— Нет. Во всяком случае, я все понял уже после первой главы.

Старческий голос дрогнул.

— Мистер Квин, он не делал этого. Он не был Потрошителем!

Эллери попытался успокоить ее.

— Полноте, с тех пор прошло уже столько времени. Какое сегодня все это имеет значение?

— Конечно, имеет, и очень большое. Несправедливость остается несправедливостью, сколько бы ни минуло лет. Многое уходит с годами бесследно. Но такое — никогда!

Эллери напомнил, что еще не успел дочитать рукопись до конца.

— Но вам уже удалось что-то обнаружить, я чувствую.

— Я уже понял, куда все клонится.

— Тогда дочитывайте до конца. Но знайте — это не так, мистер Квин! На сей раз Шерлок Холмс обманулся. Доктор Ватсон, конечно, не виноват. Он всего лишь записывал, как разворачивалось расследование дела. Записывал под диктовку мистера Холмса. Но мистер Холмс совершил ошибку и причинил тем кое-кому большую несправедливость.

— Но ведь рукопись не публиковалась…

— Это не имеет никакого значения, мистер Квин. Его суждение стало известно, и клеймо навеки легло на невинного.

— Но что я могу сделать? Никто не волен сделать бывшее небывшим. Над прошлым мы не властны.

— Рукопись, сэр, — это все, что у меня есть. Эта рукопись— ужасная, невероятная ложь. Шерлок Холмс вовсе не был непогрешимым. Кто бы мог сказать о себе, что он никогда не ошибается. Непогрешим один Бог. Где-то в этой рукописи сокрыта истина. Заклинаю вас, мистер Квин, найдите ее!

— Я посмотрю, что смогу сделать для вас.

— Благодарю вас, молодой человек. Премного, премного вам благодарна!

Уверившись, что она повесила трубку, Эллери выдернул шнур из розетки. Изобретение дьявола. Все. Он был необычайно мил со всеми, совершил множество добрых дел, позаботился об отце родном, а теперь — еще и это.

У него не было никакого желания призывать чуму на головы доктора Ватсона и всех ему подобных льстецов и подлипал (почему, собственно, у него до сих пор еще нет ни одного такого?). Он вздохнул, вспомнив, как дрогнул голос почтенной дамы, и снова взял в руки дневник доктора Ватсона.

— Мне остается только надеяться, дорогой мой, что вы примете мои извинения.

Никогда еще я не слыхал от Холмса слов более желанных, чем эти. Мы снова вышли на улицу и почти ощупью пробирались сквозь туман — естественно, во всем Уайтчапеле не было ни единого кэба.

— Вы были совершенно правы, Холмс.

— Отнюдь нет. Я поддался детскому приступу гнева, который совершенно не к лицу взрослому человеку. Ничто не может извинить попытки переложить свои собственные ошибки на других. Мне следовало бы быть гораздо умнее и уже давно самому раздобыть те сведения, которые вы с такой легкостью смогли вытянуть у юной Полли. Вы на деле доказали, что можете справиться с моей работой гораздо лучше, чем я.

Разумеется, это прозвучало не убедительно, но тем нс менее похвала Холмса мне польстила.

— В ваших словах чересчур много чести для меня, Холмс, — сказал я. — Мне бы и в голову не пришло, что недостающий член в цепочке — Кляйн.

— Лишь потому, что вы не посмотрели достаточно внимательно в нужном направлении, — сказал Холмс, снова проявляя безмерное великодушие. — Мы ищем сильного, склонного к насилию и не испытывающего ни малейших угрызений совести человека. После всего, что вы мне рассказали, это описание просто идеально подходит к Кляйну. Из виденного мною в гостинице тоже вытекает такой вывод. Разумеется, в Уайтчапеле может быть не один такой тип, но вторая улика однозначно указывает на Кляйна.

— Факт, что он лишь недавно приобрел гостиницу? После ваших объяснений все кажется достаточно простым.

— Теперь мы можем с достаточной точностью восстановить картину происшедшего, причем вероятность ошибиться будет мизерной. Кляйн понял, какие возможности ему предоставит использование Майкла Осборна. Майкл был слабохарактерным, и, по всей видимости, проститутка Анджела, в которую он влюбился, — тоже; для человека, склонного к насилию, было нетрудно подчинить их своей воле. План Кляйна состоял в том, чтобы заключить неравный брак ради разорения Майкла Осборна.

