— Мистер Спик, он привел нас в узкое место среди камней. Вау! Там на нас напали воины чвези.

— Невозможно, Бомбей! — воскликнул Бёртон. — Во всей Восточной Африки говорят о народе чвези и все согласны, что они уже давно не существуют. Их легендарная империя погибла в шестнадцатом веке.

— Но, возможно, никто не сказал этого им, вот они и забыли умереть и теперь живут в тайном месте. Они сторожат Храм Глаза.

— Храм? Ты видел его?

— Нет, мистер Бёртон. Он под землей, и я решил не идти туда. Со своей четвертой женой я повстречался в плохо освещенной хижине, и с тех пор никогда не забываю, что в темноте происходят плохие дела. Так что я остался с носильщиками и стрелял по чвези, пока мистер Спик и мистер Грант были внутри. Только мистер Спик вернулся обратно, и когда я увидел его — вау! — он выглядел так, как если бы его забрала ведьма, потому он вел себя как сумасшедший, даже для белого, и мы бежали вместе с ним из гор и вплоть до Занзибара. По дороге он стал немного похож на себя прежнего, но все равно другой. Мне кажется, под землей он увидел что-то очень плохое.

Экспедиция Стэнли тоже закончилась катастрофой. Команда американского репортера — пять человек из Королевского географического общества — при помощи мотостульев перелетела из Занзибара в Казех, а потом полетела на север, чтобы найти истоки Нила. Через несколько дней они вернулись пешком — их летающие машины перестали работать.

Бомбея, который в это время жил в Казехе, наняли как проводника. Он довел Стэнли до Укереве, а потом экспедиция поплыла вокруг озера, против часовой стрелки. Но на самом западном берегу Стэнли соблазнился зрелищем далеких гор и решил их исследовать.

— Я сказал ему: нет, это плохое место, — продолжал Бомбей, — но он — вау! — был как лев, почувствовавший запах газели, и не мог думать ни о чем другом. Я побоялся идти туда и убежал, а он и его люди пошли без меня. Больше их никто не видел, Это доказывает, что я — очень хороший проводник.

— Почему?

— Потому что я был прав.

Сафари медленно тащилось вперед.

Обработанные земли остались позади. Теперь вокруг не было ничего, кроме невысоких сухих холмов, уходивших во все стороны.

— Одно и тоже! — однажды взвыл Суинбёрн, широко раскинув руки, как если бы хотел обнять огромный простор. — Одно и тоже! Одно и тоже! Ничего не меняется! Мы движемся или нет?

По ночам из-под земли вылезали орды муравьев и обрушивались на лагерь. Они прожевывали себе дорогу через стены палаток, портили еду, рвали одежду, и их укусы походили на прикосновение раскаленного железа.

На четвертый день экспедиция с облегчением ушла из области холмов и вошла в лес Кигва, широкую полосу эвкалиптов и мимоз, протянувшуюся по неровной кочковатой земле. Редко стоявшие стволы деревьев и такая же редкая крона, тем не менее, давали немного тени, и в первый раз за много недель их не тревожили ни москиты, ни мухи.

Они разбили лагерь среди деревьев, испещренных лучами света, в воздухе порхали бабочки и носилась пыльца, над головой свистели и щебетали птицы. Запах растений наполнял ноздри.

— Мы прошли уже около шести сотен миль, — сказал Бёртон. Он сидел на стуле перед главным роути, массажируя левое бедро после приступа судороги. Траунс сидел на стуле перед раскладным столом.

Борода человека из Скотланд-Ярда уже достигла груди и изрядно ему надоела. Он пытался укоротить ее при помощи тупых ножниц.

— И сколько времени это заняло? — спросил он.

— Хороший вопрос. До этого места моя прошлая экспедиция шла сто тридцать четыре дня. Мне кажется, что тогда мы двигались быстрее, но не могу сказать, насколько. Уильям, хочешь, я помогу тебе? Похоже, ты застрял.

— Если тебе не трудно, — ответил Траунс. — Чертова рана! Меня как будто ножом режут, когда я двигаю рукой. Как ты думаешь, может быть нас тормозит чье-то зловредное влияние?

Траунс поднял подбородок. Бёртон встал, взял ножницы и ринулся в битву с волосами друга.

— Возможно. Но до Лунных Гор еще, по меньшей мере, две сотни миль, так что если это влияние Глаза нага, то, значит, его излучение распространяется чертовски далеко.

— Тогда, в пятьдесят седьмом, он тебя за штаны не держал, — сказал Траунс. — С чего это вдруг он мешает тебе сейчас?

