А какого черта… Я дернул стартер, вывернул газ и, взвихрив воды гавани, развернул моего «скакуна». Проклятая рыбина! Когда доходит до этой проблемы, «ЭООС», как ни поверни, в дерьме. Попробуй остановить людей, когда они себя травят, и спровоцируешь раздражительных иммигрантов. Но теперь у меня появилось лицо. Нет причин гоняться именно за этим официантом, но у меня хорошие отношения с Хоа и, возможно, через него я смогу достучаться до его соотечественников. Или «ЭООС» организует им бесплатный рыболовный рейс в океан, вывезет их туда, где они смогут поймать настоящую рыбу. Тут я осекся, задумавшись, во что обойдется страховка гражданской ответственности.

А потом меня осенило: мне нужно чертовски холодное пиво и по-настоящему громкий, встряхивающий мозги рок-н-ролл. И, скажем, что-нибудь питательное в придачу. Я раскурил сигару, взвинтил «меркьюри» до ровного рычания и двинул на базу.

Когда я вернулся в штаб-квартиру, перед зданием торчал в своем фургоне Бартоломью. Едва заметив, как я выхожу из трамвая, он принялся жать на гудок. Оборонные подрядчики в окрестных домах слетелись к бронированным окнам посмотреть, не обижают ли их «BMW», но, не в силах определить источник звука, неохотно вернулись за свои столы. Я намеренно шел медленно, делая вид, будто игнорирую Барта, и поднялся в контору за велосипедом. Мог бы сразу догадаться: если я решил, что мне нужен отдых, то и мой сосед подумывает о том же. Вот почему, невзирая на множество мелких разногласий, мы живем вместе: у нас мысли бегут по параллельным рельсам.

– Эй! Ты! – закричала Триша, когда я освобождал мой велик. – Это не твое!

– Я сваливаю, – отозвался я, не реагируя на подколку.

– Джим звонил, – заманивая, продолжила она, поэтому я сделал полшага за порог.

– Что?

– Они готовы и ждут.

– Нашли плацдарм для высадки?

– Ага. – Дальше она стала читать по бумажке: – Национальный парк Дач-Маршес, в десяти милях к северу от Блю-Киллс. Поезжай по шоссе Гарден-стейт на юг до съезда на восемьдесят восьмую трассу… ну, тут довольно много. Вот, бери.

– Не хочу.

– Сэнгеймон, – кокетливо заскулила она: когда она так себя вела, мужчинам, бывало, хотелось стащить с нее одежду. – Я десять минут за ним записывала. А я не люблю писать под диктовку.

– Никогда не мог понять, почему люди спрашивают или объясняют, как проехать. На то ведь карты придуманы.

Снаружи Барт выжал из гудка ишачий рев.

– Найди место на карте и всегда сможешь туда добраться. А попытаешься следовать чьим-то бестолковым указаниям, то, как только потеряешься, тебе хана. У меня же двухдюймовые карты этого штата!

– Ладно. – Триша всерьез надулась.

Я с силой прикусил себе щеку.

– Просто скажи во сколько.

– Он не говорил. Сам знаешь, завтра после полудня. Просто держи на дым от барбекю.

– Хорошо. А теперь я правда сваливаю.

– Тут тебе почта пришла.

– Спасибо. Сущий мусор.

– А мне нельзя поцеловать уходящего на битву воина?

– Слишком уж странные ощущения, когда знаешь, что комната на прослушке.

Велосипед я забросил в большой черный фургон Бартоломью, и мы двинули на запад. У него хватило предусмотрительности перед уходом на работу остановиться у нашего баллона в гостиной и наполнить пару мешков «веселящим», поэтому я перебрался назад, за занавеску и поправил себе мозги. Барт хвастал, что может отключиться на закиси азота – странно, ведь, отключившись, выпускаешь из рук мешок, и весь газ улетучивается.

Самую малость прикрутив звук в магнитофоне, Барт проорал:

– Эй, открой вентили, и устроим еще один Хэллоуин.

На прошлый Хэллоуин мы затащили в гостиную баллоны с веселящим газом и кислородом, закрыли наглухо окна и двери и создали – скажем так – замечательную праздничную атмосферу. Тогда я впервые переспал с журналисткой из непечатных СМИ. Но устраивать такой тарарам, лишь бы кого-то соблазнить, пожалуй, чересчур.