— Но для какой цели?

— Шантаж, Ватсон! Но план потерпел крах, когда в Майкле возобладало доброе начало, и он воспротивился его замыслам. Я уверен, Кляйну удалось возобновить свои интриги только благодаря счастливой для него случайности. Ему удалось таким образом выманить достаточно денег, чтобы обзавестись «Ангелом и Короной», и с тех пор он, без сомнения, уютно устроился в этом грязном притоне.

— Но много вопросов остается без ответа, Холмс. Кто-то отделал Майкла так, что он навсегда остался сумасшедшим. Кто-то оставил на лице у Анджелы, его жены, — которую, позволю себе напомнить, мы так и не нашли — ужасный шрам.

— Дойдем и до этого, Ватсон, дойдем и до этого.

Самоуверенный тон Холмса только усилил мою растерянность.

— Майкл отказался исполнять ту роль, которая была отведена ему шантажистскими планами Кляйна, и вы можете быть уверены, что незавидная судьба обоих — следствие гнева Кляйна. Нет сомнений, именно Кляйн избил Майкла до потери рассудка. Менее ясно, как появился шрам на лице у Анджелы, но я предполагаю, что она попыталась прийти на помощь Майклу.

В этот миг мы достигли некоторого просвета в тумане и увидели перед собой двери морга. Меня передернуло.

— Вы что, на самом деле собираетесь доставить в «Ангела и Корону» труп бедной девушки, Холмс?

— Едва ли стоит это делать, Ватсон, — сказал он рассеянно, занятый какими-то своими мыслями.

— Но ведь вы хотели предъявить Кляйну его жертву.

— Что мы и сделаем, обещаю вам.

Я покачал головой и последовал за Холмсом через морг в приют. Мы застали доктора Мюррея за обработкой затекшего глаза какого-то забулдыги, который явно получил огромный синяк в придачу к кружке пива в какой-то забегаловке.

— Майкл Осборн здесь? — спросил Холмс.

Доктор Мюррей выглядел измученным. Изматывающая работа и неблагодарная задача — помогать тем, у кого нет никаких средств, — отразились на его внешности.

— Еще недавно, — сказал он, — это имя ничего мне не говорило.

— Прошу вас, доктор Мюррей, — перебил его Холмс, — поспешите. Мы должны взять его с собой.

— Сегодня вечером? Прямо сейчас?

— Да. Кое-что пришло в движение, доктор. Еще до восхода солнца с Потрошителем будет покончено. А мы тем временем должны посчитаться с чудовищем, на котором лежит вся ответственность за кровавую бойню в Уайтчапеле.

Доктор Мюррей был так же обескуражен, как и я.

— Не понимаю, сэр. Уж не хотите ли вы сказать, что Потрошитель — сам орудие в руках еще большего негодяя?

— В известном смысле — да. Инспектор Лестрейд сегодня уже заходил сюда?

— Час назад был здесь. Бродит где-то в тумане.

— Если появится снова, скажите, пусть идет вслед за нами в «Ангела и Корону».

— Но почему Майкл Осборн должен непременно идти с вами?

— Хочу предъявить его жене, — нетерпеливо сказал Холмс. — Ну, говорите же, сэр, где он. Мы теряем драгоценное время.

— Вы найдете его в комнате, которая расположена в конце морга. Там у него лежанка.

Мы обнаружили сумасшедшего в указанном месте, и Холмс разбудил его, мягко потрепав по плечу.

— Анджела ждет тебя, — сказал он.

В пустых глазах не отразилось ровно ничего, однако Майкл доверчиво, как ребенок, встал и пошел вслед за нами. Туман тем временем стал таким густым, что мы могли ориентироваться только благодаря инстинкту Холмса, сильному, как у ищейки. Атмосфера Лондона в этот вечер была такой зловещей, что я едва ли не каждый миг ожидал удара ножом меж ребер.

Тем не менее любопытство мое ничуть не пошло на убыль, и я'решился задать вопрос:

— Предполагаю, Холмс, вы надеетесь найти Анджелу Осборн в «Ангеле и Короне»?

— Я уверен в этом.

— Но чего вы хотите добиться, показывая ей Майкла?

— Вероятно, в противном случае женщина откажется говорить. Я рассчитываю на известный шок, который вызовет у нее неожиданное появление мужа.