В начале 1960-х годов Баффет связался со своим другом Чарли Хайдером, который был членом правления National Indemnity, и поинтересовался у него, не хотел бы Рингуолт что-нибудь продать. Ответ Хайдера заинтриговал его.
«Каждый год в течение пятнадцати минут Джек изъявлял активное желание продать National Indemnity. Всегда возникало что-то, приводившее его в бешенство. Иногда он мог быть раздражен из-за наступления какого-то страхового случая или чего-то в этом роде. Поэтому мы с Чарли Хайдером внимательно обсудили, в каких ситуациях Джек может терять рассудок раз в год и всего на 15 минут. Я попросил его сразу же связаться со мной, как только он увидит, что Джек вошел в свое странное состояние».
Как-то раз пасмурным днем в феврале 1967 года Хайдер обедал с Рингуолтом, который внезапно сказал: «Мне не нравится эта погода». Постепенно разговор дошел до того, что Джек вновь захотел продать National Indemnity. Рингуолт сам убедил себя в том, что без компании ему будет значительно лучше, — отсчет 15-минутного интервала пошел. «Возможно, в городе есть кто-то, кто захочет купить компанию, — сказал Хайдер. — Я думаю об Уоррене Баффете». Рингуолт дал понять, что заинтересован этим предложением. Хайдер позвонил Баффету и сообщил ему, что Джек Рингуолт может продать компанию за определенную сумму. «Мог бы ты встретиться с ним в ближайшие дни?» — «А как насчет сегодняшнего вечера?» — немедленно ответил Баффет. На следующее утро Рингуолт уезжал во Флориду, однако Хайдер убедил его перед этим посетить Kiewit Plaza*. Баффет попросил Рингуолта объяснить, почему он не продал компанию раньше. Рингуолт ответил, что все предыдущие предложения поступали от каких-то мошенников. После этого он начал излагать условия продажи. Прежде всего он хотел, чтобы компания осталась в Омахе. Чувствуя, что благоприятные 15 минут вот-вот закончатся, Баффет согласился оставить компанию в городе.
Далее Рингуолт сказал, что не хочет увольнения никого из сотрудников. Баффет не возражал и против этого. Рингуолт сказал, что все предыдущие потенциальные покупатели назначали слишком низкую цену. «А сколько вы хотите?» — спросил Баффет. — «Пятьдесят долларов за акцию», — ответил Рингуолт. Это было на пятнадцать долларов больше, чем цена, которую Уоррен считал справедливой. «Я согласен», — сказал Баффет.
«И вот так мы успели заключить сделку в течение благоприятных 15 минут. Конечно, после заключения Джек пришел в себя и остался не очень доволен. Однако он был честным парнем и решил не отказываться от нашего соглашения. Тем не менее после того, как мы пожали друг другу руки, он сказал: “Я думаю, что вы захотите увидеть финансовую отчетность компании, заверенную аудитором”. Если бы я согласился с этим, то он бы сказал: “Очень жаль, потому что я не могу ее представить и мы не можем заключить сделку”. Поэтому я просто ответил ему: “Я даже и не думал смотреть на аудированную отчетность — хуже ее ничего быть не может”. Затем Джек сказал: “Думаю, что вы хотите, чтобы я продал вам и мои страховые агентства”». Для Баффета было бы естественным согласиться с этим предположением — эти агентства контролировали отношения с некоторыми из клиентов National Indemnity. «Я же ответил: “Джек, я не куплю эти агентства ни при каких обстоятельствах”. Если бы я согласился с тем, что хочу купить агентства от имени Berkshire, то он бы заявил: “Увы, Уоррен, я не могу этого сделать. Видимо, мы неправильно друг друга поняли”. И этот диалог с различными вариациями повторился три или четыре раза. Наконец Джек сдался и продал мне компанию, хотя мне кажется, что на самом деле он не очень хотел это делать». Этого хотел Баффет, потому что Berkshire Hathaway представлял собой ужасный бизнес, и Уоррен постепенно занимался его ликвидацией. Новая сделка давала ему шанс перевести активы в отличную компанию. Он знал, что Рингуолт может изменить свое решение во время отдыха во Флориде, поэтому решил избежать риска и максимально быстро завершить сделку. Оба участника изъявили желание, чтобы контракт между ними уместился на одной странице15. В предельно сжатые сроки Баффет подготовил документы и разместил средства для покупки компании
За эту сделку Berkshire заплатила Хайдеру 140 000 долларов комиссионных.
