Жила-была однажды…

В волшебных сказках красавицы встречаются также часто, как галька на морском берегу. Прелестные молочницы соседствуют с прекрасными принцессами, и если бы кто-нибудь задался целью пересчитать каждую пару сияющих, как звезды, глаз, получилась бы целая галактика.

Это сияние делает еще более печальным тот факт, что реальные женщины редко могут сравниться со своими вымышленными соперницами. У них желтоватые зубы и пятнистая кожа. Под носами у них красуются усики, а носы такие длинные, что мышь могла бы скатиться с них на лыжах.

Бывают, конечно, и хорошенькие. Но даже они не лишены недостатков, свойственных человеческой плоти, как посетовал давным-давно Гамлет.

Короче, женщины, которые действительно затмевают солнце, большая редкость. Не говоря уже о том, что у них зубы, как жемчуг, голос, как у жаворонка, и лица такие красивые, что ангелы заплакали бы от зависти.

Линнет Берри Тринн обладала всеми вышеперечисленными достоинствами, кроме, пожалуй, звонкого, как у жаворонка, голоса. Тем не менее голос у нее был приятный, и ей не раз говорили, что ее смех подобен звону золотых колокольчиков и напоминает трели пусть не жаворонка, но коноплянки.

Даже не глядя в зеркало, она знала, что ее глаза сияют, волосы блестят, а зубы сверкают белизной.

Словом, она была из тех девушек, кто мог подвигнуть конюха на героический поступок и вдохновить принца на такое отважное деяние, как продираться через заросли ежевики только для того, чтобы одарить ее поцелуем. Но все это не могло изменить главного.

Со вчерашнего дня она стала особой, неподходящей для брака.

Бедствие имело прямое отношение к сущности поцелуев и последствиям, которые они влекут за собой. Хотя правильнее было бы говорить о сущности принцев. Точнее, определенного принца, а именно Августа Фредерика, герцога Суссекса.

Он поцеловал Линнет, причем не один раз. Собственно, он целовал ее множество раз. И пылко признавался в любви, не говоря уже о клубнике, которую он забросил в окно ее спальни как-то вечером (учинив ужасный беспорядок и приведя садовника в ярость).

Единственное, чего он не сделал, так это не предложил ей руку и сердце.

– Просто позор, что я не могу жениться на вас, – сказал он извиняющимся тоном прошлым вечером, когда разразился скандал. – Мы, королевские отпрыски… не вправе делать все, что пожелаем. Мой отец буквально помешан на традициях. Жаль, что все так неудачно получилось. Вы, должно быть, слышали о моем первом браке, который был аннулирован, потому что Виндзоры[1] сочли, что Августа недостаточно хороша для них, а она была дочерью графа.

Линнет не была дочерью графа. Ее отец был виконтом, к тому же не слишком родовитым. Не то чтобы она знала о первом браке принца. Все, кто наблюдал за их романтическими отношениями в течение последних нескольких месяцев, забыли сообщить ей о том, что принц имеет склонность ухаживать за особами, на которых он не может – или не должен – жениться.

Принц поклонился, круто повернулся и вышел из бального зала, чтобы удалиться в Виндзорский замок – или куда там бегут крысы, когда корабль тонет. Оставив Линнет одну, не считая ее строгой компаньонки и благородной публики, собравшейся в бальном зале. Обстоятельство, заставившее ее мгновенно сообразить, что немалое количество лондонских матрон и девиц на выданье охотно – если не злорадно – занесут ее в категорию доступных девиц.

В течение нескольких секунд после ухода принца никто из присутствовавших не решался встретиться с ней взглядом. Перед ее глазами предстало море повернутых спин. А вокруг раздавались смешки и хихиканье, подобные гоготу стаи гусей, готовящихся лететь на север. Хотя лететь, конечно, следовало ей – на север, на юг, не важно, лишь бы подальше от этой унизительной сцены.

Самое обидное заключалось в том, что Линнет не была доступной девицей. Она была такой же, как другие, введенные в заблуждение принцем.

Разумеется, она наслаждалась, завладев вниманием главного приза сезона, белокурого и обаятельного Августа, однако не льстила себя надеждой, что он на ней женится, и не собиралась отдавать ему свою невинность, не имея кольца на пальце и одобрения короля.

И все же она считала его другом, что сделало ситуацию еще более обидной, когда он не явился к ней на следующее утро после ее унижения.

Август был не единственным, кто не счел нужным ее навестить. Линнет обнаружила, что стоит у окна своего городского дома, словно желая убедиться, что никто не приехал с визитом. Ни одна живая душа.

А ведь с того дня, как она дебютировала в свете несколько месяцев назад, ее парадная дверь служила чем-то вроде портала к Золотому руну – то есть к незаурядной, восхитительной особе. Молодые люди прибывали к ее порогу в каретах, верхом, пешком, оставляя визитные карточки, цветы и разнообразные подарки. Даже принц снизошел до того, чтобы нанести ей четыре утренних визита, что само по себе было неслыханным комплиментом.

Но теперь… дорожка к ее дому была пуста, сверкая на солнце полированным камнем.

– Я просто не в силах поверить, что все это произошло из-за пустяка! – раздался за ее спиной голос отца.

– Принц действительно поцеловал меня, – сухо отозвалась Линнет. – Что можно было бы считать пустяком, если бы нас не увидела баронесса Баггин.

– Подумаешь, поцеловал! Поцелуи – это чепуха. Но хотелось бы знать, почему пошли разговоры, будто ты ждешь ребенка? Его ребенка! – Виконт Сандон подошел ближе, остановившись рядом с Линнет и глядя вместе с ней на пустую улицу.

– По двум причинам. Ни одна из них не связана с ребенком, если тебя это волнует.

– И что за причины?

– Я съела испорченную креветку на музыкальном вечере у леди Бриммер в прошлую среду.

– И что? – поинтересовался виконт.

– Меня стошнило, – сообщила Линнет. – Я даже не успела добежать до дамской комнаты. Меня вырвало в горшок с апельсиновым деревом. – Линнет содрогнулась при одном лишь воспоминании об этом.

– Какая несдержанность с твоей стороны, – заметил виконт. Он терпеть не мог телесные проявления. – Как я понимаю, это было принято за роды?

– Не роды, папа, а состояние, которое предшествует им.

– Конечно. Но ты же помнишь, как миссис Андерфут вывернуло в тронном зале чуть ли не на короля Норвегии?

Без всяких креветок или детей на подходе. Все поняли, что почтенная дама выпила лишнего. Мы могли бы сказать, что ты алкоголичка.

– Разве это решит мою проблему? Сомневаюсь, что найдется много желающих жениться на пьянице. В любом случае дело не только в креветке. А в моем платье.

– А что с твоим платьем?

– Прошлым вечером на мне было новое бальное платье, и определенно мой профиль дал основания думать, будто я беременна.

Отец резко повернул ее к себе и уставился на ее талию.

– По-моему, ты выглядишь как обычно. Разве что вырез слишком велик. Ты уверена, что тебе нужно так обнажаться?

– Ну, если я хочу выглядеть как пожилая матрона, – отозвалась Линнет с некоторой горячностью, – тогда да, мне не нужно так обнажаться.

– В этом вся проблема, – заметил лорд Сандон. – Ты выглядишь слишком соблазнительно. Проклятие, я же сказал твоей компаньонке, что ты должна выглядеть скромнее всех окружающих! Неужели я должен все делать сам? Неужели нельзя выполнить такое простое указание?

– Мое бальное платье не было откровенным, – возразила Линнет, но отец ее не слушал.