К тому времени, когда мы переползли через Гарвард-сквер, я уже снова был на переднем сиденье, смотрел, как мимо бегут колониальные дома.

– «Янки», – высказался Барт.

Перевод: «Сегодня вечером по телевизору матч “Янки” и “Ред Сокс”. Давай останемся в “Арсенале” до конца трансляции».

– Не могу, – ответил я. – Веду обедать «лягушатника» в «Жемчужину».

– Французика?

– Да нет, ныряльщика со скубой. Он участвует в акции Блю-Киллс. Не беспокойся, ты обороняй форт, а я приеду на велике.

– У тебя фонарь на нем есть?

Я рассмеялся.

– С каких пор тебя это волнует?

– Это опасно, чувак. Тебя же на дороге не видно.

– Я просто считаю, что меня видно. Я считаю, что на мне флуоресцентный костюм и что могу предложить премию в миллион долларов первому же водиле, который сумеет меня сбить. От этого и танцую.

Иногда приятно сбежать из центра с его атмосферой Восточного Бейрута и посидеть в баре, где вода в унитазах спускается с первого раза и где не нашли ни одного трупа. Мы облюбовали одно местечко в Уотертауне, как раз через реку от нашего дома, бар под названием «Арсенал». Как и следовало ожидать, он начисто лишен атмосферы. Бывает, что в баре лишку атмосферы, и в Бостоне таких немало. Через улицу от «Арсенала» находился зал игровых автоматов, а любому бару это только в плюс. Заскочил в бар, выпил пива, перешел дорогу в «игровые автоматы» погонять шарики, потом назад за пивом и по новой. Так можно счастливо и бессмысленно убить вечер.

Мы убили несколько часов. Я выиграл несколько партий. Посмотрел пришедший по почте хлам. Мне много всего приходит, так как у меня есть акции сотен корпораций – обычно по одной. Так я попадаю в список рассылки для акционеров, что бывает полезно. Но с ними столько мороки: покупать их приходится под чужим именем, в качестве адреса указывать номер почтового ящика, оплачивать опять же по почте, чтобы никто не мог ударить мне в спину, в эфире обвинив в злоупотреблении моим положением.

Я пролистал годовой отчет «Фотекса»: уйма всего о замечательных новеньких шинах, но ничего про токсичные отходы. Из информационного бюллетеня узнал кое-какие корпоративные новости. Похоже, у Дольмечера появился новый босс: основатель, он же президент, «Биотроникс» «ушел в отставку» и был заменен пешкой из рядов «Баско». Тут были фотографии основателя (молодой, худощавый, борода и усы) и нового типа, какого-то Джо Палуки в черепаховых очках. Типичная история. Основателей «Биотроникс», талантливых ребят из МТИ и БУ вышибают, чтобы освободить место для клона старой гвардии.

Бартоломью пустился флиртовать с шикарной студенточкой-социологиней последнего курса, которая, наверное, прикатила сюда из Суитвейла в надежде отхватить студента Гарварда или компьютерщика, но их роман умер, как только она заметила, что он покрыт чем-то, удивительно похожим на грязь. Барт работает в прокате машин. Весь день напролет он таскает и сбрасывает в кучи шины, и к пяти сам уже вулканизирован.

Когда пришло время, я выволок велик из фургона Барта и через реку отправился в Брайтон (эдакий ирландский квартал-чапельник, выпирающий к западу от основного Бостона), а затем – по проулкам и тротуарам на восток, пока не оказался в Олстоне, в продолжении того же «чапельника», но неухоженном и многонациональном. В частности, тут жили многие выходцы из Азии. Если судить по одним только ресторанчикам, здесь преобладали китайцы, им в спину дышали таиландцы, а вьетнамцы занимали отстающее третье место. Но, по-моему, это далеко не так. Китайцы и вьетнамцы (и, если уж на то пошло, греки) вывешивают меню, как только переступают черту города, – такой у них безусловный рефлекс. А вот приезжающим в Америку вьетнамцам изначально приходится много тяжелее, и в еде они привередливы, как кошки. Возможно, унаследовали это от французов. Китайские блюда для них – клейкие и сальные, а таиландские – монотонные, сплошь цитронелла и кокосовое молоко. Вьетнамцы к еде относятся серьезно.