– Где будем проводить операцию? – Зомби-охранников Джои убрала из гостиной: Адезине не нравилось, как они пахнут.

– Лучше, чтобы человек спал, – сказала девочка. – Маму я нашла, когда она была в коме.

– Мне пока не хочется спать.

– Поднимемся в гостевую спальню, – предложила Мишель. – Ты просто ляжешь и попробуешь расслабиться.

– Мать твою. – Джои пошла к лестнице, Мишель с Адезиной за ней. Она опять выругалась при ребенке, но Пузырь в кои веки ее не одернула.

Внутри у Адезины все трепыхалось. Она, в общем, была уверена, что сумеет привести маму в голову тети Джои, но сумеет ли мама ее защитить, когда они окажутся там? Адезина любила тетю Джои, но боялась того, что сидело в ее темных коридорах и комнатах.

Мама с тетей Джои легли на кровать, Адезина пристроилась между ними. Тетя Джои лежала как деревянная, вытянув руки вдоль тела. Мама повернулась на бок, взяла ее за левую руку. Она немного расслабилась, и Адезина вошла в мамин ум.

Там ей было хорошо, как в большом доме, где много комнат, много воздуха и красивые виды. Кое в какие комнаты мама ее не пускала, объяснив, что там все очень личное и только для взрослых.

И еще там жили зайчики. Адезине они нравились, но она не понимала, зачем маме столько.

– Привет, детка. – Мама стояла у окон, держа на руках большого крола. – Готова? – Она опустила кролика на пол, и Адезина запрыгнула ей на руки вместо него.

– Готова, мам.

Только что Мишель была в собственной голове, как ее представляла себе Адезина, и вдруг оказалась с дочкой в доме Джои – больше, чем настоящий. Из холла тянулись длинные коридоры с множеством закрытых дверей.

– Джои? – Мишель старалась не орать Адезине в ухо, хотя и знала, что на самом деле та не сидит у нее на руках. – Ты где?

– Тут, – послышалось за спиной. Джои, моложе реальной, стояла в разноцветных пятнах от дверных витражей.

– Ох и напугала же ты меня. – Мишель потрогала резную настенную планку, украшающую весь холл. – У тебя здесь все по-другому.

– Да – не знаю уж, я это делаю или Тыковка. – Джои огляделась. – Если б я захотела обновить эту халупу, то, наверное, все так бы и выглядело. Входная дверь особенно клевая.

Мишель поцеловала Адезину и поставила на пол.

– Для тебя это конечная остановка, детка. Побудь тут, хорошо? Дальше мы с тетей Джои пойдем одни.

– Погоди. – Джои открыла первую слева дверь. – Я тут приготовила кое-что для Тыковки.

В комнате перед большим телевизором стоял пухлый диван с узором из хризантем. У окна-фонаря играли в шахматы два здоровенных зомби, а на диване сидели выдры – они ели попкорн и смотрели мультики. Адезина с радостным визгом плюхнулась рядом с ними.

– Выдры разве едят попкорн? – поинтересовалась Мишель. Джои, удивив ее, весело ухмыльнулась:

– Мой дом, мои правила. Адезине они нравятся, вот и ладушки.

– Ну что, пошли?

– Пошли, – посерьезнела Джои.

– Веди – я не знаю, где здесь начало.

– Вон там. – Джои взяла Мишель за руку, удивив ее еще больше. Они свернули в предпоследний из коридоров. На тускло-серых стенах светильники с частично перегоревшими лампочками, на полу дорожка с зеленовато-коричневым волнистым узором. По три двери с каждой стороны, и одна в торце. Джои замедлила шаг, и Мишель приходилось тащить ее за руку.

– Я понимаю, тебе не хочется, но это единственный выход.

– Знаю, – ответила Джои, открывая первую справа дверь.

Хлынувшее в коридор солнце на миг ослепило Мишель. Она поморгала, и расплывчатые силуэты преобразились в людей.

Они с Джои стояли на вершине холма. Под ними высокая гибкая женщина в летнем платье смеялась над шуткой своего кривоногого спутника и пила что-то из высокого стакана. Рядом бегала девочка, маленькая худышка.

– Это мама, а это я, – шепотом пояснила Джои.

– Сколько тебе здесь? – Мишель не могла оторвать глаз от этой золотой, мирной картины.

– Одиннадцать…

– Что ж ты плачешь? Эта девочка счастлива.

– Последнее, блин, хорошее воспоминание в моей жизни.

