В первых числах марта командованию стало известно, что, по данным разведки и перебежчиков, в районе Альма-сан – Сигуэнса – Альгора – Ариса сосредоточились какие-то итальянские части и в последние дни наблюдается усиленное передвижение по Сарагосской дороге в направлении Сигуэнсы.
– Не исключена возможность, – сказал мне Петрович (К. А. Мерецков), – что итальянские интервенты готовятся наступать в направлении Гвадалахара – Мадрид. Командование фронта пока еще не придает Гвадалахарскому направлению большого значения, оно предполагает очередное наступление мятежников вблизи Мадрида. Нам надо быть готовым ко всяким неожиданностям, поэтому поручаю тебе вместе с небольшой оперативной группой из штабных офицеров выехать в 12-ю пехотную дивизию и выяснить обстановку на этом участке фронта.
Дождливым утром 7 марта мы выехали из района Алькала-де-Энарес в направлении Альгоры в штаб 50-й бригады 12-й дивизии. Машина ровно шуршала шинами по мокрой дороге, с фырканьем глотала километры. Ненастная погода сказывалась на настроении, и на душе было неспокойно. Мы поеживались, сидя в машине, озабоченно поглядывая по сторонам, где на серо-бурых полях смутными контурами обрисовывались какие-то предметы. Я машинально начал считать их:…пять…шесть…семь. Серия частых и сильных разрывов вернула меня к действительности. Мы попали под орудийный обстрел. Шоферы выключили моторы. Мы выскочили на обочину дороги, тщетно стараясь определить, откуда ведет огонь батарея. Обстрел производила дальнобойная артиллерия, которой до этого у мятежников не было.
Кто-то сказал, что до Альгоры осталось километров семь-восемь и штаб должен быть где-то поблизости. Оставив машины в укрытии, мы отправились его искать. Но, несмотря на все старания, обнаружить его не удалось. Не знали место его расположения и в штабе соседнего батальона, на который мы случайно наткнулись. Командир батальона, молодой, небольшого роста, с веселым лицом испанец Маноло, узнав, кто мы такие и зачем прибыли, с большой охотой принялся рассказывать о своих подразделениях и о том, как его бойцы мужественно дерутся против мятежников. Из его слов выяснилось, что в батальоне двести пятьдесят человек, двенадцать из них больны.
– Фронт обороны пять километров, а оружия и боеприпасов у меня в обрез. Основные усилия сосредоточиваем на Французском шоссе, – закончил свой рассказ комбат.
Мы заинтересовались, какие силы привлечены для обороны главного направления, и захотели посмотреть передовую линию. Маноло пожал плечами и выразил явное неудовольствие:
– Зачем смотреть, где и кто обороняется? И так все ясно.
Потом с неохотой решил показать нам свои позиции. До окопов было около трех километров. Я был молод, и расстояния меня не пугали. Дождь уже давно кончился, и сквозь лохматые тучи, клочьями висевшие над нами, проглядывали бирюзовые оконца неба. Я бодро шел, мурлыкая марш Буденного, футболя палки и камни, которые вместе с комьями налипшей грязи далеко летели вперед. Маноло без умолку тараторил, показывая кулаком то в сторону противника, то поднимая этот кулак вверх.
Марио перевел несколько его фраз: «Мы знаем, что идут наши танки, дивизия Листера, интернационалисты 12-й бригады генерала Лукача, 11-я интернациональная бригада коммуниста-немца Ганса Кале. Вот они-то крепко дадут по зубам макаронникам».
Когда он перевел последнее слово, я полушутя заметил:
– Как, Марио, реагируешь на то, что пророчит твоим землякам комбат Маноло?
Он совсем серьезно ответил:
– Что за вопрос? Очень буду рад, хотя, к сожалению, это и касается моих земляков. «Гусь свинье не товарищ», как говорят у вас, – закончил Марио.
Вдали виднелись какие-то канавы, и мы гуськом, пристроившись за комбатом, побежали туда. Это и была, как пояснил Маноло, передовая. В траншее сидели человек двадцать солдат и унтер-офицер. Выяснилось, что оборона состояла из трех необорудованных окопов, каждый из которых был рассчитан на четыре-пять солдат. О какой-либо маскировке говорить не приходилось: возле окопов большими грудами была навалена рыжая, раскисшая от непогоды земля. На дне окопов стояла вода. Создавалось впечатление, что солдаты влезли в эти ямы с водой только перед нашим приездом. Кроме командира роты и старшего офицера штаба батальона, сюда никто никогда не приходил.
