«Может, если я немного выпью…» — решил он.

Карл налил себе бренди, но больше расплескал на стойку. Он быстро проглотил спиртное.

«Так-то лучше… Что ж, в конце концов, я могу установить рыцаря на куранты. И если я закреплю его в раме, он станет не опасен. Он не сможет выбраться оттуда, какие бы слова он ни услышал…»

Ученик часовщика в страхе огляделся. В таверне царила могильная тишина. Он раздвинул занавески и выглянул в окно, но не увидел на городской площади ни единого огонька. Кажется, весь мир погрузился в сон и только ученик часовщика не спал, да ещё маленькая серебристая фигурка с мечом.

— Да, я это сделаю! — решился Карл.

Он набросил холстину на сэра Айронсоула, торопливо натянул пальто и шапку и поспешил на улицу — нужно было отпереть башню и подготовить куранты.

Пока всё это происходило, ещё одна душа не спала — маленькая Гретель, дочка хозяина таверны. Сон никак не шёл к ней, и всё из-за истории, что рассказывал Фриц. Ей не давало покоя одно место из этой истории. Не часовой механизм в груди мёртвого принца и не покрытые пеной, обезумевшие от страха лошади, которых погонял мёртвый возница. Нет. Она не могла забыть принца Флориана.

Гретель думала: «Бедный маленький мальчик! Он вернулся домой, но каким ужасающим было его возвращение!» Она пыталась вообразить, каких страхов он натерпелся, один-одинёшенек в санях, с мёртвым отцом на облучке. Девочка дрожала под своими одеялами и мечтала утешить маленького принца.

И оттого, что ей не спалось и она замёрзла в своей постели, Гретель решила спуститься вниз и немного посидеть в таверне около печки. Она накинула на плечи одеяло и на цыпочках спустилась по лестнице как раз в тот момент, когда куранты на башне стали бить полночь. В таверне никого, конечно, не было. Огонёк в лампе едва теплился, поэтому она не заметила завёрнутую в холстину фигурку, стоявшую в углу, и присела у печки, чтобы согреть руки.

— Ну и дикая же, доложу я вам, история! — бормотала она себе под нос. — Вот уж не думаю, что нужно рассказывать про такое. Истории о призраках и скелетах — ещё куда ни шло, но на этот раз Фриц зашёл слишком далеко. Все так и подпрыгнули от страха, когда появился тот старик! Как будто Фриц вызвал его, словно духа, из небытия. Как доктор Фауст, якшавшийся с дьяволом…

Холстина тихо упала на пол, и маленькая металлическая фигура повернула голову, взмахнула мечом и начала двигаться по направлению к Гретель.

Когда принц Отто женился на принцессе Марипозе, весь город ликовал: в парках зажигались фейерверки, в танцевальных залах всю ночь гремели оркестры и над всеми крышами развевались флаги и знамёна.

— Наконец-то у нас появится наследник! — радовались люди, опасавшиеся, что правящая династия может угаснуть.

Однако время шло, а детей у принцессы Марипозы и принца Отто всё не было. Супруги советовались с лучшими докторами, но и после этого не дождались ребёнка. Принц с принцессой совершили паломничество в Рим, чтобы получить благословение святейшего папы, однако и это не помогло. И вот однажды, когда принцесса Марипоза стояла во дворце у окна, она услышала перезвон соборных курантов и сказала:

— Я хотела бы иметь ребёнка, звонкого, как колокольчик, и верного, как часы.

И стоило ей произнести эти слова, как она почувствовала, что на сердце у неё стало легко.

Не прошло и года, как у принцессы родился ребёнок. Но, к большому сожалению принцессы и всех подданных, роды протекали трудно и болезненно, и когда младенец сделал свой первый вздох, он не смог сделать второго и скончался на руках у няньки. Принцесса Марипоза об этом не знала, потому что находилась в глубоком беспамятстве, и никто не мог сказать, останется ли она в живых. Что же до принца Отто, он едва не лишился рассудка от гнева. Он вырвал мёртвое дитя из рук няньки и сказал:

— У меня будет наследник, чего бы мне это ни стоило!

