А вечером, как правило, куда-то пропадал. Говорил, что ездит в Мадрид к друзьям.

– Зазнобушку нашел? – пытался прощупать я его.

– Верен своей вдове и ее дому, – в тон отвечал он. – Друзья манят.

Он несколько раз звал меня с собой, обещал познакомить с друзьями. И однажды мы с Марио решили посмотреть на дружков Савченко.

Субботним вечером отправились в Мадрид. Разыскали нужный дом. В большой, хорошо обставленной квартире собралось человек десять военных. Одни играли в карты, другие, устроившись на диване и в креслах, вспоминали родные места. Один пожилой майор, назвавшийся Злобиным, рассказывал о Зауралье. Он родился где-то в Курганской области.

– А Колчака видели? – спросил его молодой парень, который и Россию знал только по рассказам.

– Как с тобой, рядом стоял, – приосанился майор.

– Ну и как он?

– Злой был, а командовать умел. Жаль, не повезло.

– Марионетка на веревочке был твой Колчак, – подошел к компании изрядно подвыпивший капитан в форме интербригадца. – Продал Россию-матушку…

– Много ты понимаешь, сосунок. Наверное, удирал первым из Одессы, да еще и золотишка прихватил.

– Да за такие слова…

– Полегче, камарада, – одернул его майор. – Не забывайтесь, где находитесь. Бросьте свои дурацкие привычки.

Оставаться в этом доме было свыше моих сил. Незаметно выбрались из квартиры.

На следующий день в эскадрон позвонил Листер и приказал мне возвращаться в бригаду, Я тепло попрощался с Триго, советовал внимательнее присматриваться к Савченко и уехал. Листер встретил меня шумно и радостно:

– Знаю, поработал много. Только что это у тебя кавалеристы после первых занятий дня два на коне сидеть не могли?

– Разучились сидеть в седле.

– Ну и задал ты им жару, – смеялся Листер.

Я рассказал о подозрениях, которые вызвал Андрей. Листер внимательно выслушал, потом задумчиво произнес? «Вот и у меня что-то душа к нему не лежит. Потом эта странная затея с поездкой в Канаду».

И он обещал поручить кое-кому внимательно присмотреться к офицеру. Тут же Листер стал рассказывать о новостях. Нашу бригаду, оказывается, переформировывают в дивизию. Ожидается приказ командования Центрального фронта, которое готовит разгром армии Тахо. Листеру предписывалось принять еще три бригады. Он был рад этому сообщению и с энтузиазмом взялся за дело. Только одно волновало его, кого назначить командиром бригады, которой долгое время командовал он. Несколько дней обсуждал и обдумывал подходящие кандидатуры, браковал их и снова предлагал новые имена. Он так трепетно и сердечно заботился о бригаде, что можно было подумать, будто выдает замуж родную дочь. Впрочем, все мы понимали его. Бригада служила образцом для других частей. И конечно, Листер хотел, чтобы слава ее продолжала жить. Наконец вечером он позвал меня к себе и без предисловий спросил:

– Как думаешь, Пандо справится?

– Это тот, что командовал батальоном?

– Да, майор, врач по профессии. Только говори прямо, не стесняйся.

– По-моему, справится. Волевой, инициативный, смелый и грамотный командир.

– Я тоже так считаю. А ты пойдешь к нему работать?

Конечно, Листер давно уже принял решение назначить майора Пандо, но, видно, хотел на ком-то проверить правильность своих действий. И теперь остался доволен. Первая забота свалилась с его плеч. Но осталась еще одна. Предстояло наладить обучение бригад, которые вливались в дивизию. А учеба такая нужна была как воздух.

В дивизии начали работать «университеты». Занятия велись с командирами всех рангов. Обычно проводились короткие тактические летучки по определенным темам, а потом все выезжали в поле и здесь все воспроизводили на местности. За примерами далеко ходить не приходилось. Как правило, разбирали боевые эпизоды недавних операций. Так, когда работали над темой «Действие бригады в наступательном бою», подробно разбирался последний бой за телеграф. Он был поучителен и давал много пищи для размышлений. Этот пример особенно хорошо показывал значение тесного взаимодействия родов войск при наступлении. Это было одно из слабых мест у республиканцев. Так, вся артиллерия, хотя ее и было мало у республиканцев, подчинялась непосредственно высшему командованию и стреляла по заранее намеченным целям.

