Миссис Свон. Хотите?…
Пайк. Нет, я просто подумал: не было ли у вашей сестры особой любви к шоколадным тортам?
Миссис Свон. Какая странная мысль! Флора не терпела шоколада ни в каком виде.
Пайк. А! Это интересно. Позвольте мне…
Пайк берет следующую страницу письма с чайного столика.
Входит Флора в сопровождении Кумарасвами, у которого в руках сложенный желтый зонт.
Флора. «Обзор достопримечательностей и пикник были чем-то вроде процессии. Президент Теософского общества держал надо мной желтый зонт, в то время как комитет следовал за нами на велосипедах, иногда по две персоны на велосипед, а дети мельтешили со всех сторон. Я чувствовала себя карнавальной фигурой, олицетворяющей Империю, или – если посмотреть на это иначе – „Угнетение индийского народа", и, разумеется, ты права, милая, но я никогда не видела человека менее угнетенного, чем мистер Кумарасвами».
Кумарасвами. Наши южные храмы лучше. Я сам южанин. Ваша разборчивость совершенно оправданна.
Флора (извиняющимся тоном). Я показалась вам разборчивой? Не вините в этом храмы. Убранство церквей…
Кумарасвами. Я полностью вас понимаю, мисс Крю.
Флора. Но я даже не знаю, что хочу сказать!
Кумарасвами. Это и не требуется.
Флора. Понимаете, по-моему, я не принадлежу ни к какой религии.
Кумарасвами. Понимаю! К какой религии, по-вашему, вы не принадлежите более всего?
Флора. Мистер Кумарасвами, оставьте перевертыши для Блумсбери [3]. От вас я ожидаю большего. «И я рассказала ему о декораторе жены Герберта, которого на смертном одре спросили, к какой вере он принадлежит. Он ответил: „Боюсь, что я поклоняюсь сиреневому"».
Кумарасвами (задумчиво). Я бы ответил, серому.
Флора. «Кажется, Индия мне понравится».
Пайк (с письмом). Кто это – Герберт?
Мисс Свон. Уэллс.
Пайк. А. (Осмысливает). Г. Г. Уэллс? Правда? (Осторожно). Вы не хотите сказать, что он и Флора?…
Миссис Свон. Видели бы вы свое лицо. Флора встретила его незадолго до отъезда.
Пайк. Какого отъезда?
Миссис Свон. В Индию. Где-то под Рождество или в Новый год. Кажется, у меня есть открытка из Парижа… (Она влезает в ящик для обуви). Вот, смотрите… оно?
Пайк. Париж, да… нет, тысяча девятьсот двадцать четвертый… это сувенир с Олимпийских игр.
Миссис Свон. Ах да, бегун с препятствиями. Флора принесла публичные извинения в Клубе искусств Челси. В беге с препятствиями нам медалей не досталось.
Пайк. Это правда, Элеанор?
Миссис Свон. Нет, Элдон, я не разрешаю вам писать книгу, даже если вы съедите целый торт. «Избранные стихотворения» были славным сюрпризом, и, конечно, «Избранные письма» будут превосходны, но биография – это наихудший повод все переврать.
Флора. «Пока что я Индии нравлюсь. Моя лекция собрала полный зал, собственно, полный дом мистера К., гораздо более осмысленный дом, чем у меня, с круглым двором, крытым плоским навесом. Так что у меня была и публика для райка, и рай для публики…»
Раздаются аплодисменты. Кумарасвами выходит к публике с Флорой. Ночь.
«…и все шло чертовски хорошо, пока…»
Кумарасвами. Мудрая и прекрасная мисс Крю согласилась ответить на ваши вопросы!
Флора, «…и первый же вопрос был…»
Слушатель. Мисс Крю, говорят, что вы близкий друг мистера Г. Г. Уэллса…
Флора. «…и я подумала: господи, как несправедливо! Проделать весь этот путь, чтобы о тебе распускали слухи, как в „Королевском вязе"…»
Пайк. Питейное заведение на Фулхэм-стрит в Челси.
Флора, «…но оказалось, что они не имели в виду ничего, кроме…»
Слушатель. Пишет ли мистер Уэллс свои знаменитые романы при помощи печатной машинки или он пользуется ручкой и чернилами?
Флора (твердо). Ручкой и чернилами. Авторучка фирмы «Уотермен», подарок его жены.
