Рой с восторгом смотрел, как полные, мягкие губы прижимаются к мягкой салфетке.

Он поймал себя на том, что опять уставился на нее и что она видит это. Он посмотрел ей в глаза.

Мелисса чуть покраснела и, отвернувшись, бросила смятую салфетку в мусорную корзину.

– Я могу это взять? – спросил он, указывая на портрет, сделанный компьютером.

Она протянула ему плотный конверт и сказала:

– Я положила сюда пять копий и еще две дискеты с портретом.

– Спасибо огромное, Мелисса.

– Всегда рада.

Нежный румянец еще не сошел с ее лица.

Рой почувствовал, что ему впервые удалось пробить ее холодный панцирь деловой женщины и войти в контакт, хотя и очень слабый, с истинной Мелиссой, натурой ранимой и тонкой, тщательно скрывавшей свои слабости. Он подумал, не стоит ли назначить ей свидание.

Он повернул голову и глянул сквозь стеклянные перегородки на работников компьютерной лаборатории, совершенно убежденный в том, что они улавливают эротические флюиды, которые вовсю гуляют в кабинете их начальницы. Однако, казалось, все сотрудники поглощены своими делами.

Повернувшись снова к Мелиссе Виклун, чтобы пригласить ее на ужин, он увидел, что она тихонько трогает кончиком пальца уголок рта. Заметив его взгляд, она кашлянула и сделала вид, что от этого прикрывает рот рукой.

Рой разочарованно подумал, что эта женщина неправильно истолковала его взгляд. Она, по всей видимости, решила, что его внимание привлекла прилипшая к губам крошка или другой след утреннего завтрака, оставшийся на лице.

Она не заметила его влечения. Если она действительно лесбиянка, то считает, что Рой знает об этом и не может проявлять к ней интереса. Если же она не лесбиянка, то, возможно, просто не испытывает интереса к такому, как он, а возможно, и не представляет себя способной вызвать интерес у мужчины с круглыми щеками, мягким подбородком и намечающимся брюшком. Он и раньше встречался с этим предрассудком – судить по внешности. Многие женщины, одурманенные культурой потребительского общества с его ложными ценностями, интересовались лишь мужчинами типа Кельвина Кляйна или теми, что рекламируют «Мальборо». Им не понять, что мужчина с добродушной и веселой физиономией любимого дядюшки может быть более добрым и умным, более чутким и искусным в любви, чем какой-нибудь громила, все свободное время проводящий в спортивном зале. Как жаль, что и Мелисса, возможно, такая же недалекая. Как это печально. Очень печально.

– Еще что-нибудь? – спросила она.

– Нет, все отлично. Мне этого хватит. С этим мы его быстро словим.

Она кивнула.

– А теперь хочу зайти в дактилоскопическую лабораторию, узнаю, что им удалось получить с этого окошка в ванной.

– Да, конечно, – неуверенно произнесла она.

Он бросил последний взгляд на ее совершенный рот, вздохнул и сказал:

– Ну, до встречи.

Выйдя из ее кабинета, закрыв дверь и пройдя длинную комнату лаборатории почти до конца, он обернулся в надежде, что она с тоской смотрит ему вслед. Однако она сидела за столом и изучала свое лицо в зеркальце пудреницы.

Ресторан «Китайская мечта» располагался в западном Голливуде, в причудливом трехэтажном кирпичном здании, среди шикарных магазинов. Спенсер направился туда, оставив машину за квартал от ресторана и, как обычно, закрыв в кабине Рокки.

Был приятный теплый день. Дул мягкий ветерок. Это был один из тех дней, когда кажется, что все-таки стоит жить и стоит бороться за жизнь.

Ресторан еще не принимал посетителей, однако дверь была не заперта, и Спенсер вошел.

«Китайская мечта» не был похож на обычный китайский ресторан с присущей ему атрибутикой: драконами, фонариками, иероглифами на стенах. Это был почти ничем не украшенный современный зал, отделанный в жемчужно-серых и черных тонах, с белоснежными скатертями на тридцати или сорока столиках. Единственным китайским предметом здесь была вырезанная из дерева в полный человеческий рост статуя женщины в национальном костюме, с добрым лицом, державшей в руках какой-то предмет, напоминающий перевернутую бутыль. Она стояла у самой двери.