Бывало, артиллерия отстреляет по плану высших артиллерийских начальников и помалкивает, хотя нужные цели на пути бригады остались неподавленными.

Танки тоже часто отрывались от пехоты, уходили далеко в тыл противника, а после, изрядно поработав, отправлялись на заправку. Наставала очередь пехоты. Подымается она в атаку и тут же падает подкошенная пулеметным и артиллерийским огнем. Наступление приостанавливается. И получалось, что безуспешно работали и танкисты, и артиллеристы, и пехотинцы.

Однажды во время боев в районе Лас-Росас и Махадаонда мы наблюдали очень странную картину: все сидели на наблюдательном пункте и ждали начала атаки. Из-за сильного тумана она должна начаться позже назначенного срока. Коля Гурьев пристроился у бруствера и, пользуясь короткой заминкой, сочинял домой письмо. Чернил в ручке оказалось мало, и он то и дело, сердясь, встряхивал ее. Я листал испанско-русский словарь и пытался выучить еще десяток слов. Неожиданно нашу идиллию нарушил сильный грохот. Началась беспорядочная стрельба по широкому фронту. Била наша артиллерия. Мы взглянули на часы. До атаки оставалось еще тридцать минут.

– Что они делают? – обратился я к Коле. – Ведь этот огонь предназначался для обеспечения действий бригады.

– Сам ничего не понимаю, – пожал он плечами. – Нет, ты посмотри, Саша, они же бьют по пустому месту, там ведь никого нет. Может, Листер приказал?

– Не может быть. По нашему приказу артиллеристы должны начать стрелять только через десять минут и бить не туда, куда сажают твои артиллеристы, а по конкретным целям.

– Ничего не понимаю, – разводил руками Коля. – У нас же снарядов с гулькин нос. Если они все выложат по пустому месту, то атака бригады захлебнется.

Мы стали мучительно искать выход. Дело оборачивалось совсем плохо. Что же предпринять?

– Ты можешь приостановить огонь? – спросил я Колю.

– Это не в моей власти. Попробую только уговорить.

Он вызвал по телефону командира дивизиона капитана Переса и стал его умолять прекратить бесцельный огонь. Командир дивизиона был неумолим:

– У меня приказ высшего командования.

– Но вы же в чистое поле лепите, – сердился Коля.

– Отменят приказ – прекратим.

Артиллеристы продолжали без толку пахать поле. Медлить было нельзя. И я решился рискнуть. Выхватив у Коли трубку, как можно строже крикнул Пересу:

– Говорит капитан Павлито. Энрике Листер приказывает прекратить огонь. За невыполнение приказа – под суд.

И бросил трубку.

Через несколько секунд пушки смолкли. Мы с Колей вызвали по телефону Листера и рассказали о случившемся. Он выслушал и лаконично произнес: «Правильно сделали. Сейчас приеду».

Но его опередил офицер главного артиллерийского штаба. Он узнал от Переса, что добровольцы по имени Коля и капитан Павлито под угрозой ареста приказали прекратить стрельбу. Офицер тут же сообщил обо всем в штаб, а оттуда последовало распоряжение: «Задержать подозрительных «добровольцев» до выяснения существа дела».

Офицер приказал арестовать нас.

«Ну, – подумал я, – дело дрянь. Листера нет, заступиться некому. Сейчас свяжут и отправят в штаб. А по дороге, чего доброго, и в расход пустят „при попытке к бегству“. Такие случаи здесь бывали».

Мы стали протестовать, требуя, чтобы до прихода Листера нас не трогали. Марио не на шутку струхнул, нервничая, с трудом переводил:

– Права не имеете, – защищал нас Марио.

– Поговоришь еще о правах, сам угодишь с ними, – один из артиллеристов сильно толкнул его в грудь так, что бедный Марио показал нам только каблуки и подошвы ботинок. Кто-то из работников штаба Листера тут же дал «леща» артиллеристу в отместку за Марио. Началась потасовка, брань, ругань. Под этот шум мы с Колей и удрали.