Одобрительный гул.
«Не то чтоб я имела об этом малейшее представление… Герберт не выказывал большого желания писать свои знаменитые романы, когда я была поблизости».
Пайк. Ф. К. встретилась с Уэллсом не ранее декабря, следовательно, их роман был краток и, вероятно, продлился лишь седьмого и восьмого января, которые она провела в Париже.
Флора. «Затем последовал прием с лимонадом и индийским виски…»
Флоре и Кумарасвами предлагают напитки на подносе. Со временем к ним присоединяется слушатель.
«…а также с закусками и беседами… Душа моя, это так трогательно. Они читают „Нового политика" и литературное приложение к „Таймс", будто это отрывки из Библии. Я не имею в виду Библию, но ты понимаешь, что я имею в виду. Они знают, кто что писал и о ком. Как дети, которые прижимают личики к ограде недоступного парка. Они спросили меня…»
Слушатель. Каково ваше мнение о Гертруде Стайн, мисс Крю?
Флора. О… «…и я не нашла в себе сил сказать, что она ядовитая старая кошелка, которая ездит в поезде по перронному билету…»
Пайк. Отвращение Ф. К. к Гертруде Стайн было встречено взаимностью во время их первой и единственной встречи, когда Стайн и ее компаньонка, Элис Б. Токлас, пригласили Флору на чай на рю де Флерюс, 27, в тысяча девятьсот двадцать втором году. В любом случае легенда о том, что Ф. К. восхитилась шоколадным тортом мисс Токлас и что Стайн пригрозила вырвать глаза Ф. К. или мисс Токлас, не заслуживает доверия. Ф. К. не любила шоколад ни в каком виде.
Флора. «Тогда я и встретила моего художника…»
Дас. Мисс Крю, позвольте поздравить вас с лекцией. Я нашел ее крайне интересной.
Флора. Спасибо.
Дас. Я был удивлен тем, что вы не упомянули Вирджинию Вульф.
Флора. Я редко ее упоминаю.
Дас. Знакомы ли вы с Джорджем Бернардом Шоу?
Флора. Да, я едва не оказалась в одной из его пьес.
Дас. Но ведь вы не актриса?
Флора. Нет. Это и помешало.
Дас. Что вы думаете о Джуммапуре?
Флора. Я только прибыла позавчера, но…
Дас. Конечно! Какая нелепость с моей стороны!
Флора. Вовсе нет. Я собиралась сказать, что мое первое впечатление…
Дас. Джуммапур ни в коем случае не сравнится с Лондоном. Вы живете в Блумсбери?
Флора. Нет, я живу в Челси.
Дас. Челси, разумеется! Мой любимый уголок Лондона!
Флора. О! Так вы…
Дас. Я мечтаю когда-нибудь посетить Лондон. Челси Тернера [4] и «Братства прерафаэлитов»! Россетти [5] жил на Чин-уок! Холман Хант [6] жил на Олд Черч-стрит. «Нанятый пастух» [7] был написан на Олд Черч-стрит! Как я был бы вдохновлен, если бы посетил Челси!
Флора. Вы художник!
Дас. Да! Нирад Дас!
Флора. Как поживаете?
Дас. Первоклассно. Благодарю вас. Могу ли я вручить вам подарок?
Флора. О…
Дас. Пожалуйста, не судите его строго, мисс Крю…
Флора. Спасибо!
Дас. Конечно, я пишу маслом, «Винзор и Ньютон» [8]. Если бы вам было угодно стать моей моделью для портрета, я смог бы отплатить вам за утонченный словесный портрет гущи и бучи литературной жизни Лондона.
Флора. Вы всерьез?
Дас. В высшей степени. (Он вынимает небольшой альбом для набросков и вырывает лист, который застенчиво протягивает ей.)
Флора. «…и он подарил мне карандашный набросок меня же, вещающей о литературной жизни».
Флора возвращается к Кумарасвами.
Пайк. Она упоминает карандашный набросок. Не знаете ли вы, что с ним случилось?
Миссис Свон. Я точно никогда его не видела. Я запомнила бы, если б он оказался среди того, что называлось ее имуществом. Это был один-единственный саквояж.
Пайк. Он все еще у вас?
Миссис Свон. Что? Ее саквояж? Господи, он уже тогда был разбитым старьем, а мы с Эриком постоянно переезжали. От вещей приходилось избавляться…