– Ладно, черт с тобой! – Димыч устало махнул на меня рукой и снова полез в компьютер. Видно, судьба у меня такая. Паспорт с собой?
– Зачем?
– Показания с тебя снимать буду. Ты же теперь свидетель у нас… На мою голову. И Лариске своей скажи, чтобы пришла.
Как и следовало ожидать, показания мои Димычу совсем не понравились. Он заявил, что таких свидетелей, которые ничего толком не видели, у него полно и без нас. Велел вспоминать подробно. Подробно я ничего вспомнить не могла, и вместо этого рассказала о предположениях Светы насчет мести кого-то, пострадавшего от воспитанных Юрой собак-убийц.
Димыч хмыкнул и велел нам со Светой поменьше фантазировать не по делу.
– Какая там месть? Обычное дерзкое и хладнокровное убийство. Хотя… Надо поднять сводки, не было ли недавно случаев покусов. Может, правда, у этого типа собака ребенка порвала, и он на дрессировщика вышел.
Я воспряла духом и стала пересказывать все, что узнала вчера от Светы. И вдруг спохватилась:
– Дим, а почему ты-то меня спрашиваешь? Ты, что ли, этим делом занимаешься?
– Молодец! Догадалась! – похвалил меня Захаров, лицом, впрочем, особой радости не выражая. – А я как чувствовал с утра, что какая-то ерунда должна случиться. Уже думал, еще один глухарь нарисуется. А это ты. Замученная гражданской сознательностью и любопытством. Еще неизвестно, что хуже.
И это вместо того, чтобы спасибо сказать. Если бы не я, ему бы никогда в голову не пришло, что Юру могли убить из-за того, что он когда-то из собаки телохранителя сделал. Интересно, почему та же Света в милиции этого не рассказала?
– А ведь мне никто не рассказывал про собак-телохранителей, – словно услышав мои мысли, сказал Димыч. – Ни словом никто не обмолвился, заразы.
– А что рассказывали?
– Да ничего толком. Они вообще странные ребята, эти спортсмены-собачники. Себе на уме. Про собак своих могут говорить, сколько хочешь. Только уши развесь. А как до дела – так никто убитого толком не знал, ни о чем постороннем с ним не говорил, водки вместе не пил. Только собаками его травили, а что за человек был – никто не знал. А теперь выходит, что знали, да только говорить не торопятся. Вот не люблю я дела иметь с такими вот закрытыми группами.
– Что значит «закрытые»?
– Ну вот эти вот, увлеченные чем-то. Не как все. У них там свои правила и законы. Между собой грызутся, но сор из избы не выносят. И своих покрывают до последнего. Я как-то с филателистами работал. Замочили одного, а он марки собирал уже лет двадцать. Начали мы копать в этом их марочном болоте. Елки-палки! Я думал филателисты эти – тихие люди, даже убогие. Сидят себе, марочки пинцетом туда-сюда перекладывают. А там такие интриги, такие страсти кипят! Я удивляюсь, как они все друг друга не поубивали. Тоже никто ничего не рассказывал, все делали вид, что изо всех сил скорбят.
– Так его что, свои же убили? Из-за марки какой-нибудь?
– Да нет. Его племянник родной замочил. Надеялся квартиру получить.
– Ну и при чем тут тогда марки? – Мне стало обидно за всех увлеченных людей. И филателистов, и собачников.
Димыч пожал плечами. Он заранее был настроен против всех людей с интересами и менять точку зрения не собирался.
Он потер с силой затылок и, решившись, предложил:
– Ладно, все равно ведь не отстанешь. Давай договоримся. Ты мне помогаешь узнать кое-что у этих твоих собачников, а я, так уж и быть, буду тебе рассказывать, как продвигается расследование. Только без особых подробностей. В общих чертах.
– А про «кое-что» можно подробнее? Что тебе про них интересно?
– Да не знаю еще. Но со мной они откровенно говорить не станут. А тебе, может, и расскажут чего. Вот Светлана эта, например. Или еще кто. – Димыч посмотрел на мою недовольную физиономию и добавил: – Ты не думай, я тебе тоже расскажу что-нибудь. Прямо сейчас могу. Там, правда, рассказывать пока нечего.
