– Вы пробовали на нем ездить?

– Мы его даже не нашли.

– Значит, займемся поисками. Если вы найдете его первым, будьте с ним крайне осторожным.

– Почему? Он рычит?

– Не громче других, но ошеломляет по части скорости. Если не знать...

– Эта маленькая серая машинка?

– Именно, именно. Чего в ней только нет – два карбюратора, множество приспособлений, и все, что можно, включая сиденья, облегчено. Она снаряд, болид. Впрочем, бог с ней. Мы прекрасно ее знаем и займемся ею, – заключил Альдо.

Осмотр, наконец, закончился, и вышел хирург. Он сообщил, что опасности для жизни нет, пуля, по счастью, не задела аорты. Есть, конечно, неприятные моменты, но завтра утром – операция, она все расставит по местам. И как только раненый будет в силах перенести путешествие, его отправят на поезде домой.

– Когда с ним можно будет поговорить?

– Завтра вечером, если все будет благополучно. Он потерял очень много крови. Кстати, какая у вас группа? – обратился хирург к Морозини.

– Первая, всем подходит.

– Великолепно! Будьте завтра утром к десяти часам. Боюсь, мне придется взять у вас... да, не меньше половины пинты.

– Не тревожьтесь на этот счет, доктор. У меня тоже первая, – вмешался Адальбер. – Вам не придется обескровливать его до предела, ведь у него жена и дети.

– Вот что значит "побратим", – растрогался Альдо. – Лиза будет так рада...

– А ты нет? Ты прекрасно знаешь, что мой предок принимал участие в Крестовых походах? Его звали Пел... Ой-ой-ой!

Башмак Альдо надавил на ногу болтуна, который и думать позабыл, что носит теперь фамилию Ламбер. Адальбер тут же поправился.

– Да, его звали Пелеас, и он служил солдатом у графа де Монферрана.

Честно говоря, откровения Адальбера никого не интересовали, кроме Альдо, и он не мог удержаться от смеха, хотя смех его, учитывая обстоятельства, прозвучал неуместно.

Дела в больнице были закончены, и они поехали в жандармерию. Час был уже поздний, но Дюрталь непременно хотел как можно скорее сообщить новости Ланглуа и попросил об этом капитана.

– Да сейчас чуть ли не полночь, – возразил один из жандармов, зевая. – Он уже спит давным-давно!

– Сразу видно, что вы его не знаете, – возразил Альдо. – Большой шеф проводит ночь обычно у себя в кабинете, а не в постели.

И действительно, Ланглуа был на месте. Он молча выслушал капитана жандармов Вердо, поблагодарил и попросил подключить к расследованию журналистов, которых он отправил в помощь Дюрталю и Соважолю.

– Они давно сотрудничают с нами, – пояснил он. – У них есть "нюх", и они никогда не порят чушь в своих статьях. Можете доверять им полностью.

– Хорошо, но при условии, что они будут аккуратно обращаться с полученной информацией.

– Вот этого не бойтесь. Они мастера своего дела.

Лестные характеристики только усугубили неловкость Альдо. Ему было не по себе в шкуре репортера. И когда они вернулись в гостиницу, он не скрыл своих ощущений от друга.

– Не вижу причины расстраиваться, – весело откликнулся тот. – Мы не в первый раз путешествуем под чужими именами. Вспомни Шинон!

– А ты вспомни, сколько времени длилось наше пребывание в шкуре журналистов! Полдня – не больше. Если Вердо придет в голову фантазия позвонить в одну из наших с тобой "сплетниц"...

– Ровным счетом ничего не произойдет. Ему ответят, что такой-то и такой-то в служебной командировке на другом конце света. Не сомневайся, Ланглуа знает, что делает. Уверен, что и в "Энтрасижан", и в "Эксельсиоре" все предупреждены. А сейчас лучшее, что мы с тобой можем сделать, это лечь спать. Завтра малыш Соважоль унаследует благородную кровь Морозини и...

– И не менее благородную Видаль-Пеликорнов. Кстати, история насчет Крестовых походов – правда?

– До чего же ты недоверчив, друг мой! Если я говорю, то, разумеется, правда. Предка моего звали просто Пеликорн, и он был тамплиером.

