Последние любознательные туристы удалились. Последний проводник, одетый в черное, в тысячный раз изложил гостям древней страны свои поверхностные знания. Утомленные ослики и изнуренные верблюды поспешили домой, унося последних седоков.

Наступление сумерек в Египте – незабываемое зрелище неземной красоты. Все меняет свои цвета, а самый яркий контраст наблюдается между небом и землей.

Я в одиночестве сидел на мягком желтом песке немного в стороне от впечатляющей величественной статуи лежащего Сфинкса, восхищенно наблюдая завораживающую игру небесных красок. Они быстро появлялись и так же стремительно исчезали, когда гаснущее солнце больше не накрывало Египет своим золотым сиянием. Кто же может получить духовное послание, которое шлет ему прекрасный таинственный отблеск африканского заката, и не почувствовать себя на время в раю? До тех пор пока люди совсем не огрубеют и не испытают духовную смерть, они продолжат любить Отца Жизни, то есть солнце, которое благодаря своим чарам делает эти вещи возможными. Древние люди не были глупцами, почитая Ра, великий свет, и приняв его в свои сердца как бога.

Сначала солнце опустилось низко, залив все небо огненно-красным светом, похожим на цвет раскаленных углей. Затем он стал тускнеть, и вдоль горизонта разлился нежный розово-коралловый оттенок. Он становился все бледнее, пока на прощание не вспыхнули, словно радуга, полдюжины разных красок – от светло-розовой до зеленой и золотой. Наконец, когда быстро стали наползать сумерки, он превратился в сероватый рассеянный свет. Захватывающие дух оттенки исчезли вместе с огромным круглым умирающим светилом.

Я видел, как на этом опаловом фоне Сфинкс начал приобретать цвета ночи. Его лицо больше не освещали последние красные лучи. Оно появлялось из вечных песков. Суеверным кочевникам это огромное лицо, соединенное с лежащим телом льва, внушало такой страх, что они прозвали Сфинкса «Отцом ужаса». Скептически же настроенных путешественников оно заставляло удивляться, и во все времена гигантская статуя порождала вопросы на устах тех, кто в изумлении взирал на нее впервые. Загадка этого таинственного сочетания – тела льва и головы человека – неуловимо притягивала множество посетителей на протяжении столетий. Оно было тайной и для самих египтян, и для всего мира. Никто не знает, кто и когда вырезал Сфинкса, и даже египтологи могут лишь гадать о его значении и истории.

В последнем отблеске исчезающего света я посмотрел на глаза Сфинкса, что спокойно и тихо созерцали мириады приходивших к нему людей, вопрошающе взиравших на него и покидавших его ошеломленными. Эти неподвижные глаза видели темнокожих людей ныне исчезнувшей цивилизации – атлантов, – поглощенной тоннами воды. С полуулыбкой они смотрели на первого фараона Мени, повернувшего русло возлюбленной реки Египта – Нила – и заставившего его течь по-другому. Эти полные молчаливой грусти глаза видели мрачное лицо Моисея, согнувшегося в прощальном поклоне. Безмолвно взирали они, исполненные печали, на страдания своей разоренной и опустошенной земли, когда жестокий Камбиз вторгся в Египет из Персии. Зачарованно, но в то же время презрительно следили они, как надменная, закутанная в шелка Клеопатра спускалась с корабля с позолоченной кормой, пурпурными парусами и серебряными веслами. С радостью приветствовали они юного Иисуса, стремившегося постичь мудрость Востока и ожидавшего назначенного часа, когда Его Отец отправит Его с Божественным посланием любви и сострадания. С тайным удовольствием эти глаза благословили смелого, благородного, просвещенного человека, некоего Саладина, который ускакал с копьем вдаль, где развевалось зеленое знамя с полумесяцем, и однажды стал султаном Египта. Настороженно встретили они Наполеона, признавая в нем будущего покорителя Европы, орудие судьбы – той судьбы, которая вознесет его так высоко, что его имя затмит все другие, а затем заставит его угрюмо стоять на струганых досках палубы «Беллерофона». С легкой печалью следили они за тем, как внимание всего мира было приковано к их стране, когда была найдена гробница одного из ее гордых фараонов, и его мумифицированные останки и царские украшения стали жертвами современного любопытства.

