Женщины вновь легли и замолчали. В голубоватой тени глаза слипались сами собой, и Катя почувствовала, что засыпает.

– Катюша, – разбудил ее голос соседки, – а вообще-то муж есть у тебя?

– Нет у меня никакого мужа, – не открывая глаз, ответила Катя и снова села. – Об этом тоже никто не должен знать. Дойдет до братьев, а те разнесут по всему пляжу.

– Не скажу, не болтушка, – успокоила ее Даниловна. Она приподнялась на локте и с интересом рассматривала молодую соседку. – А раз так, почему бы тебе и не познакомиться с кем-нибудь? Заезд неплохой – мужчин много, симпатичные попадаются, нестарые, и на тебя поглядывают. Наверняка, холостые есть и разведенные. Братья те же. Или никто не нравится?

– Александра Даниловна, – Катя опять поднялась, – я не для этого приехала, понимаете? Не собираюсь я тут романы крутить. Дома проблем хватает, новые не нужны.

– Нет, так нет. Извини, Катюша, спроста я. Подумала – женщина молодая, симпатичная, одинокая. Ведь одной-то не сладко, поди? А где еще познакомиться, как не на курорте? Но ты отдыхай, как тебе надо, я тебя не выдам.

Спать расхотелось. Катя вспомнила, как нелегко дался ей этот отдых в одиночестве. Как непросто было убедить своих стариков, что ничего с ней не случится и ни в какую неприятную историю она не попадет. С каким трудом добывалась путевка в нищем профкоме захудалого НИИ, откуда она перманентно собиралась уволиться, но все не решалась, соблазненная щадящим режимом и перспективой легкой защиты. Каким тяжелым получился последний разговор с Евгением о ее желании разобраться в их отношениях и принять окончательное решение о целесообразности их продолжения. А он, как всегда, убеждал ее ничего не решать и оставить все как есть. Что означало – продолжать ждать. Именно это растянувшееся на десять лет ожидание стало ей невыносимо. Она давно считала его жестоким и унизительным занятием. Это в юности она не думала ни о чем и ни о ком, кроме него. Не хотела и не умела задумываться о других, об этой несчастной женщине…

Она мечтала побыть совсем одной. Спокойно обдумать свою жизнь, особенно – ее последние бестолковые годы. Смирение перед невозможностью изменить обстоятельства вдруг покинуло ее. Нестерпимо захотелось избавиться от недавно поселившегося в ней, но успевшего изрядно надоесть шестого чувства – чувства вины, и вновь обрести нормальные пять. Сбросить шелковистое одеяло комфорта, заботливо наброшенное на нее Евгением. Оно перестало согревать, безнадежно свалявшись застарелыми колтунами неразрешимых проблем. Захотелось освободиться от старых долгов, заплатить по счетам любыми средствами, как закладывает совестливый должник последнее имущество для доказательства своей кредитоспособности. Она сожалела о неудаче уже предпринятой ею попытки – ее нелепое замужество лишь увеличило сумму долга, пополнив число кредиторов. И пришла к выводу невозможно построить собственный мир чужими руками, как и избавиться от боли, причиняя ее другим.

Кате необходим был этот месяц полного, никем и ничем не нарушаемого одиночества.

Екатерина спрыгнула с раскаленной подножки автобуса, возвращавшегося из Мацесты, и направилась в сторону моря. Глаза наткнулись на забавную для южного города вывеску «Кафе-мороженое Айсберг». Заведение располагалось в стороне от дороги в густой тени деревьев и темно синих зонтов под ними.

Буфетная стойка пустовала, но из приоткрытой двери в служебное помещение доносился недовольный голос буфетчицы, отчитывающей кого-то по телефону. Катя оглядела почти пустое кафе. Невдалеке заботливая мамаша что-то настойчиво внушала хнычущему мальчугану, осоловевшему от огромной порции мороженого. Еще один посетитель за отдаленным столиком просматривал газету, вкушая лакомство без видимого удовольствия на неподвижном, словно высеченном из камня лице. Появившаяся, наконец, буфетчица наложила пять разноцветных шариков в металлическую креманку и протянула ее Кате со словами:

– Сядьте, пожалуйста, за занятый стол. Через пятнадцать минут закрываемся по техническим причинам.

Катя осмотрелась. Говорливая мамаша с плаксивым пацаненком ее не вдохновили, и она направилась к столику с молодым человеком, успев заметить, что его креманка почти опустела.

– Не помешаю? – с дежурной вежливостью спросила она, отодвинув синий пластмассовый стул.

