— Что это значит? — наконец спросил он. — Его последние слова насчет Селии Глейд?

Казалось, что прошло полжизни с тех пор, как я застал Элиаса наедине с ней, и у меня не было сил думать об этом сейчас. В свете всего случившегося после измена казалась сущей ерундой, и я решил относиться к ней соответственно.

— Одно из двух — либо то, что мы должны искать у нее помощи, либо должны от нее защищаться.

В темноте экипажа было видно, как он размеренно кивает.

— И что из двух, по твоему мнению?

— Не знаю. Знаю лишь, что нам срочно необходимо повидаться с мистером Франко. Нужно узнать, что ему известно об этом Тизере и изобретении Пеппера.

— Он вроде бы твой друг, — сказал Элиас. — Неужели он на службе у компании?

Я покачал головой:

— Не думаю. Скорее, он сделал какие-то вложения, возможно, знает больше, чем думает, и Кобб выбрал его первой жертвой для своего удобства и моего ужаса.

— Чтобы он не понял существующей связи и не рассказал о ней?

— Вероятно. Багхат и Тизер утверждали, что он сделал какие-то вложения в разработку станка. А станок — самое главное во всем этом безумии. Если мы сможем заполучить чертежи ткацкого устройства, мы должны отдать его Эллершо, и сделать это необходимо до полудня завтрашнего дня.

— Что? — воскликнул Элиас. — С ума сошел? Отдать его в руки компании? Ты что, не понял, какое это чудовище?

— Конечно понял, но такие компании созданы быть чудовищами. Нельзя требовать от них, чтобы они перестали быть тем, что они есть. Эллершо как-то сказал, что правительство не способно решать проблемы коммерции, наоборот, мол, правительство и есть проблема. В этом он ошибался. Компания — это чудовище, и парламент должен решать, каких размеров и какой формы должна быть клетка. Я не стану осуждать компанию за то, что она стремится получить прибыль, поэтому нет никакой разницы, дадим мы Эллершо чертежи или нет.

— Тогда зачем отдавать?

— Затем, что я точно знаю: Кобб знает о существовании чертежей станка Пеппера и страстно желает их заполучить. Поэтому мы должны найти эти чертежи. Посмотрим, кто кому станет угрожать, когда я буду держать чертежи над огнем или пообещаю доставить их в Крейвен-Хаус. Пора играть ва-банк. Мой дядя мертв. Мистер Франко гниет в тюрьме. Людей, которые могут мне помочь, убивают. Глупо надеяться, что мы выиграем, если не будем играть по новым правилам.

— Теперь Кобб угрожает только нам с тобой и твоей тете, — сказал Элиас. — Если мы не станем обращать внимания на его угрозы, ускользнем от приставов, которых он может за нами послать, он нас не остановит. Что касается твоей тети, я не сомневаюсь, что она выдержит временные неудобства, даже самые неприятные, если это поможет тебе нанести ответный удар твоим врагам.

Я улыбнулся, хотя он не мог этого видеть. Это была ужасная ночь для него и для нашей дружбы, но я отлично понял то, что он только что сказал. Он был готов встать со мною рядом, несмотря на угрозы Кобба. И он знал, что рискует гораздо большим, чем свободой. Элиас был хирургом с хорошей репутацией, к нему обращались знатные дамы и господа. И он готов был всем этим пожертвовать, чтобы встать со мною рядом и сражаться с моими врагами.

— Спасибо тебе, — сказал я. — Если повезет, все скоро разрешится. Мы будем лучше понимать, что происходит, после того, как поговорим с мистером Франко.

— Ты предлагаешь пойти поспать, пока не откроется тюрьма Флит?

Я рассмеялся:

— Конечно же нет. Мы не станем ждать. Поедем сейчас.

— Тебя не пустят к заключенному среди ночи.

— Серебро открывает любые двери и в любое время, — сказал я. — Сам понимаешь.

— Что правда, то правда, — ответил он. В его словах слышалась горечь. — Разве все это дело не лучшее тому подтверждение?

Кучер не согласился пересечь границу тюремного района, опасаясь, что мы откажемся ему заплатить, а, учитывая принятые здесь особые правила, у него не было бы законных способов взыскать с нас плату. Мы заплатили ему вперед, и это немного уменьшило его беспокойство, хотя, видимо, он никак не мог взять в толк, зачем двум мужчинам понадобилось попасть в тюрьму Флит посреди ночи.

