Затуманивания мозгов. Краткосрочного абстрагирования от смердящих результатов жизнедеятельности нашего бытия. Получения удовольствия и отсрочки неудовольствия.
Вот сейчас она пытается отсрочить нечто неприятное и заняться чем-то приятным, например этим рассуждением. И если так посмотреть, то вся наша жизнь – сплошное курение, действие бессмысленное с точки зрения физиологии, а значит приносящее определенную пользу в сфере нематериальной. А если так, тогда почему следует запрещать курить в общественных местах, а не есть или не дышать? Не логичнее ли сразу запретить людям размножаться?
Черт, я уже опаздываю».
14:03
Это был он.
Психологом оказался мужчина, причем именно такого типа людей, который ее особенно раздражал. Когда в классе одна из девушек грохнулась в обморок, она одна осталась сидеть на стуле и, понаблюдав некоторое время за суетой остальных, продолжила решать задачу по алгебре. Когда она с разбега налетела на торчавшую из асфальта железяку и разбила палец на ноге в кровь, ее отец, шедший рядом, не заметил в ней никаких изменений. Он заметил только кровь, сочившуюся на подошву, после того, как они благополучно сделали покупки в магазине и вернулись домой, а потом долго доставали металлические осколки из мякоти. Тем не менее в присутствии отдельных представителей Homo Sapiens она теряла над собой контроль и действительно чувствовала себя способной на насилие, причем самого зверского характера.
Навскидку девушка припомнила несколько подобных экземпляров: занудного паймальчика в очках, который был возмущен, услышав ее нецензурные высказывания, и возвестил, что «в силу обстоятельств вынужден удалиться», после чего был снабжен вслед соответствующими сопутствиями; философаизвращенца, осуществляющего софистические надругательства над издыхающим и приобретающим трупную окоченелость здравым смыслом; и, наконец, вечно улыбавшегося, доброжелательного и благонадежного конформиста, всегда со всеми соглашавшегося и чрезвычайно расстраивавшегося, когда на его бесхребетность-тире-отзывчивость она отвечала ему еще большей грубостью.
Последний экземпляр как раз и находился сейчас перед ней. Она поняла это по не сползавшей с его лица улыбке, по тому, как он мягко пытался войти к ней в доверие – попросил присесть, предложил зеленый чай, от которого она отказалась, осведомился, как ей было бы удобно, чтобы он к ней обращался, выразил удовольствие от знакомства и надежду на их благотворное сотрудничество, а, наконец, усевшись в кресло напротив, уставился на нее своим экстатически-экзальтированным взглядом.
«Как собачка в ожидании косточки».
Из всего этого девушка сделала вывод, что следующий час будет потрачен на ненавязчивые нравоучения, которые будут высказаны осторожно, чтобы ни в коей мере не нанести еще больший вред ее и так расшатанной психике, на слащавые улыбки, которые призваны служить подтверждением того, что он не только ее внимательно слушает, но и что важнее – ПОНИМАЕТ, на снисходительно потупленные взоры, словно говорящие: «Кто из нас не без греха?», и на безграничную надежду на оптимистическое развитие событий, рецепт которого прост – ей всего лишь нужно было стать такой же тряпкой, как и он.
Девушка отвела глаза и посмотрела в окно, уже чувствуя себя как в клетке. Если хорошенько подумать, конечно, она была чересчур строга к нему. Как и вообще к окружающим. Он, вероятно, был не таким уж плохим человеком, даже наоборот, о нем, наверное, на протяжении всей его жизни отзывались исключительно положительно, но во всем этом как раз и чувствовалась ужасная фальшь. И это выводило ее из себя.
«Зачем быть всегда и для всех положительным? Если я ему не нравлюсь или он меня осуждает – почему так и не сказать мне, не обманывая ни меня, ни самого себя. Пусть назовет меня эгоисткой, больной на голову, несформировавшейся духовно, категоричной, предъявляющей повышенные требования, неблагодарной неудачницей, депрессивной сукой, наконец.