* * *
Убитый неделю назад Юрик – Кузнецов Юрий Борисович, тридцати восьми лет от роду – был, на первый взгляд, вполне обычным человеком. Ничего особенного: ни криминального прошлого, ни сомнительных знакомств, ни даже неоплаченных штрафов.
Школа, физкультурный техникум, армия, работа. Пожилые родители, бывшая жена, шестилетняя дочка, которую видел от силы раз в год. Все как у людей, все как обычно…
Необычным было только увлечение Юрия Кузнецова. Вернее, даже не увлечение, а страсть, которой он поддался в детстве, и которую пронес через всю жизнь. Собаки.
Не просто собаки – овчарки. Казалось бы, что в этом особенного? Многие люди любят собак. Многие не представляют себе жизни без собаки в доме. Многие остаются на долгие годы поклонниками одной породы. Но такая одержимость, которую все без исключения опрошенные свидетели замечали в убитом, встречается не часто.
Первая овчарка появилась у Юры в пятом классе. Кто-то из знакомых отца принес «засидевшегося» щенка. Покупателя на него никак не находилось, щенок из забавного колобка превратился в голенастого нескладного подростка, требовал внимания и своей, растущей с каждым днем, порции каши. Родители посмотрели на прижавшихся друг к другу сына и собачьего подкидыша, вздохнули и согласились.
Отцовский знакомый забрал символический рубль, а в качестве приданого оставил щенячий мягкий ошейник, поводок и книжку «Дрессировка служебных собак» шестьдесят седьмого года издания в потрепанной обложке.
По этой-то книжке Юрик и начал дрессировать своего Рекса. Сам, без инструкторов и дрессировочных площадок. К трем годам Рекс был известен всему району. На удивительную собаку, которой можно было командовать буквально движением одного пальца, приходили посмотреть даже те, кто к собакам относился с неприязнью и ни в какой их особый ум не верил.
Рекс носил сумки из магазина, приносил из почтового ящика газеты, играл в футбол. Даже телефонную трубку снимал, вот только ответить не мог…
Потом у Юрия Кузнецова было еще великое множество собак, и своих, и чужих. Но такого, как Рекс, не было больше никогда. Это сам Юрий так говорил в минуты откровенности.
И книжку потрепанную шестьдесят седьмого года выпуска не выбрасывал. Хотя, знал ее уже наизусть, да и много других полезных книжек прочитал, повзрослев.
После армии устроился он поначалу тренером в секцию рукопашного боя. Как-никак диплом об окончании техникума физической культуры и спорта у него имелся.
Собаки на тот момент у него не было, и он подумывал завести щенка. А пока бродил в местах выгула, перезнакомился с руководителями породы во всех городских клубах – присматривал родителей своего будущего пса. Знакомился с владельцами, возился с собаками. Однажды забрел на дрессировочную площадку одного из центров дрессировки.
Овчарок было много. Правильнее было сказать, почти все собаки, оказавшиеся в тот момент на площадке, были овчарками. Сидели, лежали, привязанные к деревьям и столбикам. В дальнем углу перед привязанной собакой егозил пожилой лысый мужик в дрессировочном рукаве. То наступал на беснующуюся овчарку, выставив вперед защищенную правую руку, то, сгорбившись, отбегал на пару шагов. В конце концов позволил псу ухватить рукав и, выскользнув из него, оставил на растерзание. Овчарка, крутя головой и рыча, трепала рукав пару минут, потом была уведена и привязана подальше. На ее место привели следующую.
Юра подошел поближе, на ходу потрепав по голове пару чужих собак. Никогда раньше не приходилось ему видеть вживую дрессировку по защитной службе. То, что это именно она, парень не сомневался. Книжка шестьдесят седьмого года выпуска была все же с иллюстрациями, хоть и очень схематичными. Да и теория специального курса дрессировка там была прописана на совесть.
Лысый глянул мельком на подошедшего Юру, но ничего не сказал. Продолжал работать. Рубаха на спине у него взмокла, как у пахаря. Когда и эта собака начала радостно трепать отданный рукав, он объявил перерыв и направился к стоящему под деревом Юре.
– Спортсмен? – определил он с ходу. – Собак, я гляжу, не боишься?