Он побежал в конюшню, приказал конюшим оседлать своего самого быстроногого коня и, прижав к груди мёртвого младенца, галопом умчался прочь.

Куда он направлялся? Всё дальше и дальше на север, пока не достиг мастерской доктора Кальмениуса, которая находилась у серебряных рудников Шатцберга. Именно там великий часовых дел мастер создавал свои чудеса — от часов небесной сферы, что показывали положение каждой планеты на грядущие двадцать пять тысяч лет, до крохотных заводных фигурок, которые танцевали, скакали на миниатюрных пони и стреляли из игрушечных луков или музицировали на клавесинах.

— Войдите! — крикнул доктор Кальмениус, услышав стук.

На пороге стоял принц Отто в плаще, на котором ещё белел снег, и протягивал ему мёртвого сына.

— Сделайте мне другого ребёнка! — сказал принц. — Мой сын умер, а его мать находится между жизнью и смертью! Доктор Кальмениус, я приказываю вам сделать ребенка с часовым механизмом внутри, который никогда не умрёт!

Даже принц Отто, обезумевший от горя, не верил, что заводная кукла сможет походить на живого ребёнка, но серебро, которое добывают в Шатцберге, совсем не то же самое, что другие металлы. Оно очень ковкое, мягкое, глянцевитое, и его поверхность лучится подобно лёгкому налёту на крыле бабочки. К тому же для великого часового мастера такое трудное задание оказалось своего рода испытанием его таланта и мастерства, и он не смог отказаться. Пока принц Отто хоронил умершего младенца, доктор Кальмениус принялся за работу — за создание нового маленького принца. Он расплавил руду, получил чистое серебро и выковал его до великолепной тонкости. Он спрял из золота нити тоньше паучьего шёлка и каждую в отдельности соединил с маленькой головкой. Он соединял и подпиливал, он паял и клепал, он скреплял болтами, выверял, налаживал и регулировал, пока небольшая ходовая пружина не стала прочной и тугой, а маленький анкерный механизм на опорах из драгоценных камней не принялся тикать с превосходной точностью.

Когда мальчик с часовым механизмом внутри был готов, доктор Кальмениус отдал его принцу Отто, и тот осторожно и тщательно осмотрел его. Малыш дышал, двигался, улыбался и даже, благодаря секретам ремесла, был тёплым. Он был как две капли воды похож на умершего ребёнка. Принц Отто закутал младенца в свой плащ и вернулся во дворец, где передал его с рук на руки принцессе Марипозе. Принцесса открыла глаза, и радость при виде малыша, живого и здорового, как она думала, вернула её с края могилы к жизни. С младенцем у груди принцесса выглядела очень миловидно; она всегда думала, что это ей пойдёт.

Мальчика назвали Флорианом. Прошёл год, второй, третий, маленький мальчик подрастал, всеми любимый, счастливый, крепкий и разумный. Принц учил его ездить на маленьком пони, стрелять из лука. Мальчик танцевал, подбирал мелодии на клавесине, рос, креп, становился всё веселее и жизнерадостнее.

Однако на пятом году жизни у маленького принца начали замечать тревожные признаки заболевания. В суставах появилась болезненная скованность, его постоянно знобило, а личико, обычно такое живое и выразительное, застыло и стало похоже на маску. Принцесса Марипоза очень переживала и дошла до отчаяния, потому что маленький принц больше не казался таким очаровательным рядом с ней, как прежде.

— Разве вы не можете ничего сделать, чтобы вылечить его? — настойчиво требовала она у королевского лекаря.

Лекарь простукал грудь мальчика, осмотрел его язык, посчитал пульс. Ничто не напоминало обычные детские болезни. Если бы лекарь не знал, что принц — маленький мальчик, он сказал бы, что у него внутри что-то заедает, как в заржавевших часах. Но не мог же он сказать об этом принцессе Марипозе!