— Единственное объяснение — кто-то управляет им.

— И этот кто-то знает, что ты здесь? Мне это не нравится.

— И мне.

Несколько минут спустя Бёртон закончил щелкать ножницами и дал детективу маленькое круглое зеркало. Тот проверил результат.

— Клянусь Юпитером! Вообще никакой разницы! Я все еще похож на проклятого Робинзона Крузо!

Бёртон улыбнулся, отвернулся и посмотрел на дочерей аль-Манат, которые расстелили свои коврики и начали молиться Аллаху. Потом перевел взгляд на воинов Мирамбо, сидевших около маленького переносного стола, точивших наконечники копий и чистивших мушкеты. Посмотрев, как Саид распределял багаж среди оставшихся носильщиков, Бёртон подошел к лошадям и мулам, покрытых укусами мух цеце. Ясно, что долго они не протянут.

Слева послышался шум. Ну конечно, Суинбёрн. Прыгает вокруг как одержимый лесным духом.

— Смотри, смотри! — кричал поэт, тыча пальцем в направлении Герберта Спенсера.

Бёртон повернулся к замотанному в арабскую одежду заводному философу, и увидел, что он идет сюда вместе с Изабеллой Мейсон. На каждом его плече сидело по попугаю.

— Покс вернулся! — радостно пропищал Суинбёрн.

— Скользкий вонючий нюхач, — каркнула Покс.

— И с женой!

— С мужем, — поправила его Изабелла.

— Что? Что? — закричал Суинбёрн. — Ты хочешь сказать, что Покс?..

— Девочка, да. И всегда была. По-моему я упомянула об этом, когда представляла ее вам.

Суинбёрн смутился.

— Я... я... ее язык заставил меня предполагать обратное.

— Болтающийся хват! — добавила Покс.

Вторая птица пронзительно завопила.

— Болтуны обычно избирают себе пару на всю оставшуюся жизнь, — сказала Изабелла Бёртону, — так что, похоже, надо дать имя новому члену вашей семьи.

— Не хотите ли вы сказать, — проворчал королевский агент, — что, вернувшись в Лондон, я должен буду содержать двух бестий?

— Но только одна из них будет оскорблять тебя, босс, — присвистнул Спенсер.

— Овцедав-дегенерат, — каркнула Покс.

— Обезьянохват! — добавил ее муж.

— О, нет! — простонал Бёртон.

— Похоже, я ошибся, — признался Спенсер.

— Ха! — крикнул Суинбёрн. — Давайте назовем его Фокс!

Все посмотрели на него.

— Совершенное имя, — сказал поэт. — Не кажется ли вам, что Покс и Фокс звучат так, как если бы они принадлежат друг другу?

Последовало молчание, потом Уильям Траунс откинул голову назад и от души засмеялся.

— Прямо в точку, Алджернон! — загоготал он. — Прямо в чертову точку! Черт побери! Что может быть более подходящим воспоминанием об Африке, чем уехать из нее с Фокусом и Покусом на руках! Ха, ха, ха!

Бёртон безнадежно покачал головой.

— Веселей, старина, — хмыкнул Суинбёрн. — Если я не ошибаюсь, когда один юный солдат возвращался из Индии домой, он тоже привез в штанах хорошенький фокус!

Траунс заревел во всю глотку.

— Алджи, здесь дамы, — сказал Бёртон, сердито посмотрев на своего помощника.

Изабелла пренебрежительно махнула рукой.

— Лично с меня, Ричард, Африка содрала весь этикет. Можете говорить что угодно, меня это не заденет!

— Что угодно? Эй! Может быть, попробуем? — с энтузиазмом воскликнул Суинбёрн.

— Конечно нет.

Тяжело дыша, прибежал Кришнамёрти.

— Шшш! — рявкнул он. — Хватит кричать как ненормальные! Послушайте!

Все замолчали и услышали вдали слабый треск выстрелов.

— Спик, — прошептал Суинбёрн.

— Насколько далеко? — спросил Траунс.

— Трудно сказать, — ответил Бёртон, — но нам лучше оставаться настороже.

На следующее утро они осторожно продолжили путь, и четыре лучших разведчика ваньямвези шли впереди. С востока все время доносилась слабая стрельба, как если бы там шел бой. Бёртон распаковал все винтовки и раздал их воинам ваньямвези взамен древних мушкетов. Он и все остальные члены экспедиции прочистили свои собственные винтовки, смазали их и зарядили.