьми! — Зеленые глаза Алексы наполнились слезами, и она прошептала:

— Пожалуйста, Джеймс, не поступай так со мной.

— Я хочу, чтобы ты осталась здесь на ночь и снова увидела свою дочь.

— Нет. Слишком рискованно здесь оставаться. Меня могут узнать.

— Хорошо. Я привезу ее в Инвернесс завтра, как только будет можно. Ты должна снова увидеть ее. Алекса, ты должна еще раз обо всем подумать.

— Я не должна больше видеть ее. — Воспоминание о мгновениях, когда она прикасалась, целовала и улыбалась очаровательной крохотной девочке, зачатой в такой большой любви, будет жить в сердце Алексы… вечно. — И я уже обо все подумала.

— Ты продумала все аргументы в пользу того, чтобы отдать ребенка Бринн. Но, Алекса, полагаю, ты не задумалась об аргументах в пользу того, чтобы этого не делать.

— Очень эгоистичные аргументы, Джеймс, и очень эмоциональные.

— Может быть, если бы мы поженились… — Прежде он об этом не говорил, будучи убежден, что его предложение не заставит Алексу изменить свое решение, а он не хотел прожить свою жизнь в роли шурина Кэтрин. — Ты выйдешь за меня замуж, Алекса?

— Ах, ты такой хороший! — прошептала Алекса, глядя сквозь слезы на любимого друга.

Джеймс так страдал, сражаясь с собственными демонами, но все же нашел в себе силы помогать ей. На мгновение сладкая мечта завладела Алексой. «Я смогу жить, любя свою дочь». Но Алекса прогнала эти мысли. Это была очень эгоистичная мечта и такая нечестная. Разве можно просить Джеймса прожить с ней жизнь, притворяясь отцом ребенка своего лучшего друга? Имеет ли она право лишать Джеймса шанса испытать любовь, которую испытала сама Алекса с Робертом? Нечестно просить Джеймса об этом, несмотря на то что он сам предлагал женитьбу, но более всего это нечестно по отношению к ребенку.

Лучшей жизнью для ее дочери, самой счастливой, будет жизнь с родителями, любящими друг друга так же глубоко, как Алекса любила Роберта. А этого она никак не могла предложить своему ребенку, не важно — со Стерлингом или без него.

— Джеймс, прошу тебя, позвони Бринн и Стивену. Я не собираюсь менять своего решения.

Тридцать шесть часов спустя вернувшегося из Ричмонда Джеймса Алекса попросила:

— Пожалуйста, расскажи мне!

— Зачем тебе это?