– Ради Бога, – равнодушно ответил мужчина, складывая газету. Он лениво повернул небольшую, словно усохшую голову, и окинул ее надменным взглядом. Точеное, покрытое бронзовым загаром лицо, в сочетании с маленькой головой, напоминали мумию фараона. – Простите, вы не в «Ларисе» отдыхаете?

– Да, там, – удивилась Катя. – А в чем дело?

Мумия расплылась в белозубой улыбке. Глаза заискрились голубыми топазами в цвет рубашке.

– Тогда ответьте – почему вы на танцы не ходите? Я каждый вечер там околачиваюсь, жду, когда подойдете, а вы все мимо да мимо. Как это называется? Вы отдыхать приехали или где? Может, музыка не устраивает или контингент не тот?

Екатерина, не ожидавшая от гордой мумии такого каскада и далеко не фараонского лексикона, сдержанно улыбнулась:

– Считайте, угадали. И то не так, и это не эдак.

– Так подошли бы ко мне и сказали. Музыку можно поправить, а вот насчет контингента сложнее. Куда деваться от наплыва пенсионэров в пинжачках и трениках? Но я-то на что? Я всегда готов прийти на помощь женщине! Зимой и летом! Днем и ночью!

Последняя тирада заставила ее внимательнее присмотреться к балагурящему парню. Он был бы неотразим со своими точеными чертами, синими глазами и широкими плечами, если бы не странная фривольность произносимых фраз при едва начавшемся знакомстве.

Она доедала мороженое, а он, улыбаясь, следил за движениями ее руки и, казалось, раздумал уходить, надоедливо похлопывая свернутой газетой по ножке стула. Катя покончила с мороженым и облизала ложечку.

– Благодарю за компанию, всего доброго. – Она поднялась, но сосед приветливо остановил ее:

– Вот как? Сначала десерт, а теперь обедать? Кто же так питается? Поверьте сыну главврача лучшего санатория Сочи, с такой едой – шиворот навыворот – вам грозит заворот кишок.

– Да нет, я еще искупаться хотела, а потом уже обедать, – попыталась оправдаться Катя.

– Тогда ладно еще. – Парень тоже поднялся, лучезарно улыбаясь. – Пожалуй, тоже окунусь, жарко сегодня.

Они направились к чугунной калитке, у которой уже стояла недовольная буфетчица, вертя на пальце связку ключей. Она окинула Екатерину придирчивым взглядом, а парню кивнула по-свойски.

– Пока, Аркаша.

– Кстати, мы не познакомились. Аркадий! – протянул он лопатистую кисть.

– Катя, – вложила она ладонь в широкую пятерню. – Вы, видимо, местный? Сочинец?

– Ага, тутошний я, коренной. Меня здесь все знают. Мамахен – главврач самого лучшего санатория в Сочи, а пахан – самый крутой адвокат в городе. Оправдает любого, по ком гильотина рыдает. Если что, могу поспособствовать.

– Спасибо, вряд ли пригодится. – Она взглянула на довольную физиономию своего спутника и почему-то поежилась. Они дошли до лечебного пляжа, и Катя не без облегчения приготовилась попрощаться – Вот я и на месте. Дальше вас не пустят, это наш санаторский пляж. А городской тут недалеко.

– Меня? Не пустят? Ошибаетесь, девушка.

Парень смело прошел мимо будки проверяющего, небрежно помахав ему в окошко, а Катя долго рылась в сумке, с трудом обнаружив пропуск. Она предъявила его в развернутом виде и только после этого пересекла границу, отделяющую организованных отдыхающих от «дикарей».

На пляже все было как обычно. Две свежевыкрашенные блондинки флиртовали с восточного вида мужчиной, кокетливо округляя глаза под его речи. Те же преферансисты, не обращая внимания на палящее солнце, расписывали пульку. Женщина с косой вальяжно раскинулась на топчане. Рядом приятельница что-то нашептывала ей с видом заговорщицы.

Катя дошла до места, где загорала их компания, но никого не обнаружила. Пустые топчаны выглядели голо и одиноко. Она поставила сумку на один и уселась на другой, ища глазами знакомых и почти забыв о своем спутнике. Аркадий остановился за ее спиной и с любопытством озирал пляж. Невдалеке братья болтали с новенькими. Дамы чему-то ужасались, всплескивая руками. Их удивленные возгласы долетали до Екатерины. Младший брат заметил ее появление и приветственно поднял руку. Катя помахала в ответ и отвернулась.