на депозите в U. S. National Bank215. Когда Рингуолт через неделю вернулся из Флориды, Баффет устремился к нему со скоростью курьерского поезда и контрактом, на котором было достаточно лишь поставить подписи. Рингуолт пришел на встречу с десятиминутным опозданием. Впоследствии Баффет и Хайдер выдвинули предположение, что Рингуолт на своей машине мотался по кварталу с целью найти место для бесплатной парковки16. Рингуолт же всегда говорил, что его просто задержали дела. Не исключено, что в эти десять минут он в последний раз обдумывал, будет ли ему лучше без компании. Возможно, он ругал себя за то, что поддался искушению и позволил втянуть себя в разговоры о продаже National Indemnity.
Баффет, разумеется, отлично знал, что покупка будет в интересах партнерства. National Indemnity давала ему шанс совершить резкий рывок вверх. Вскоре после этих событий он написал статью под скучным названием «Размышления о требованиях к капиталу страховых компаний». Слово «капитал», то есть «деньги», заставляет нас многое понять о том, что думал Баффет при покупке National Indemnity, так как именно капитал представлял собой кровеносную систему его партнерства. Он вытягивал капитал из Berkshire, и ему было необходимо найти для денег новое применение. National Indemnity брала на себя большие риски и поэтому нуждалась в значительном капитале. «По всем общепринятым стандартам, — писал он, — National Indemnity требует капитала слишком активно. Именно доступность дополнительных ресурсов в Berkshire Hathaway позволяет нам следовать политике агрессивного использования нашего капитала, которая в долгосрочной перспективе приведет к повышению прибыльности National Indemnity... Berkshire Hathaway вполне могла бы разместить в National Indemnity дополнительный капитал в случае, если мы потерпим неудачу с андеррайтингом»216. В сущности, Баффет создал достаточно новый тип бизнеса. Если бы National Indemnity зарабатывала деньги, он мог бы направить их на покупку акций и компаний, а не оставлять их зимовать в хранилище National Indemnity. А если бы лев съел-таки укротителя, то National Indemnity потребовались бы средства на выплату компенсации рыдающей семье дрессировщика. В этом случае деньги вернулись бы обратно в National Insurance из других направлений бизнеса.
Привязка страхового бизнеса к хаотичному текстильному бизнесу Berkshire Hathaway привела к возникновению гомеостаза капитала. В сущности, капитал мог подчиняться не командам со стороны внешней среды, а указаниям самого Баффета. Бизнес перестал напоминать ящерицу, впадающую в спячку при первых признаках похолодания и выползающую на теплый камень с первыми теплыми лучами солнца.
Самая главная задача состояла в правильной оценке рисков. Таким образом, Уоррену было нужно, чтобы Джек Рингуолт, которого он уговорил продать бизнес, находился где-то поблизости. Баффет щедро заплатил Рингуолту и прилагал усилия для завоевания его дружбы. Как и в случае с Беном Рознером и Associated Cotton Shops, он купил великолепный бизнес, находившийся под управлением способного менеджера.
Эти два бизнесмена часто играли в теннис в Калифорнии. Рингуолт, имевший сходные с баффетовскими привычки в одежде, мог появиться на корте в грязном старом свитере, связанном его дочерью. На спине свитера огромными буквами было вышито его прозвище — Реактивный Джек. Как-то раз, когда они с Баффетом обедали в ресторане «Веселый Роджер», к ним подошел маленький мальчик. «Могу ли я взять у вас автограф, Реактивный Джек?» — спросил он. Рингуолт раздулся от гордости. Мальчик подумал, что перед ним сидит знаменитость — астронавт или кинозвезда. Конечно, более взрослые люди не совершили бы подобной ошибки, но в глубине души этот человек чувствовал себя настоящим Реактивным Джеком.