Все это мы уже слышали.
Может, это неприятно, иногда больно, но это честно.
Забавно, что именно такие искренние, положительные люди оказываются самыми отъявленными притворщиками, лжецами и лицемерами. Они думают, что, поступая так, то есть «положительно», они тем самым приближают себя к образу Христа, но Иисус не был тряпкой – иначе он не попал бы на Голгофу. Лжепророки и лжеправедники резервируют себе более комфортабельные места».
Маневр с окном не укрылся от ока психотерапевта. Он поспешил заверить ее, что начало всегда самое трудное, ей нужно только расслабиться и рассказать ему, почему она пришла, что ее мучает, и тогда они вместе – ВМЕСТЕ (читай по истечении n-ого числа сеансов) – придут к консенсусу.
КОНСЕНСУСУ!
Он снова ей улыбнулся и, подавшись немного вперед, от чего ей захотелось очутиться в противоположном углу комнаты, произнес:
– Для начала расскажите мне немного о себе. Что хотите, первое, что придет Вам в голову.
«Понятно, метод свободных ассоциаций. Хоть бы что-то новенькое придумали, плагиатчики несчастные».
– А курить здесь разрешается?
Курить ей не хотелось – ей хотелось уловить его подлинные чувства – неприязнь, досаду, злость, отвращение, гнев – все что угодно, только не эту глупую улыбку. Ей вдруг стало интересно, через сколько минут он не выдержит и его благонравие затрещит по швам.
– К сожалению, – сказал он, мягко и извинительно улыбаясь, – во всем здании курение запрещено. Вы же понимаете, мы должны руководствоваться недавно принятым законом…
Создавалось впечатление, будто он, как завзятый курильщик, сейчас начнет хулить правительство, но она точно знала – спроси его про правительство и он начнет хулить курильщиков.
Пропагандировать здоровый образ жизни.
«Он, видно, ужасно боится сделать чтонибудь противозаконное или порицаемое общественностью. Наверняка это его самый страшный ночной кошмар. Поэтому он не пьет, не курит, не сквернословит и вообще воздерживается от каких-либо собственных суждений. Удобная жизненная позиция. А главное – так похожа на христианское смирение, что их вечно путают.
If you see purity
As immaturity
Well it’s no surprise.
If for kindness
You substitute blindness
Она снова взглянула на сидевшего напротив мужчину – перед ней было само терпение и благожелательность.
«Теперь собачка жаждет послушать историю из раздела криминальной хроники. Трагическую исповедь жертвы сексуального насилия, наркотической зависимости, психического расстройства на почве утраты возлюбленного, члена семьи, золотой рыбки – не важно; описание неудачной попытки суицида или хотя бы ежедневного ритуала нанесения себе порезов, историю сектантского порабощения, болезненной дефлорации, жестокого обращения в детстве или раздвоения личности на Дюймовочку и Тайлера Дердена. Но всего этого он не услышит. Мое так называемое «тяжелое» детство не содержит материала, на основе которого можно снять второй «Титаник»».
Это она ему и сказала. На лице психотерапевта промелькнула озабоченность – видно, не успел подготовиться.
– Вы… – начал он заикаясь, усиленно стараясь вернуть себе прежнее выражение благожелательного оптимизма. – Вы полагаете, что ваша жизнь не содержит ничего важного, значимого, не содержит… – он откашлялся. Улыбка появлялась и исчезала, словно зажила жизнью паралитика. Глаза упорно рыскали по углам, вероятно, в поисках залежалого смысла жизни.
Она прервала это безнадежное занятие:
– Чтобы не тратить время, скажу сразу, в чем моя проблема.
– Да? – он весь приободрился.
– Я не могу найти работу по специальности.
Ей показалось, или он правда с облегчением вздохнул?