Два китайца лет двадцати с небольшим раскладывали приборы и расставляли бокалы. Третий китаец, лет на десять старше, быстро сворачивал накрахмаленные салфетки каким-то причудливым образом. Его руки действовали с ловкостью жонглера. На всех троих были черные ботинки, черные брюки, черные рубашки и черные галстуки.

Старший из них с улыбкой подошел к Спенсеру:

– Простите, сэр. Но мы открываемся лишь в половине двенадцатого.

У него был мягкий голос, и говорил он почти без акцента.

– Я пришел поговорить с Луисом Ли, если это возможно, – сказал Спенсер.

– Вы с ним договорились о встрече, сэр?

– Нет.

– Вы не могли бы сказать, что именно собираетесь обсудить с ним?

– Мне бы хотелось поговорить об одном из жильцов дома, которым он владеет.

Тот кивнул:

– Если не ошибаюсь, о Валери Кин?

Мягкий вкрадчивый голос, безупречная вежливость должны были производить впечатление человека смиренного и робкого, и через эту завесу было нелегко угадать, что специалист по салфеткам был человеком чрезвычайно умным и наблюдательным.

– Да, – сказал Спенсер. – Меня зовут Спенсер Грант. Я… я друг Валери. Я очень за нее волнуюсь.

Из кармана брюк китаец достал предмет размером с карточную колоду, хотя и потоньше ее. Так он выглядел в сложенном состоянии, но через мгновение Спенсер увидел, что это совсем крохотный радиотелефон. Он еще никогда в жизни не видел таких маленьких.

Заметив любопытство Спенсера, человек произнес:

– Сделан в Корее.

– Прямо как у Джеймса Бонда.

– Мистер Ли только начал их импортировать.

– Я думал, он занимается ресторанами.

– Да, сэр. Но он занимается многими вещами.

Специалист по салфеткам нажал на одну кнопку и подождал, пока включится связь с занесенным в программу номером. Спенсер был удивлен тем, что разговор происходил не на английском или китайском, а на французском языке.

Затем, сложив телефон и убирая его в карман, метрдотель сказал:

– Мистер Ли примет вас. Сюда, пожалуйста.

Спенсер проследовал за ним мимо столов в дальний конец зала и прошел сквозь вращающуюся дверь с круглым окошком посередине. Тут его обступили аппетитнейшие ароматы – чеснока, жареного лука, имбиря, разогретого арахисового масла, грибного супа, жареной утки, миндальной эссенции.

В огромной, безупречно чистой кухне было множество жарочных шкафов, плит, сковородок, котлов, сотейников, столов для подогрева пищи, моек и разделочного оборудования. В основном все было сделано из нержавеющей стали, сверкавшей на фоне белых облицовочных плиток. Не менее дюжины поваров и их помощников, одетых в белое с ног до головы, колдовали над различными блюдами.

Все было отлажено и отрегулировано и работало, как дорогие старинные швейцарские часы с танцующими балеринами, марширующими солдатиками, скачущими деревянными лошадками. Так и слышалось: «Тик-так, тик-так».

Спенсер прошел за своим проводником еще через одну крутящуюся дверь и оказался в коридоре, где они миновали многочисленные кладовки, комнату отдыха для служащих и оказались около лифта. Он думал, что они поедут наверх. Но они в полном молчании спустились на один этаж. Когда дверь отворилась, его сопровождающий сделал ему знак выйти первым.

В подвальном помещении не было ни темно, ни мрачно. В отделанном панелями из красного дерева холле стояло несколько красивых, обитых велюром кресел. За столом секретаря сидел мужчина – китаец, совершенно лысый, более ста восьмидесяти сантиметров роста, с широкими плечами и мощной шеей. Он что-то энергично печатал на компьютере. Повернувшись к вошедшим, он улыбнулся, под тесноватым пиджаком явственно проступал пистолет в кобуре под мышкой.

Он сказал:

– Доброе утро.

Спенсер ответил на приветствие.

– Можно войти? – спросил провожатый Спенсера.

Лысый кивнул: