— Разве мне могло не понравиться? Версаче, сочетание идеальное. И главное — от тебя…
Ей показалось, что он хотел сказать что-то другое, но сдержался, словно боялся выдать эмоции. Она не отстранялась, хотя его рука была на ее щеке, чувствуя не только радость по поводу того, что он в восторге, но и какую-то близость, родство, что ли, образовавшееся между ними в этот момент. Может, потому, что то, показавшееся ей таким красивым, Сергей отверг с возмущением — а он с восхищением и благодарностью принял.
И еще ей показалось, что, отстраняясь, он тут же стал прежним — самоуверенным, нагловатым, дерзким, — спрятав глубоко внутрь то, что выглянуло наружу. И, уже не глядя на нее, перевел непонятный рычаг внизу, и машина поползла вперед.
Она так и не запомнила, где именно они были в этот затянувшийся до утра вечер. Сначала в ресторане, где она впервые в жизни попробовала японскую еду, потом в казино, где по его настоянию сыграла в рулетку, угадав номер, на который поставила по его совету. А потом был ночной клуб, по пути в который она намекнула, что уже пол-одиннадцатого и ей скоро пора возвращаться. Но он возмутился со смехом, обвинив ее в том, что она пытается зажать выигрыш, вместо того чтобы отметить его как следует, — и она подхватила смех.
Она скорее для очистки совести все это сказала — и еще потому, что впервые с момента встречи посмотрела на часы. Раньше некогда было — он вел себя так, что она вся, целиком и полностью, была поглощена тем, что их окружало. Но главное — им и его словами. То он рассказывал ей, как когда-то одевался только от Версаче — и денег толком не было, но он выкладывал чуть ли не сто долларов за нижнее белье и полторы тысячи за кожаную куртку. И жутко этим гордился, стараясь каждому показать, или намекнуть, или в лоб сказать, что на нем все от Версаче.
То он учил ее есть палочками, и рассказывал о японской кухне, и развеселил историей о том, как сжевал как-то положенный в тарелку для украшения пластиковый лист. То объяснял правила игры в казино. И еще что-то говорил — что-то смешное, веселое, интересное, — и она слушала и ни о чем не думала вообще. А по пути в клуб случайно увидела, который час, — но потом опять рассмеялась его шутке и ни о времени, ни о доме, ни о чем постороннем, короче, уже не вспоминала.
Самое приятное, что она нигде не чувствовала себя неуместной и чужой. Может, потому, что еще в машине он восхитился тем, как она выглядит. В ресторане она, правда, толком не видела никого и ни на кого не смотрела — больше поглощенная созерцанием и дегустированием непривычных блюд и его комментариями. А в казино, где куча людей была вокруг и все хорошо одеты, она только на мгновение подумала, что платье старое, да и туфли не новые, в общем, — но она так ощущала себя из-за того, что было надето под платьем, из-за его слов и взглядов…
Да он и не дал ей сосредоточиться на этой мысли, потащил играть, и она отвлеклась и увлеклась. А потом, в клубе, она уже не сомневалась в том, что вполне соответствует, — хотя, начни они с него, возможно, чувствовала бы себя не слишком уютно. Тут так по-светски было, сразу видно, что очень дорого, и публика соответствующая, более солидная, чем в казино.
По пути к столику она не успела никого рассмотреть — кроме женщины, сидевшей с кем-то неподалеку от входа, немолодой, в нелепом каком-то, на ее взгляд, платье, сверкающей золотом. А когда сели, сделали заказ, и только поднесла к губам бокал принесенною официантом вина — не ослепительно-кислого, как в «Пицце-хат», а мягкого и сладковатого, — как вдруг поймала взгляд Андрея, сосредоточенно устремленный куда-то, и повернулась чуть-чуть в ту сторону, заметив краем глаза высокую худую блондинку в черном брючном костюме, идущую уверенной походкой через весь зал. И, не успев освоиться тут, подумала, что он, возможно, жалеет сейчас, что пришел с ней, — потому что эта блондинка, она куда больше подходит ему, — и сжалась внутри. Чувствуя, что еще чуть-чуть, и та вершина, на которой она себя ощущала, вдруг надломится и рухнет вниз. Но ведь он сам ее пригласил — это из-за него они здесь. Лично она с ним вообще не собиралась…
— Привет! — Блондинка, замершая у их столика, смотрела на него, как на очень близкого знакомого смотрела, настолько близкого, что готова заявить на него права или поинтересоваться громко, с кем это он изволил сюда прийти, — и она растерялась.
