— Не засохшая ли кровь?

Бертон тоже присел и проверил пятно.

— Да, похоже на то. Как ты только его увидел! Но, как, ко всем чертям, кровь попала туда? — Он на мгновенье задумался, потом сказал: — Не позовешь ли Алджи, пожалуйста?

Траунс хрюкнул, выпрямился и вышел из комнаты. После его ухода Бёртон вытащил из камина полусгоревшие угли и отбросил в сторону, не обращая внимания на беспорядок, который он устроил на коврике перед камином. Потом снял решетку и тоже отставил ее в сторону.

— Снаружи проехал кэб, самым обычным образом, — доложил Суинбёрн, входя в комнату вместе с Траунсом. — Ничего в нем не было подозрительного. А что у тебя?

— Ты — эксперт по каминам, — сказал Бёртон. — Взгляни сюда.

Суинбёрн поглядел на очаг.

— Недавно чистили, — заметил он.

— Точно?

— Да. Посмотри на ряд сажи, вот здесь. Это пятно крови?

— Мы так думаем.

— Дай мне фонарь, Ричард.

Бёртон сунул руку в карманы и вытащил заводной фонарь. От открыл его, завел и протянул своему помощнику.

Суинбёрн снял цилиндр, положил его на кофейный столик, согнулся, нырнул в камин и поднял фонарь повыше.

— Пойду погляжу, — сказал он и, упершись ногами в стенки, начал подниматься.

— Поосторожнее, парень, — предостерег его Траунс.

— Не беспокойся, — усмехнулся Бёртон. — Винсент Снид как следует натренировал его.

— Не упоминай ублюдка! — послышался глухой голос Суинбёрна. — Эй. Здесь что-то вроде ниши и маленький запас продовольствия. И еще больше кровавых пятен. Я собираюсь подняться на крышу.

В камин хлынула струйка грязи, намного меньшая, чем ожидал Бёртон; очевидно поэт был прав — дымоход недавно прочистили.

Через пять минут сверху опять посыпалась клочки и струйки черной грязи, потом послышалось ворчание Суинбёрна — он возвращался. Сначала появились его ноги, а потом и сам поэт — одежда и кожа в саже, зеленые глаза весело глядят с грязного лица.

— Мне кажется, что был нанят трубочист, который прочистил дымоход, а потом вернулся, чтобы украсть еду из дома, — сказал он. — Это не слишком удивительно. Большинство из мальчиков голодают, и те, кто живет вместе с мастерами-трубочистами, часто настолько запуганы, что время от времени убегают на ночь в подходящую каминную трубу.

— Подходящую каминную трубу? — удивился Траунс. — И что делает трубу подходящей?

Суинбёрн выключил фонарь и передал его Бёртону.

— Если, как здесь, в трубе есть ниша и достаточно широкая полка, на которой можно поспать.

— А эта кровь?

— Его подстрелили.

— Что?

— На полдороги в стене остался след от пули. Этот выстрел не попал. Зато во второй раз он не промахнулся. Там кровь вплоть до самого выхода на крышу, а на черепице еще больше. Судя по всему парень удрал, но я сомневаюсь, что он долго проживет, бедный малый.

Три человека на мгновение замолчали, потом Суинбёрн сказал:

— Теперь я ненавижу эту прусскую свинью еще больше.

Он и еще раз обыскали весь дом, на случай, если что-нибудь пропустили, потом потушили свет и, выйдя наружу, закрыли за собой дверь.

— Я немедленно сообщу в Ярд, и они выделят пару констеблей, которые будут наблюдать за домом, — сказал Траунс, когда они шли обратно.

— Делать нечего, придется доверить расследование твоим коллегам, — сказал Бёртон. — Значит, даже если они схватят негодяя, мы узнаем об этом очень не скоро. Есть, однако, еще кое-что, что я могу сделать.

— И это?

Королевский агент открыл ворота, и они подошли к своим паросипедам.

— Я могу навестить Жука. Он может знать что-нибудь о раненом трубочисте.

Они завели моторы пенни-фартингов, сели в них и поехали. Они уже вернулись на Кранбрук-роуд и попыхтели вниз с холма, когда Бёртон крикнул друзьям:

— Разделимся, когда доедем до Милл-энда. Я поеду в Лаймхаус. Алджи, езжай домой, собери вещи и спокойно спи. Не пей, черт побери! Траунс, сделай то, что должен в Ярде и езжай домой, к жене. Увидимся завтра утром на Орфее.