Маленькая Джои, с косичками, в розовой майке и комбинезоне, запрокидывала голову и хохотала совсем как мать.

– На хрен. – Взрослая Джои захлопнула дверь, погасив солнечный день, и перебежала к другой. В комнате стояла кровать, на ней сидели мать с дочерью. Мать непричесанная, в грязном домашнем халате, Джои в голубой футболке и старых, но чистых джинсах.

– Я тебя никогда не оставлю, детка, – бормотала женщина, перебирая ее косички. – Не знаю, откуда у тебя такие мысли взялись.

– Но ты все время лежишь, мам. – Джои погладила ее по щеке. – И все забываешь, и не ешь ничего…

– Ты же знаешь, детка, у мамы плохая память. – Мать откинулась на подушки, и Мишель заметила раздутый живот, серую кожу, пожелтевшие белки глаз. – Всегда такая была. Дядя Эрл Джон поможет мне вспомнить, что нужно.

– Я не люблю дядю Эрла. Не знаю, зачем он тебе.

– Деточка… – Мать, сделав усилие, снова села. – Когда ты вырастешь, то поймешь, что одной прожить трудно. Дядя Эрл Джон о нас заботится, все для нас покупает.

– К черту его покупки!

Мать дала дочке пощечину.

– Не смей так выражаться! – Женщина говорила сердито, но глаза выдавали страх.

Взрослая Джои потерла щеку вслед за подростком. Мишель не знала, что и сказать, – ее собственные родители были далеко не подарок, но хотя бы руки не распускали.

– Боже мой, – расплакалась женщина, прижимая дочку к себе. – Прости меня, детка. Я так тебя люблю, так хочу, чтобы тебе хорошо было. Дядя Эрл Джон за тобой присмотрит. Он обещал.

– Тогда она ударила меня один-единственный раз, – со слезами проговорила Джои. – И ни мужьям своим, ни хахалям пальцем меня тронуть не позволяла. Ее они лупили почем зря, а меня нет. – Она снова вывела Мишель в коридор и захлопнула дверь.

– Куда теперь, в самый конец? – Мишель показала на дверь в торце, где мигали лампочки.

– Нет. – Джои отступила на шаг, вытирая мокрые щеки.

– Может, там и есть то, что мы ищем. – Мишель потащила Джои к дальней двери. Та упиралась, но Мишель уже вошла. Теперь они смотрели сверху на кладбище, где у небольшого склепа собралась кучка скорбящих.

Юная Джои в темно-синем платье заливалась слезами, кривоногий мужчина из первой комнаты гладил ее по спине. Мишель при виде этого покрылась мурашками и вдруг перенеслась в гостиную одноэтажного домика.

На карточных столиках стояли кастрюльки. Женщины наполняли тарелки и уговаривали Джои что-нибудь съесть, мужчины выпивали на кухне, Джои плакала, сидя на ветхом диване.

За окнами стало темно, но она так и сидела, подтянув к подбородку колени. Все уже разошлись, кто-то прибирался в гостиной.

– Детка… – Джои не обернулась, но Мишель посмотрела и увидела в дверях кривоногого с пятнами пота на рубашке, в распущенном галстуке. Дядю Эрла Джона. – Детка! – повторил он. От него разило спиртным. – Слышишь, нет?

– Не называй меня так, – произнесла девочка. – Только мама так меня называет.

– Загнулась мамка твоя, спилась-скололась. Сколько ж я бабок вбухал в нее – ну ничего, ты мне отработаешь. Будешь убираться, готовить. И спать со мной тоже будешь.

Он сдернул Джои с дивана. Мишель инстинктивно попыталась пустить пузырь, но у нее ничего не вышло. Ясно почему: это память Джои, где она лишь зритель. Куда, кстати, подевалась взрослая Джои?

– Пусти! – кричала девочка, и Мишель временами видела вместо ее лица лицо своей взрослой подруги. Она отбивалась, но где ей было сладить с дядюшкой Эрлом.

«Нет, – мысленно твердила Мишель. – Не хочу я этого видеть».

Теперь она перенеслась в спальню. Из ванной падала полоса света, разило бурбоном.

На потолке было бурое пятно от протекающей крыши. Джои хорошо помнила, как оно выглядит – по краям темнее, чем в центре. Он силой раздвинул ей ноги, она закричала. Он освободил одну руку и стал возиться со своими штанами. Пятно было похоже на штат Иллинойс.