— Простите, мадам, если доставляю вам лишние хлопоты, но я должен задать еще несколько вопросов. Джентльмены из страховой конторы «Сихок» просили меня заверить вас, что вашей ренте ничто не угрожает. Мы не можем настаивать на том, чтобы вы ответили на наши вопросы, но уверен, что ваши средства будут в большей безопасности, если вы нам поможете.

Мои слова, как я и рассчитывал, вызвали у нее тревогу, и она сказала, что всеми силами постарается нам помочь.

— Благодарю вас. Вы, очевидно, отдаете себе отчет в том, что сто двадцать фунтов в год — это необычайно крупная сумма для человека с доходом, как у вашего покойного мужа. Вы не знаете, отчего гильдия проявила к вам такую щедрость?

— По-моему, вы уже спрашивали об этом. Мне не нравится то, как вольно вы обращаетесь с памятью мистера Пеппера.

— Я в самом деле уже задавал эти вопросы, — согласился я, — но вынужден задать их снова, так как не получил удовлетворительных ответов. Что касается памяти мистера Пеппера, то с помощью подобных вопросов у нас появляется больше возможностей почтить его память — они позволяют нам открыть неизвестные примеры его даровитости.

От своей-то даровитости я был в восторге: мои слова произвели желаемое действие на любящую вдову. Она была настроена по-прежнему скептически, но явно не могла упустить возможность превознести мистера Пеппера до небес.

— Я об этом знаю немного. Могу только сказать, что он постоянно что-то читал, записывал и рисовал.

Мне показалось необычным, что у ткача были книги, причем много книг. Книги стоили дорого, и ткач шелка не мог их себе позволить. Впрочем, я уже понял, что мистер Пеппер был исключением из всех правил. Не важно, что именно его интересовало, это не был праздный интерес. Это должно быть что-то, что окупило бы потраченное время и деньги.

— На какие средства он покупал книги? — спросил я.

— У него были на это деньги. Не спорю, учение было для него важно, но он бы не стал жертвовать ради него моими нуждами и желаниями.

— А что вам известно о его рисунках? — продолжал я.

— Он мне их не показывал. Он говорил, не стоит беспокоить женщину тем, что он задумал.

— Выходит, ваш муж никогда не рассказывал вам о своих интересах?

Она покачала головой.

— Вы сказали, что у него были книги. Можно мне на них взглянуть?

Она снова покачала головой:

— Когда приходил человек из гильдии ткачей шелка, он сказал, что книги, и бумаги, и все прочее принесут большую пользу гильдии, и предложил их купить за десять фунтов. Мне они были не нужны, и я решила их продать. Не знаю, может, я продешевила, но они были так добры ко мне, и было бы невежливо отказать им в такой мелочи.

— Так они все забрали?

— Я же вам сказала, — ответила она с ноткой раздражения в голосе.

Я решил, что лучше немного сменить тему.

— Скажите, миссис Пеппер… Насколько я понял, ваш муж не рассказывал вам о своих занятиях, что часто случается в семье. Но не могу поверить, что сведения не просачивались наружу через щели, как аромат супа распространяется из кухни в соседние комнаты.

Она кивнула, я ее не торопил, но в итоге она сказала только, что ей не нравится, когда запахи из кухни проникают в остальной дом.

— Не поверю, — продолжал я, — что вы никогда не слышали, как мистер Пеппер говорил о своих делах с друзьями и товарищами. Вы не представляете, как нам важно узнать о его работе. Возможно, — сказал я, многозначительно подмигнув, — все другие вопросы относительно ренты отпадут сами собой.

— Для чего вообще все эти вопросы? — Ее голос стал на несколько тонов выше, чем обычно.

— Мне бы больше всего хотелось не задавать вам этих вопросов и чтобы условия ренты остались неизменны. Вы ведь поможете мне в этом, правда?

Было ясно, что она поможет.

— Он не говорил со мной о своих, как он это называл, исследованиях, но у него был один друг, с которым он обсуждал эти вещи. Я его никогда не видела, так как его не приглашали в дом, но мистер Пеппер отзывался о нем очень высоко, как о человеке, который способен не только оценить его исследования, но оказать помощь и содействие. Они часто виделись и проводили много времени над книгами, изучая то, что хотели изучить.

