Я ждал еще несколько часов, пока не испугался, что рассвет выдаст мое укрытие. С гораздо большими трудностями и волнением я пустился в обратный путь вниз по стене и добрался до приоткрытого, как обещал Кармайкл, окна. Тут выяснилось, что мои отмычки не понадобились: дверь была хоть и закрыта, но не заперта. Было не ясно, допустил мой сообщник оплошность или решил мне помочь или недоглядели люди, которые приходили сюда с проверкой. В тот миг мне было все равно. А зря, как я позднее понял. Но тогда я об этом не думал.

Без свечи я осторожно спустился вниз по лестнице, гадая, присоединится ко мне Кармайкл или он успел улизнуть, но я его не заметил. Его нигде не было видно, и, дойдя до первого этажа, я выглянул в окно, дабы убедиться, что вокруг никого нет. Через полчаса, держась в тени и избегая охранников, я выбрался с территории компании. Дома я поспал всего час, потом было нужно вставать и встречать новый день, который принес ужасные известия.

После тяжелой и бесплодной ночи я был усталым и злым, поэтому не заметил мрачного настроения окружающих, когда появился на складах Ост-Индской компании. По крайней мере, не заметил его сразу. Только через несколько минут я увидел, что все охранники и рабочие мрачны и печальны.

— Что случилось? — спросил я одного из них.

— Несчастный случай, — сказал он. — Рано утром. Никто не знает, что он там делал. Никто его туда не посылал. Аадил думает, он вор. Но Кармайкл был на западном складе, где, как вы знаете, хранится чай. И произошел несчастный случай.

— Кармайкл пострадал? — с тревогой спросил я.

— Еще как, — ответил парень. — Насмерть. Ящики чая, который он хотел украсть, раздавили его, как крысу.

Чай.

Ловко придумано, ибо, чем бы ни занимались Форестер с Аадилом, это не имело никакого отношения к чаю. Никто не понимал, зачем Кармайкл ночью на складе двигал ящики с чаем, вот все и решили, что он повинен в самом распространенном преступлении — мелком воровстве, призванном как-то восполнить скудный доход.

Все знали о таких проступках и закрывали на них глаза, если человек не становился чересчур жадным. В самом деле, и охранникам, и складским рабочим платили слишком мало, так как предполагалось, что они восполнят свой доход разумной долей товаров со склада. Мол, если повысить жалованье, они не станут воровать меньше, поэтому не имеет смысла платить им столько, чтобы хватало на жизнь.

Долгое время я стоял неподвижно посреди снующих вокруг людей. Наконец, увидев проходящего мимо Аадила, я очнулся от оцепенения.

— Скажите мне, что произошло, — сказал я, схватив его за рукав.

Он взглянул на меня и засмеялся. Каким уродливым стало его и без того неприятное лицо, когда на нем появилось выражение жестокого веселья.

— Может, вы мне скажете. Это вы надзираете за охранниками.

— Право же, не будьте мелочным. Скажите.

Он пожал плечами.

— Не знаю, почему Кармайкл оказался здесь вчера ночью. Там, где не положено. Чай воровал. Может, торопился, боялся, что поймают. Думал, сойдет. А его раздавило. — Он снова пожал плечами. — Но лучше, чем если бы его повесили. Правда?

— Хочу взглянуть на тело.

Он посмотрел на меня насмешливо:

— Зачем на него смотреть?

— Потому что мне надо. Скажите, где оно.

— Его забрали, — сказал он. — Куда — не знаю. Может, коронер. Может, семья. Мне не сказали. Я не спрашивал.

Разговор дался мне с большим трудом. Я не сомневался, что это Аадил убил Кармайкла с согласия Форестера, прямого или косвенного. Но все это были лишь подозрения, догадки, которые я не мог ничем доказать, и поэтому они мало что значили. Меня волновало то, что Кармайкл действовал по моей просьбе и умер из-за этого, а я был бессилен восстановить его честное имя.

Чтобы не выдать своих чувств и чтобы никто не догадался, что мне кое-что известно, я ушел со двора и направился в Крейвен-Хаус.

