Не только потому, что она оказалась здесь.

При этой мысли Аннабель чуть не оступилась, и по телу ее поползли мурашки. Как же это получилось? Истинно афганское презрение к врагам незаметно переросло в дружбу? Но почему? Из-за любви к Киту? Из-за приятельских отношений с Колином и Бобом? Или потому, что она поладила с Харли? Или была какая-то другая веская причина? А может, наружу яростно прорвалось то, что было заложено в детстве, а потом забыто под влиянием Акбар-хана? И Айша снова превратилась в Аннабель, новую, повзрослевшую Аннабель?

Эти мысли очень беспокоили ее, но и странным образом возбуждали. Аннабель все больше хотелось принести пользу своими знаниями и опытом. Коль скоро она англичанка, значит, обязана служить своему народу. К тому же у нее – большие преимущества: никто здесь не знает афганцев так, как она. Ну можно ли отказываться от помощи, оказавшись в безвыходном, трагическом положении?

Аннабель вошла в дом, целиком погруженная в свои раздумья, и очнулась, только когда Харли встревоженно спросил:

– Мисс, с капитаном ничего не случилось?

– Нет, Харли. Ты знаешь, что произошло?

Бесстрастное лицо денщика исказилось гримасой угрюмого отвращения.

– Да, мисс. Чертовски позорная вышла штука, прошу прощения, мисс.

– Я бы не стала судить так строго, – возразила Аннабель. – Может быть, скоро нам всем придется столкнуться лицом к лицу с гази и их шимитарами.

– Ну уж мою-то спину они не увидят, – заявил Харли и, тяжело ступая, отправился на кухню.

Кит вернулся поздно.

– Насколько я понимаю, у вас с леди Сэйл состоялась дружеская беседа, – сразу же сказал он, жадно принюхиваясь к аромату тушеного антилопьего мяса.

Аннабель поставила на стол пиалу и удивленно взглянула на Кита:

– Как смог ты так быстро узнать об этом?

– По пути домой меня перехватил ее слуга, – сухо ответил Кит. – Леди Сэйл попросила, чтобы я нанес ей короткий визит. – Он с довольным видом поднес ко рту полную ложку. – Поскольку я знаю, как ты добывала ингредиенты для этого кушанья, оно должно было бы застрять у меня в глотке. Но почему-то этого не происходит.

– В нынешней ситуации было бы верхом глупости портить себе аппетит по такой причине. В военном городке ты один ляжешь сегодня спать сытым, – ловко парировала Аннабель. – Так что сказала леди?

– Она хотела выяснить, кто ты. Очевидно, ты вела себя не слишком вежливо. – И он вопросительно приподнял брови.

– Я была с ней очень любезна. Но леди засомневалась, что я из Пешавара. Кроме того, она заявила, что давно тебя знает и потому тебе не удастся морочить ей голову. Ты не убедил ее, отрицая слухи о любовнице-англичанке.

– Ну, – пожал плечами Кит, – я сказал, что это не ее дело, и, увы, расстались мы не в лучших отношениях.

– О Господи! Наверное, это моя вина.

– Ты права, – согласился Кит все тем же сухим тоном.

– Но как можно сейчас придавать значение такой ерунде?! – воскликнула Аннабель, искренне расстроившись.

– Когда все вокруг рушится, условности разного рода и церемонии становятся особенно важны, – спокойно объяснил Кит. – Обычаи, ритуалы, общепринятые нормы поведения – только они и остаются. Если и это исчезнет, люди, подобные леди Сэйл, лишатся сил и надежды.

Киту вдруг пришло в голову, что всего несколько месяцев назад он не сделал бы ни малейшей попытки не только оправдать, но даже понять тех, кого так легкомысленно называл тогда допотопными кретинами и занудами.

– При всей своей ограниченности леди Сэйл обладает незаурядной энергией, – продолжал он. – И для многих будет лучше, если она сохранит ее. В нашем городке полно женщин, которым нужен лидер. Леди Сэйл волей своей поддерживает их.

– Понимаю. Я сказала ей примерно то же самое.

Настала очередь Кита удивляться:

– В самом деле?

– Да, и, по-моему, леди Сэйл это понравилось, – решительно ответила Аннабель. – Она даже сказала, что хоть я и бесстыжая шлюшка, но рассуждаю верно.