— Вам известно имя этого джентльмена?

— Да, но только частично. Мистер Пеппер называл его мистер Тизер.

Я с трудом сдержал горькую усмешку. Имя «мистер Тизер» скорее подходило персонажу комедии,[3] и я даже начал подозревать, что мистер Пеппер встречался не с джентльменом, а с дамой, и вовсе не для того, чтобы совместно изучать книги. Тем не менее мне оставалось лишь узнать об этом больше.

— Что вы можете сказать об этом мистере Тизере?

— Боюсь, очень немного. Абсалом нечасто говорил о нем, а когда говорил, в его словах звучали нотки чуть не презрения, что ли. Он превозносил проницательность мистера Тизера и в то же время смеялся над ним. Говорил, что он как дитя и что, мол, беднягой можно крутить как заблагорассудится, вот Абсалом и крутил.

— Может быть, вы случайно слышали, где они встречались?

— В этом я могу вам помочь. Однажды я слышала, как мистер Пеппер говорил с кем-то о предстоящем свидании и дал адрес дома на Филд-лейн, рядом с таверной «Виноградная гроздь», если не ошибаюсь. Не знаю, частный это дом или нет, но помню, как он давал именно этот адрес.

— А сами вы туда не ходили?

— Нет, с какой стати мне туда ходить?

Из любопытства, подумал я. Потому что ты не запомнила бы адрес, если бы тебя это не интересовало. Но я придержал язык, ибо ничего не выиграл бы, дав понять, что знаю о ней больше, чем она хотела бы. Нельзя было показывать, что мне почудилось, будто она, как ни странно, ревновала мужа к этому Тизеру.

Через какое-то время стало ясно, что миссис Пеппер больше нечего мне сказать, и я поблагодарил ее за то, что уделила мне время.

— А моя рента? — спросила она. — Ей ничего не угрожает?

У меня не было желания лишаться источника полезных, как мне казалось, сведений, поэтому я решил ответить уклончиво.

— Я буду делать все, что в моих силах, — сказал я и поклонился.

Она закусила губу от досады.

— А если я вам кое-что покажу, — сказала она. — Если я позволю вам взглянуть на это, вы действительно сделаете все, что в ваших силах, чтобы мне помочь?

— Конечно, — пообещал я, пытаясь выбросить из головы, что поступаю лицемерно.

Я не знал, почему Ост-Индская компания платила ренту этой даме, но, скорее всего, после того как я раскрою их секреты, выплаты прекратятся. Одним словом, я убеждал эту женщину помочь приблизить ее собственное разорение.

Она попросила немного подождать и вышла, а вскоре появилась вновь, держа в руках тоненькую книжицу в одну четвертую листа, обтянутую телячьей кожей. Она прижимала ее к груди, и я заметил на передней обложке большую царапину.

— У моего мужа, покойного мистера Пеппера, была одна особенность. Он не раз говорил мне, что его тетради — это его память. Ему было необходимо записывать свои идеи сразу же, как только они приходили ему в голову, иначе он боялся, что забудет и не сможет вспомнить. Он и вправду полагал, что забыл больше прекрасных идей, чем может прийти на ум целой армии людей за всю их жизнь. Поэтому тетради всегда были у него под рукой, и он постоянно что-то в них записывал. В некоторых, как он считал, содержались прекрасные идеи, а в других не было ничего ценного. Когда люди из гильдии пришли за его книгами, они сказали, что им нужны все. Но кое-что все же осталось. Вот эта тетрадь, и то лишь потому, что это книга его ошибок, неудачных идей — так он говорил. Он как-то сказал мне, что не стал бы огорчаться, если бы эта тетрадь потерялась. Я запомнила ее из-за царапины на обложке, она похожа на букву «П» — первая буква фамилии Пеппер, понимаете. Как бы то ни было, я осмелилась оставить ее себе.

Я протянул руку. Она нехотя отдала книгу мне. Страница за страницей были исписаны убористым наклонным почерком, таким мелким, что я едва мог прочитать написанное. Буквы сливались перед глазами, и от потуг разобрать написанное у меня разболелась голова. Кроме записей, как и говорил Хейл, в тетради были рисунки. Рисунки изображали оборудование и материалы для шелкоткачества.