Совсем недавно Мэйбен и Блэклок при мне и со мной болтали о войне, давая понять, что они ее развязывают. Теперь, когда они боятся оказаться битыми, они стараются свалить всю тяжесть на Малиетоа Лаупепу. «Он был так решительно настроен, – заявил вчера Хаггард, – что никто не мог повлиять на него». «Вот это новость, – сказала я, – добродушная старая овца, над которой все только потешались, вдруг превратилась в решительного волка».
Мы сидели на веранде, когда появился Йендэл, переводчик мистера Хаггарда, с раной в голове и подбитой челюстью. Он плыл в лодке под американским флагом с «охранной грамотой» от Лаупепы, и ему нанесли такой удар с проезжающей мимо лодки, что он упал без сознания. Хаггард принял этот рассказ с полным смирением. Неожиданно для себя я поднялась и, с жаром объявив, что все белые мужчины в Самоа трусы, оставила общество. Кажется, это вышло не слишком прилично. За ленчем провозглашались тосты, и я пила за здоровье «мистера Мурса, моего злейшего врага, но единственного храброго человека среди белых, искренне привязанных к Самоа».
Йендэл сообщил о прибытии английского военного корабля. Сегодня утром к Симиле приходил в гости его дядя – уроженец Савайи, принимавший участие в войне. Он выше ростом, старше, благообразнее и «аристократичнее» Симиле, но в остальном совершенно с ним сходен, с таким же уклончивым взглядом. До сегодняшнего дня я тщетно пыталась выжать из сдержанного Генри принесенные дядей новости. Вот что он рассказал мне в конце концов: на Савайи требуют созыва фоно, на котором присутствовали бы вместе Лаупепа и Матаафа.
– А если белые откажут? – спросила я.
– В том-то и беда, – ответил Генри.
– Что же будет?
– Тогда они пойдут за Матаафой, – неохотно признался Генри.
Незадолго перед этим мне доложили, что наш красивый старик – воин поневоле – вернулся и находится в кухне. При виде меня он вскочил, забыв про свой хлеб и чай, которых пожелал первым делом, и бросился ко мне навстречу с горящими глазами. Он сказал, что его отпустили по нездоровью. Ллойд оказался настолько нечутким, что поддразнивает его из-за этой «дипломатической» болезни. Старик надеется, что теперь ему разрешат остаться в Ваилиме. Бедняга похудел и, видимо, изголодался.
Бэлла только что получила из города записку о том, что наш план (ее и мой) передать провизию больному старому вождю на Маноно пока осуществляется успешно. Вот еще одно компрометирующее место, если мой дневник подвергнется ревизии. Но это никого не касается, кроме нас, вернее, меня, потому что Бэлла только договаривалась, а я дала деньги. Правда, очень немного, но это все, что у меня было, – деньги, которые я сама заработала и хранила столько лет. Я лишь вчера сама нашла их, забыв, куда запрятала. В свое время я решила, что мне могут понадобиться несколько шиллингов для какой-нибудь тайной благотворительности, и отложила эти деньги. Ну что ж, их хватило, чтобы купить немного сухарей и солонины для больного несчастного старика, которого прозвали Бедным Белым Человеком за то, что он никогда не мог отказать в помощи ни одному белому бедняку. Что-то незаметно, чтобы теперь они сломя голову бросились к нему на помощь. В полученной записке говорилось еще, что все военные корабли переводятся к острову Маноно, как предполагают, с мирным заданием и что немецкие корабли находятся под командой английского капитана.
Льюис вернулся. Мэйбена он нигде не обнаружил. Капитан военного корабля оказался католиком и не склонен к необдуманному кровопролитию. Он сказал, что отправится на Маноно и пригласит Матаафу к себе на корабль, чтобы поговорить по-хорошему. Он хочет предложить Матаафе сдаться и тогда позаботится о его безопасности.
Льюис должен написать Матаафе письмо, и, если удастся, капитан возьмет с собой миссионера отца Бройера. Самоанцы видели уже столько коварства со стороны белых, что какие-то шаги подобного рода необходимы. Но в случае отказа Матаафы капитан вынужден будет начать обстрел.