Я спросил унтер-офицера:
– Как вы предполагаете держать оборону, если противник начнет наступление?
– Пока итальянцы будут далеко от наших окопов, мы откроем огонь, а приблизятся – сменим огневые позиции и отойдем в тыл. Другого выхода нет.
– Здесь двадцать человек, пулеметы, орудие… Если их замаскировать и правильно приспособить к стрельбе, смело можно задержать противника, наступающего вдоль дороги. Вправо же и влево от дороги итальянцы вряд ли пойдут, там они увязнут в грязи и не смогут наступать.
– Так-то оно так, – ответил унтер, – но солдаты не хотят зарываться в землю. Они говорят, что мы не кроты и что только трусы прячутся в землю. Но мы еще посмотрим, кто из нас трусы, – закипятился он. – Пусть только сунутся итальянцы.
– А почему вы так уверены, что будут наступать именно итальянцы?
– Вот тебе номер?! – на его лице отразились одновременно снисходительность и удивление. – Они уже третьи сутки как сосредоточиваются, – показал он рукой в направлении противника. – Вечерами слышны их разговоры, они поют итальянские песни…
Мы обратились к Маноло:
– А вы что-либо знаете о сосредоточении итальянцев?
– А как же! Нам хорошо известно, что вчера вечером они сменили мятежников, которые ушли в тыл.
– А командир бригады знает что-либо об этом?
– Вряд ли. Штаб бригады находится в пятидесяти километрах отсюда, в Торихе, и им не до нас.
Было ясно, что оборона построена примитивно, тактически безграмотно и в лучшем случае походила на линию боевого охранения, сделанную наспех. Перед взводом имелось проволочное заграждение в один или два кола, его можно было свободно, не зацепив проволоки, перешагнуть.
Такая же картина наблюдалась и на участке других двух батальонов. Все они были вытянуты в один эшелон, без резервов. Четвертый батальон, состоящий из новобранцев, не имел оружия и находился в Торихе при штабе 50-й бригады. Кроме того, бригаде были приданы три батареи трехорудийного состава.
После ознакомления с оборонительным рубежом 50-й бригады нам стало ясно, что в случае вражеского наступления фронт бригады будет моментально прорван и противник без особого труда достигнет своей цели.
Из 50-й бригады мы направились в следующую бригаду 12-й дивизии. Приехали туда уже затемно. Из разговора с офицерами выяснилось, что в бригаде только два батальона и нет ни одного пулемета, бойцы вооружены лишь винтовками. Оба батальона также вытянуты в ленточку в первом эшелоне. Штаб размещался в деревне Хадраке, о противнике в штабе имели смутное представление. Бригаду поддерживала одна батарея четырехорудийного состава.
Поскольку командир и комиссар были в это время в Мадриде, мы не стали терять зря времени и поехали в штаб дивизии.
И вот на рассвете 8 марта добрались до Бриуэги, где находился в то время штаб 12-й пехотной дивизии. Из руководящего состава штаба удалось найти только одного офицера, представившегося ответственным оперативным дежурным, в обязанность которого входило, как мы потом поняли, держать связь со штабами бригад и в случав наступления противника немедленно поставить в известность командира и комиссара дивизии.
– А вы думаете, что итальянцы на самом деле на вашем фронте будут скоро наступать?
– Да, по всем данным, которые мы имеем, они должны наступать, – последовал ответ.
– Ну, а почему же командиры и штаб 50-й бригады так далеко стоят от войск?
– Это в мои обязанности не входит. Командуют дивизией командир и комиссар, и только они могут дать приказ о перемещении штаба бригады вперед, к линии фронта.
Из его ответов было видно, что он грамотный и толковый офицер, но делает и выполняет только то, что ему скажут. Мы узнали, что на фронте протяженностью в 75 километров вытянуты в ниточку девять батальонов, малочисленных, плохо вооруженных и слабо обученных. Четыре из них состоят из новобранцев, не имеют оружия и находятся в тылу, далеко от линии фронта.