Предложение было принято, и спустя час Бёртон шагал через душный смог по берегу канала Лаймхаус-кат. Фабрики, стоявшие вдоль него, уже закончили работу, и тысячи рабочих, надрывавшихся на них, уже рассеялись, вернувшись в омерзительные трущобы Ист-Энда — или Котла, как его называли чаще всего.

Бёртон оставил свой паросипед под охраной констебля на Хай-роуд. Он не мог привести такую дорогую машину в этот район. Там же он оставил и цилиндр. Люди здесь чаще всего ходили с непокрытыми головами или плоскими шляпами. Лучше не выделяться.

Однако королевский агент взял с собой трость-шпагу с серебряным набалдашником в виде головы пантеры, и держал ее так, чтобы, в случае необходимости, мог быстро выхватить рапиру. 

Наконец он добрался до высокого здания заброшенной фабрики. Почти все ее окна треснули или были выбиты, двери обшиты досками. Он обошел его и вышел к узкому доку на берегу канала. В стенной нише по-прежнему торчали железные скобы, намертво вделанные в стену. Он начал подниматься.

В здании было семь этажей, и, достигнув крыши, Бёртон уже тяжело дышал. Перевалившись через парапет, он сел и отдышался.

На плоской крыше находилось два длинных стеклянных колпака, между которыми в воздух тянулись восемь дымовых труб. В третью, если считать с востока, было вделаны железные скобы. Отдохнув, королевский агент начал подниматься по ним. На середине он остановился, еще раз отдохнул, и, подгоняя себя, опять начал подниматься, пока не добрался до самого верха, где уселся на трубу верхом, перекинув ноги через края. По дороге он подобрал несколько камней и сейчас вынул три из них из кармана и один за другим бросил в трубу — сигнал вызова Жука.

На самом деле Бёртон никогда не видел странного предводителя Лиги трубочистов. Все, что он знал — это мальчик, живущий в дымовой трубе и ненасытный до книг. Жук здорово помог в расследовании загадочного дела Джека-Попрыгунчика, устроив Суинбёрна работать трубочистом — что привело к обнаружению заговора Дарвина и его сообщников — и с того времени Бёртон регулярно навещал его, принося самые разнообразные книги. Особенно Жук любил стихи Суинбёрна, чей талант практически боготворил.

Бёртон обернул шарф вокруг нижней половины лица и ждал.

Обычно с этой высоты открывался потрясающий вид на Лондон, но сегодня королевский агент едва видел собственную руку — плотный холодный смог накрыл город, сверху падала «чернуха»: угольная пыль смерзалась на большой высоте и черными снежинками плавала в воздухе.

Он нахмурился. Пора уже Жуку появиться.

— Эй! — крикнул он в трубу. — Ты там, парень? Это я, Бёртон!

Никакого ответа. Он бросил вниз еще три камня и стал ждать. Минута текла за минутой — ни звука, ни движения, ни шепчущего из теней голоса.

Бёртон крикнул опять, подождал и сдался.

Где же Жук?

Спустя полчаса, забрав у полисмена паросипед и шляпу, Бёртон возвращался домой. Несколько минут ему казалось, что за ним едет кэб, но, достигнув главных магистралей, ему пришлось сосредоточиться на движении, и он потерял его из виду.

Центральный Лондон полностью остановился, улицы забила плотная мешанина странных технологий. В одной пробке ворочались повозки и кареты, запряженные лошадьми; чудовищные экипажи, которые тянули огромные мегаломовики; гроулеры и хэнсомы, влекомые паролошадьми; паросипеды; измененные арахниды и насекомые, такие как пауки-сенокосцы и жуки-фольсквагены, многобусы и серебрянки. Бёртон даже заметил фермера, пытавшегося загнать стадо коз на рынок Ковент-Гарден.

Королевскому агенту показалось, что на улицах столицы смешались вместе прошлое, настоящее и будущее, как если бы распалась сама структура времени.

Никто из экипажей или пешеходов не мог продвинуться ни на фут, больше занимаясь борьбой друг с другом, чем движением вперед. Лошади ржали и шарахались от насекомых, насекомые запутывались в ногах друг друга и взбирались на тротуар, пытаясь обогнать один другого, и, посреди этого бедлама, толпы людей, окутанные смогом и паром, кричали и ругались, в ярости размахивая кулаками.