Подозревал ли Аадил меня в соучастии? Он умолчал об этом, что было естественно. И все же Кармайкл решился посягнуть на святая святых — тайный склад — только после того, как я поступил на службу в компанию. Форестер знал, что я служил Эллершо, и не доверял Эллершо. Почему тогда они еще не взялись за меня? Но если они еще этого не сделали, не было никаких оснований полагать, что и не собираются.

Мне было необходимо как можно скорее выяснить, что же Форестер хранил на этом складе и, главное, почему он это делал, там ведь не оказалось ничего необычного. Не зная, как дать выход своему гневу, я не придумал ничего лучшего, чем поговорить с мистером Блэкберном.

Он был у себя в комнатушке и, сгорбленный, водил по странице пером. На мгновение поднял голову, встряхнул рукой в чернильных пятнах.

— А, Уивер. Полагаю, вы пришли узнать насчет замены выбывшего работника?

Я плотно закрыл за собой дверь.

— Нет, ничего подобного. Кармайкл был моим другом, и я не спешу никем его заменять.

Он посмотрел на меня озадаченно, такое выражение всегда появлялось у него на лице, когда он не был занят своими документами. Казалось, ему трудно представить что-то более нелепое и неупорядоченное, чем дружба или привязанность.

— Ну что ж, — наконец вымолвил он. — Несмотря ни на что, график надо соблюдать, гм? Территорию надо охранять. Было бы глупо позволить чувствам мешать нам делать то, что должно.

Было ясно как божий день: Блэкберн отчаянно хочет, чтобы я поскорее ушел, а он мог бы вернуться к своей банальной, но так захватывающей его работе. Но уходить я не собирался. По правде говоря, поскольку он чувствовал себя неловко, можно было надеяться, что он будет говорить не столь осмотрительно, как ему, возможно, хотелось бы.

— Позвольте поговорить с вами конфиденциально, — сказал я. — Дело деликатное, оно связано с не совсем правомерным использованием территории компании и ресурсов компании.

— Конечно-конечно, — сказал он.

Он отложил перо и машинально промокнул страницу, глядя на меня. Я добился его полного внимания.

— Надеюсь, я могу вам доверять, сэр. Мне бы не хотелось, чтобы мое желание исправить небрежность привело к такой несправедливости, как потеря работы. Надеюсь, вы меня понимаете, сэр. Я хочу порядка, хочу, чтобы со складов ничего не пропадало. Тем не менее, когда замешаны сильные мира сего, я иногда не уверен, что благое дело послужит вашим интересам.

Он вытянул тонкую шею, перегнулся через стол, словно черепаха, которая высовывает голову из панциря.

— Вы не должны беспокоиться на этот счет, мистер Уивер. Вовсе не должны. Обещаю, вы можете говорить со мной совершенно конфиденциально, и даю слово, что никому не скажу о нашем разговоре, по крайней мере без вашего позволения. Полагаю, этого достаточно.

Этого было не совсем достаточно.

— Очень хотелось бы так полагать, — неуверенно сказал я. — Все же я рискую. Наверное, будет лучше, если я приду в другой раз, когда буду знать больше. Да, пожалуй, так будет лучше. — Я начал подниматься.

— Нет! — Это «нет» прозвучало не как приказ, а как мольба. — Если вам что-то известно, мы должны это обсудить. Я не вынесу, если что-то пропало, если рану на теле компании не залечили и оставили гнить. Вы правы, сэр, что затронули эту тему. Обещаю, что не сделаю ничего, чего бы вы не хотели. Только вы должны мне сказать, что вы такое узнали.

Я подумал, что это очень странно. Вот клерк, который печется о компании, будто о любимой собачке или даже любовнице или ребенке. Если ничего ему не сказать, он сойдет с ума от любопытства, причем никакой личной выгоды от этих сведений ему нет, лично он ничего не выигрывает от того, что будет исправлено некое нарушение, на которое я намекаю. Он просто любит, чтобы безделушки стояли ровно — не важно, чьи это безделушки, его или кого-то другого, — и не остановится ни перед чем, чтобы исправить отклонение.

Я прочистил горло, намереваясь говорить долго, чтобы сделать для него пытку еще изощреннее.