Все это и многое другое видели глаза каменного Сфинкса. Теперь они смотрят в вечность, презирая людей, беспокоящихся о незначительных и преходящих вещах. Сфинкс равнодушен к бесконечной череде людских радостей и страданий, прокатывающихся по долине Нила, и знает, что великие события предрешены и неизбежны. О да, есть стойкое ощущение, что эти глаза, сами будучи неизменными, глядят сквозь смену эпох на начало мира, во тьму неизвестности.

Затем Сфинкс стал угольно-черным, и небо утратило свои серебристо-серые переливы; пустыню охватила непроглядная, всепоглощающая тьма.

При этом Сфинкс притягивал мое внимание, как будто с помощью мощного магнита. Я чувствовал, теперь с наступлением ночи, как он обретает свою истинную сущность. Тьма была подходящим обрамлением, и в таинственной африканской ночи он стал дышать настоящей жизнью. Ра, Хор, Исида, Осирис и все остальные исчезнувшие египетские боги медленно появлялись в ночи. Я решил подождать, пока луна и звезда не объединятся, чтобы еще раз явить настоящего Сфинкса. Вокруг не было ни души, но, несмотря на полное уединение в пустыне, я не чувствовал, просто не мог чувствовать одиночества.

Египетские ночи удивительно отличаются от европейских. Здесь их поступь мягка, в них таинственно трепещет множество невидимых жизней, сокрытых в глубокой синеве, которая волшебным образом действует на восприимчивые умы. В Европе же они непроглядны, темны и лишены очарования.

Я в сотый раз ощутил это, когда появились первые вечерние звезды, мерцающие так близко и ярко, как никогда не бывает в Европе, когда прелестный серп луны обнаружил ее присутствие и когда небо превратилось в синий бархатный полог.

Теперь я увидел Сфинкса таким, каким его редко видят туристы: сначала лишь четкие темные очертания статуи высотой с четырехэтажный лондонский дом, вырезанной из цельной скалы и тихо лежащей в своей пустынной впадине; затем, когда лучи света один за другим начали освещать его, посеребренное луной лицо и вытянутые лапы знакомого изваяния. Теперь он стал для меня выразительным символом того Египта, чье таинственное начало восходит к глубокой древности. Это огромное каменное создание, лежащее подобно одинокому сторожевому псу, вечно бодрствующее над тайнами незапамятных времен, размышляющее о мирах атлантов, сами названия которых исчезли из памяти человечества, переживет любую существующую ныне цивилизацию и будет хранить свой внутренний мир в неприкосновенности. Это серьезное огромное лицо не выдает никаких тайн, и на каменных губах лежит печать вечного молчания. Если и существует некое сокровенное послание, хранимое Сфинксом для человека, которое передавалось сквозь века лишь избранным мудрецам, тогда его сообщат шепотом, подобно тому, как масонское слово Мастера тихо шепчут кандидату на ухо. Стоит ли удивляться, что римлянин Плиний написал о Сфинксе как о «поразительном произведении искусства, о котором хранят молчание, ибо люди по соседству считают его божеством».

Ночь является идеальным обрамлением для Сфинкса. Позади и по обе стороны от него раскинулся так называемый Город мертвых – место со множеством гробниц. К югу, западу и северу от Сфинкса со всех сторон выступающего из песка каменистого плато были выдолблены гробницы, чтобы принять саркофаги с останками царственных особ, мумиями вельмож и жрецов.

В течение шести лет египтяне, следуя примеру западных исследователей, прилагали большие усилия, чтобы провести раскопки в центральной части этого обширного некрополя. Они переместили тысячи тонн песка, некогда покрывавшего это место, найдя перекрещивающиеся узкие проходы между гробницами, прорубленные в скальном основании, а также мощеные дороги, связывавшие пирамиду с ее храмами. Я пересек это место из конца в конец, посетив испещряющие его погребальные камеры, частные молельни, помещения для жрецов и заупокойные часовни. Воистину оно заслуживает названия «Город мертвых», поскольку, отделенные несколькими ярдами и тремя тысячами лет, здесь накладываются друг на друга два огромных кладбища. Древние египтяне, желая спрятать своих мертвецов, копали глубоко. Одна камера находится не меньше чем в ста девяноста футах (около 58 м) ниже поверхности знаменитой дороги. Я зашел в погребальные покои IV династии, где до сих пор стоят прекрасные каменные изображения умерших, которым пять тысяч лет. Их черты узнаваемы, хотя их предполагаемое служение духам и вызывает вопросы.