Кит рассмеялся, правда, не слишком искренне. И все же Аннабель показалось, что дело идет на лад.

– Ну, и что же вы решили? – обратилась она к более важной теме, подлив ему чая.

Кит нахмурился:

– Пока ничего. Эльфинстон хнычет, Макнотен пыжится, а Шелтон ругается сквозь зубы. После ужина вернусь в штаб.

– Позволь и мне пойти с тобой, – настойчиво попросила Аннабель.

– Ох, не смеши меня! Только тебя там не хватало. – Он отодвинул стул. – Чтобы окончательно все запутать.

– Кит, мне так обидно слышать это. Почему же я все запутаю?

Кит с трудом сдерживался: это было заметно по его голосу и выражению лица.

– Милая, я не собираюсь представлять тебя как бывшую наложницу Акбар-хана, не хочу вдаваться в интимные подробности твоей жизни. А если я не сделаю этого, никто не поверит перлам твоей мудрости. Они увидят в тебе мою любовницу, только и всего. А меня посчитают за сумасшедшего, который мелет всякий вздор, чтобы произвести впечатление. Макнотен расхохочется мне в лицо, а Эльфинстон наверняка начнет беситься по поводу сомнительного поведения кавалерийского офицера, который держит у себя в доме столь экзотическое существо, то есть тебя.

Аннабель пожала плечами и отвернулась.

– Хорошо, в таком случае я, пожалуй, пойду в постель.

На мгновение Кит приостановился в нерешительности. Ему ужасно не хотелось оставлять Аннабель обиженной и расстроенной. Но на утешение сил не хватало: слишком сам он устал и был подавлен.

– Когда вернусь, не знаю, – сказал он, застегивая пуговицы на мундире.

– Я наверняка уже буду спать, – холодно отозвалась Аннабель. – Доброй ночи. – И, прошмыгнув мимо Кита, выскочила из столовой.

– Проклятие!

Кит хотел было догнать ее, но, словно пытаясь унять раздражение, покачал головой. Нет, он не вынесет еще одну ссору: эта последняя капля переполнит чашу его терпения.

Бесконечные споры длились всю ночь напролет. В кабинете генерала, где клубами плавал табачный дым, звучали едкие обвинения в адрес друг друга, вносились и тут же отвергались самые разные предложения, едва достигнутое согласие перерастало в раздоры.

Тут уж Киту и вовсе стало не до Аннабель и ее уязвленных чувств. Утром поверенному в делах доставили письмо из Кабула. И усталость, вызванную бесплодными ночными дискуссиями, как рукой сняло.

– Это письмо от Осман-хана, – объявил сэр Вильям, пробежав глазами листок.

– А, тот самый вождь, который вчера отозвал своих людей, – вырвалось у Колина.

– А откуда вы знаете, Маккензи? – удивился Макнотен. Он явно был недоволен этим замечанием.

Колин с беспокойством взглянул на Кита, но тот уставился в потолок, не желая помогать другу.

– Случайно услышал от кого-то, – наконец выдавил из себя Маккензи.

Макнотен надулся, помолчал немного, а потом продолжил:

– Так вот, Осман-хан утверждает, что мы потеряли бы военный городок и всех наших солдат, если б он позволил вчера своим людям воспользоваться плодами победы. – Поверенный в делах обвел взглядом угрюмые лица сидевших за столом: слова Осман-хана ни у кого не вызывали возражений. – Но вожди явно не собираются заходить так далеко. Они хотят одного: чтобы им позволили мирно править своей страной и выбирать шаха по собственному усмотрению.

В окутанной дымом комнате воцарилось гнетущее молчание. За окнами пробивался зимний рассвет. Генерал Эльфинстон, утопавший в кресле, насвистывал какую-то жалобную мелодию.

Сэр Вильям откашлялся и учтиво спросил:

– Генерал, вы считаете, что мы сможем удержать свои позиции в Афганистане?

– Сомнительно, Макнотен, – ответил Эльфинстон, и на этот раз его голос звучал довольно твердо. – Предлагаю вам все силы отдать ведению переговоров.

Все вздохнули с облегчением: неизбежное решение наконец было принято, и появился хоть какой-то, пусть и плохонький, план действий. Тщетные надежды отыграться остались в прошлом.

– В таком случае надо обговорить условия с афганцами, – сказал поверенный в делах.