– Браво! Браво! Но в таком случае он никак не мог произвести на свет потомков. Или он...

– Пойдем лучше спать, а то мы с тобой опять поссоримся.

– Полностью поддерживаю твое предложение. Но, надеюсь, тебя не заденет, если я загляну в бар и выпью на сон грядущий стаканчик? Сегодня как-то особенно зябко!

– Кто бы возражал? Я составлю тебе компанию!

Стены из темно-коричневого дерева с медными накладками, кожаные, немного потертые кресла – уютный, солидный бар гостиницы "Почтовая" стал со временем местом сборищ городской мужской элиты и поэтому работал до позднего вечера. В углу четверо мужчин играли в бридж. Двое других что-то очень серьезно обсуждали. Горящий камин разбрасывал веселые блики. Друзья оценили царящие в баре тепло и спокойствие, уселись на высокие табуреты у стойки и сделали заказ. Бармен едва успел налить новым гостям по рюмке "Наполеона", как в дверях бара появился человек в плаще, накинутом поверх белого халата, вытащил из кармана бумагу, сверился с ней и громко спросил:

– Извините меня, господа! Может быть, кто-нибудь из вас носит фамилию Морозини?

У Альдо не было сомнений, что это посыльный из госпиталя, и он тут же помахал рукой.

– Да, это я. А что случилось?

– Желательно вам немедленно приехать, сударь. Случай оказался куда более серьезным, чем предполагалось.

Машина стояла у входа, мотор был не выключен, и, как только они сели, она тут же тронулась с места.

– Что там произошло? – попытался добиться толку у провожатого Адальбер.

– Если раненый ваш друг, мне больно говорить об этом: у него приступы удушья, и вряд ли, когда настанет рассвет...

– Черт побери! – только и нашел что сказать Адальбер, а провожатый тем временем повернулся к Альдо.

– А это правда, что вы князь?

Тревога и гнев, что вспыхнули в душе Морозини, как только он узнал о грозящей Соважолю опасности, тут же выплеснулись наружу.

– При чем тут это?! Сейчас главное – Жильбер Соважоль! Прекрасный молодой человек, великолепный полицейский, перед ним вся жизнь! Потрясающая карьера! Ему нет и тридцати!

Через несколько минут они подъехали к больнице. Вошли. В здании стояла мертвая тишина. Они торопливо прошли по коридору и вошли в палату. Свет горел возле одной-единственной постели, и оттуда неслось затрудненное хриплое дыхание, почти что хрип. Умирающий пытался глотнуть воздуха, из его глаз текли слезы, которые вытирала молоденькая сестра.

Альдо склонился к раненому. В глазах Соважоля вспыхнула искорка радости, и он, собрав последние силы, дотронулся до руки Альдо.

– Я здесь, Соважоль, – тихо произнес Морозини, взволнованный куда больше, чем казалось.

– Мммзль... План... машен! Она... она... Здесь...

Альдо чуть не подпрыгнул от неожиданности. И крепко сжал руку Соважоля.

– План-Крепен? Вы ее видели? Она жива?

– Жива. Она...

Это было последнее слово Соважоля. За ним последовал последний вздох. Он закрыл глаза и не открыл их больше никогда. Альдо продолжал крепко сжимать его руку, словно надеялся удержать в жизни. Но... Со вздохом он отпустил руку Соважоля, и она упала на простыню. Альдо и не думал скрывать слезы, которые выступили у него на глазах, он отошел в сторону, чтобы не мешать сестрам делать свое дело, чувствуя одновременно и боль, и радость. Мари-Анжелин жива, это было счастьем, но он стыдился своей радости, потому что за нее заплатил жизнью чудесный молодой человек.

Адальбер подошел к Альдо, взял под руку, давая знать, что им пора отправляться в гостиницу. Но тут вдруг к ним подошел капитан Вердо. Ни Альдо, ни Адальбер не заметили, как он вошел в палату. Усы у него воинственно топорщились.

– Мне кажется, что вы должны мне дать кое-какие разъяснения. Оба! Кто вы такие?!

Тон был крайне недоброжелательным. Альдо ограничился пожатием плеч. Адальбер взял на себя труд объясняться с капитаном.