Было уже за полночь, и после того, как я постучал в тюремные ворота, нам пришлось долго ждать, пока откроется смотровое оконце, нас изучат и спросят, чего мы хотим.

— Нам необходимо срочно повидаться с одним заключенным, — сказал я. — Мозесом Франко. Я должен поговорить с ним.

— А я тогда король Пруссии, — ответил стражник. — Никаких посетителей по ночам. Не будь вы негодяями, преследующими гнусные цели, сами бы это знали. — Он несколько раз принюхался, как собака-ищейка. — От вас воняет, как от трубочистов.

Я пропустил замечание мимо ушей, несмотря на его очевидную справедливость.

— Давайте без обиняков. Сколько стоит повидать заключенного прямо сейчас?

— Два шиллинга, — не задумываясь выпалил стражник.

Я протянул ему монеты.

— Почему бы вам не повесить грифельную доску и не писать на ней прейскурант, как на постоялом дворе? Это избавило бы посетителей от ненужных разговоров.

— Может, мне нравятся разговоры, — ответил он. — Теперь ждите, пока я не приведу вашего заключенного.

Мы прижались к скользкой каменной стене здания, пытаясь укрыться от дождя, который по-прежнему не унимался. Часом ранее мы были ему рады, но теперь, замерзшие и промокшие, пали духом. Ожидание показалось вечностью, но наконец через полчаса стражник вернулся.

— Ничем не могу вам помочь, — сказал он. — Узника отпустили. Его здесь нет.

— Нет? — воскликнул я. — Как это нет?

— Мне рассказали странную историю, и я бы вернулся раньше, если бы не остался ее послушать — подумал, что вам может быть интересно ее узнать, и дослушал все до конца. Сверившись с сегодняшним прейскурантом, я вам скажу, что интересные истории об освобожденных узниках тоже стоят два шиллинга. Так что давайте денежки и радуйтесь, что на этой неделе тюрьма не взимает плату за пустые хлопоты.

Я просунул монеты в оконце. Стражник их тотчас схватил.

— Итак, вот что я слышал. Приезжает джентльмен и сообщает, что оплачивает долги заключенного и стоимость его содержания в тюрьме. В этом нет ничего необычного. Естественно, такое случается постоянно, но в этом случае история закончилась тем, с чего началась, так как человек, который пришел вызволить заключенного, и человек, который посадил его в тюрьму, одно и то же лицо — некто Кобб. А самое интересное то, что заключенный отказывался от освобождения и не хотел идти с этим человеком. Все говорил, что уж лучше остаться в тюрьме. Но я вам скажу, у нас здесь не постоялый двор, хоть вы так и думаете, и пара надзирателей силой посадила освобожденного мистера Франко, как он ни упирался, в экипаж его освободителя.

Страх и гнев охватили меня. Только мы с Элиасом решили, что Кобб не может меня запугать ничем, к чему бы я не был готов, — и пожалуйста, он все предвосхитил. Ему было недостаточно того, что мистер Франко гниет в тюрьме, и он его похитил. Никогда еще я не был так решительно настроен нанести ответный удар, причем удар мощный. И никогда еще я не был так растерян, не зная, как это сделать.

На следующее утро, когда до собрания акционеров оставалось два дня, Элиас пришел ко мне в съемные комнаты ровно в назначенный час, а значит, был так же обеспокоен, как и я.

— Разве ты не должен быть в Крейвен-Хаусе? — спросил он. — И управлять делами оттуда?

— Управлять нечем, — сказал я. — Если я не найду чертежи станка Пеппера, ничего нельзя будет сделать. Я должен отыскать их до собрания акционеров, так как триумф Эллершо только озлобит Кобба. Но прежде всего следует освободить мистера Франко.

— И как ты это собираешься сделать?

— У меня есть кое-какие идеи, но сперва мы должны поговорить с Селией Глейд.

Элиас побледнел, а затем покраснел.

— Ты уверен, что это необходимо? В конце концов, может быть, мистер Багхат хотел предупредить, чтобы мы держались от нее подальше.