— Какие люди… — протянул он сухо в ответ. И она заметила, что на эту девицу он смотрит не так, как на нее, — холодно, неприветливо, примерно так, как на официанта в том ресторане, где они с ним были в первый раз.
— А я звонила тебе на днях — хотела встретиться. Представляешь, заваливают ко мне в офис какие-то уроды, ну и начинают гнать. Я им — не на ту наехали, ребятки, а они отморозки какие-то, слов не понимают. Объяснила им, кто я и что — а им по фигу, похоже, заехать обещали на следующей неделе. Верят, придурки, что я им платить буду. Может, подъедешь, растолкуешь юношам? Да и вообще, пропал ты куда-то…
Она произнесла это медленно, растягивая слова, и замолчала, когда он как-то очень значимо кашлянул. И посмотрела в первый раз на Аллу — без интереса, как на пустое место, как на кого-то безликого, мешающего ей говорить с тем, кто ей нужен. И взмахнула длиннющими, до пояса, волосами, блестящими, как в рекламе дорогих шампуней. И лицо ее было красивым — так показалось, хотя она, Алла, не долго на нее смотрела, опустив глаза в ответ на встречный взгляд. Тонкий нос, яркие губы, загар — очень современное лицо.
Ей вдруг стало неловко за свой чересчур блеклый макияж — даже подумалось, что, возможно, он выдает ее возраст сильнее, чем что-либо, и уж точно показывает, насколько она несовременна.
— Может, быстренько тет-а-тет, а? Или ты освободишься скоро?
Он покачал головой медленно.
— Катя, я не один — ты же видишь. Да и праздник сегодня — нехорошо о делах в такой день. Позвони мне завтра — а лучше послезавтра. О'кей?
И, уже повернувшись к ней, будто девицы не было рядом, улыбнулся:
— Вот тебе, Алла, новое поколение, которое выбирает пепси, — одни дела на уме. Просто ужас…
Она успела увидеть недовольство на лице блондинки, и даже ее удаляющаяся спина показалась ей обиженной. А она сама чувствовала себя неплохо — особенно когда вспоминала ее фразу о том, что он куда-то пропал. Такое мстительное было чувство — что вот ей он позвонил и пригласил сюда, а той…
— Жестоко вы с ней. Наверное, я вам помешала? Такая эффектная девушка — а из-за меня… — Она произнесла это так по-светски, понимающе, как бы констатируя, и напряженно ожидала ответа.
— Алла, это она нам помешала. А что касается эффектности — поверь, что ты мне нравишься куда больше…
Внутри стало теплее. Но она словно не расслышала его слов, продолжив:
— Я так понимаю, что это одна из ваших многочисленных консультантов по разным вопросам — от духов до… У вас хороший вкус — молодая, высокая, стройная…
— Это у нее хороший вкус. — Он ухмыльнулся, с деланной гордостью вскинув голову. — Разве нет? А мои вкусы, — добавил, внезапно понизив голос, глядя на нее как-то очень откровенно, переводя взгляд с лица на грудь и ниже и обратно, — мои вкусы ты уже знаешь…
Она отвела глаза, случайно уткнувшись в блондинку, вернувшуюся за свой стол, где ее ждали двое мужчин, — что-то им объясняющую, как-то слишком громко рассмеявшуюся. Может, та сейчас рассказывала им, что встретила делового знакомого, припершегося с какой-то невзрачной теткой, с матерью скорее всего. Это было глупо — она никак не годилась ему в матери, хотя, конечно, выглядела старше, чем он, — но почему-то решила, что именно над ней, над ее неуместностью и нелепостью даже смеется девица.
— Интересно, что она о нас подумала? — спросила как бы абстрактно, тут же спохватившись. — В том смысле — почему вы со мной и кто я?
— Боюсь, то, что она подумала, не соответствует действительности. — Он улыбался, но слова заставили ее сжаться, почувствовать себя белой вороной в этом шикарном зале, вороной, на которую все косятся, показывая друг другу незаметными ей кивками, что рехнулась тетка, прицепилась к молодому парню, неужели не видит, что парень не для нее и ей тут не место. — Голова у нее пустая, конечно, но такие вещи она понимает, точно. Спорю, решила, что мы с тобой в очень близких отношениях, — потому и подошла, чтобы тебя рассмотреть. И думает сейчас, что мы тут посидим и поедем ко мне или к тебе, и в жизнь не догадается, как оно на самом деле. Хоть это меня утешает…