Пелема узнал точно и во всех подробностях историю нападения на Йендэла. Тот был на катере, нанятом американцем Дженни, и над катером развевался американский флаг. Они возвращались с Маноно, откуда Йендэл забрал своих детей и дряхлую бабушку, имея «пропуск» от короля. К ним подошла лодка с несколькими людьми, которые сказали, что ищут раненых из лагеря Матаафы, чтобы взять их головы. (Кстати, миссионеры предложили, что примут к себе раненых Матаафы и будут ухаживать за ними под охраной правительства.) Они ответили, что у них на борту нет раненых, и не то Дженни, не то Хэлл указали на американский флаг. В ответ с той лодки ударили Йендэла мушкетом по голове и веслом по щеке и стали тащить его к себе, крича, что он плохой человек и они отрежут ему голову. Как только он упал, одна из женщин, сидевших в лодке Дженни, набросила на голову Йендэла английский флаг. Но если я правильно поняла, напавшие перетащили Йендэла к себе вместе с флагом и стали грести прочь. Йендэл – английский подданный. Лодка Дженни следовала за обидчиками, пока они не пристали к берегу и не поволокли Йендэла в лес, где, как предполагали белые спутники, стали убивать его. Мимо проходил вождь, и белые обратились к нему с просьбой спасти Йендэла и преподнесли ему жестянку сухарей. Он в конце концов сказал, что сейчас Йендэла не убьют, раз он в обществе белых, но вообще он от смерти не уйдет. Тогда белые повернули назад, а за ними следом вернулся и несчастный Йендэл.
Мэйбен, возможно, потребует, чтобы сторонники Матаафы на Маноно, числом около восьмисот, сдали оружие, пока не будет решено, как с ними поступить. Если это произойдет, а, с точки зрения иностранца, это вполне разумное требование, их всех могут перерезать. Учитывая это, Льюис хочет предложить отправиться с кораблем на Маноно. Сначала ему придется получить у Кьюсэк-Смита разрешение написать Матаафе. Это довольно унизительно для Льюиса, но думаю, что следует это сделать. Кьюсэк-Смит такое жалкое, маленькое, несамостоятельное существо с комично уродливым лицом, что просить его о чем-либо ужасно противно. У него свирепые, закрученные кверху усы на подлейшей морде, какую только можно себе вообразить. Жена его высокая, крупная, порядком вульгарная, но смазливая бабенка. Глядя на эту пару, всякая женщина невольно задается вопросом, как можно было выйти замуж за эту болотную нечисть. Льюис вернулся домой очень поздно. Он опять виделся с капитаном и вручил ему письмо. Капитан дал слово, что не выдаст ни Матаафу, ни подчиненных ему вождей. Он обещал держать их на своем судне.
Все военные корабли отбыли сегодня утром. В конце дня два немецких корабля вернулись с известием, что Матаафа сдался и находится на борту английского военного судна вместе с двадцатью восемью другими вождями, среди них и Бедный Белый Человек.
Сегодня рано поутру Льюис с Ллойдом поехали в Апию встречать возвращающийся корабль, который, как говорили, должен прибыть вскоре после рассвета. Они первыми оказались на борту и были единственными друзьями, которых увидели пленники. Матаафа выглядит старым и разбитым и произнес перед Льюисом сбивчивую речь. Один из вождей тщетно пытался что-то сказать Ллойду и, когда в конце концов кое-как обрел дар речи, спросил, точно ли, что они потеряют головы. Среди офицеров, по-видимому, немало недовольства по поводу действий их корабля. Капитан дал Матаафе на размышление три часа; это очень короткий срок для медлительных самоанцев, привыкших к различным церемониям. Он уже начал приходить в раздражение, когда вожди появились – всего за пятнадцать минут до окончания срока. Офицеры говорят, что пленники проплакали всю ночь. Блэклоку надлежало позаботиться насчет губернатора острова, чтобы это был действительно надежный человек, а люди из Аана note 193 должны были остаться под его началом и стеречь обезоруженных воинов Матаафы. Корабль еще разворачивался от острова, когда на берегу забушевало пламя. Охрана палила дома. Матаафа упал на колени перед капитаном и умолял его спасти беззащитный народ. А Блэклок, по возвращении разумеется, доложил, что ничьей жизни опасность не угрожает.
