Танцы и другие религиозные обряды были лишь прелюдией к важнейшей, самой значительной части ежегодных празднеств в Оронго – соревнованию и выбору нового Человека-птицы.

На заключительной стадии выборов «список кандидатов» на должность Тангата Maнy утверждался «пророками», будто бы обладавшими даром предвидения. Основываясь на толковании своих снов, они предсказывали, кто победит и станет Человеком-птицей в этом году. Естественно, в «список» человек из низов не попадал.

В чем же заключалось само состязание? На уже упоминавшихся небольших островках, расположенных недалеко от Оронго, гнездятся многочисленные морские птицы. Одни из них живут там круглый год, другие прилетают с приходом зимы или лета. Главное условие состязания для жителей острова Пасхи – найти на Моту Нуи первое яичко черных ласточек.

Задача эта может показаться простой, но лишь на первый взгляд. Между скалистым побережьем острова Пасхи и крохотным Моту Нуи море всегда бурное. Кроме того, на пути к цели полно крокодилов. Вначале яйца искали сами претенденты на титул Человека-птицы. Но в те времена, о которых уже сохранились достоверные сведения, мужчины, занесенные в «списки» кандидатов, оставались здесь, в Оронго. Они внимательно наблюдали за состязанием из пещеры, которую островитяне называли Хака Ронго Maнy – «Вид на птиц». Дело в том, что на остров знатные представители привилегированных племен сами не плавали – каждый из кандидатов посылал туда лучшего пловца своего племени, по-рапануйски – хопу.

На Моту Нуи хопу ожидали прилета черных ласточек. В один из дней их «присылал» бог Меке Меке (Маке Маке). Резкие крики ласточек были слышны издалека, так что не приходилось опасаться, что кто-то пропустит прилет птиц.

Черные ласточки в свое первое посещение гостят на Моту Нуи недолго. За это время они оставляют на утесах зеленого островка всего несколько яичек. Как только птицы поднимаются в воздух, хопу бросаются на поиски. Тот счастливец, кто находит яичко первым, взбегает на самую вершину островка, криком и жестами сообщая о победе своему господину. Затем он осторожно обмывает яичко в морской воде, кладет в корзинку, которую привязывает лентой к голове, и возвращается в Оронго. Там он торжественно передает яичко тому, кого боги избрали Человеком-птицей нынешнего года, и получает свою награду.

С этой минуты все внимание сосредоточено на новом Тангата Maнy. Прежде всего Человек-птица принимает имя, данное ему иви атуа. Им теперь будет называться и весь год его правления. Таким образом рапануйцы вели счет годам по именам Тангата Maнy.

Потом Человека-птицу брили; собственную шевелюру с этого момента ему заменял ритуальный парик из женских волос. Лицо его жрецы натирали красной и черной красками, а на спину прикрепляли деревянную птицу. Правую руку Тангата Maнy, которая первой коснулась «священного» яичка, обматывали тканью из коры дерева излюбленного островитянами, красного цвета. Затем Человек-птица, которого с этого момента и в течение всего года соплеменники будут считать чуть ли не живым божеством, вел за собой торжественную процессию по Дороге ао из Оронго обратно в Матавери. В долине в честь нового Человека-птицы начинались шумные танцы. Много дней продолжались празднества у рапануйцев. Наконец наступало «отрезвление». И тогда полубог-получеловек Тангата Maнy удалялся в Орхито, на склоны вулкана Рано Рараку, где специально для него строили хижину.

С этой минуты на Тангата Maнy распространялись многочисленные табу. Он не имел права ни с кем встречаться, не мог видеть даже собственную жену. Только один жрец время от времени посещал его. Существовало и много других запретов. Человек-птица не имел, например, права купаться, чтобы не смыть «священной» красно-черной краски с лица.

Яичко, найденное хопу для своего господина, в течение целого года висело на крыше хижины Человека-птицы, завернутое в красную ткань. Этому яичку оказывались всяческие почести, его считали чуть ли не живым существом.

Хижину с яичком, где жил Человек-птица, рапануйцы обходили с величайшим почтением. Кроме почестей и восхищения, Тангата Maнy после того, как проходило время обременительных табу, приобретал многочисленные выгоды. Отрывочные и не очень достоверные сведения, полученные еще в прошлом веке, свидетельствуют о том, что все Тангата Maнy беззастенчиво присваивали имущество других жителей острова Пасхи и своей «божественной», властью буквально терроризировали соплеменников.

Привилегии Людей-птиц сохранялись за ними до самой смерти. И даже после нее. Недалеко от «резиденции» Тангата Maнy – Орхии я видел развалины святилища, где хоронили только таких людей. В похоронах каждого Человека-птицы принимали участие все Тангата Maнy.

В честь птиц – особенно черных ласточек – и бога Меке Меке проводились и другие торжества. В этих празднествах, которые проходили тоже здесь, в Оронго, участвовали и дети. С белыми кругами на ягодицах, белыми дисками на крестцах и деревянными украшениями на лопатках, они поднимались на вершину Рано Као, сопровождаемые устроителями детских ритуалов.

Каждый ребенок – участник ритуала должен был исполнить танец или песню перед домом Таура Ренга, довольно большим строением, где помещалась скульптура Хоа Хака Наиа Иа. Кто бывал в Лондоне, тот мог увидеть в Британском музее эту скульптуру, которая играла очень важную роль в детских ритуалах. В 1869 году ее доставил в Лондон экипаж фрегата «Топаз». Это изваяние взрослого мужчины, на спине которого изображены два Человека-птицы, ритуальные весла ао, вагине и диск, назначение которого трудно понять.

Девочки и мальчики, принимавшие участие в ритуальном обряде, становились «птичьи дети».

Этот церемониал, проводившийся каждый декабрь, готовил детей к участию в будущем, самом главном празднестве рапануйцев – выборе Человека-птицы, ради которого я и поднялся сюда, на вершину Рано Као, в этот удивительный город.

На остроге Пасхи есть немало мест, представляющих огромный интерес. О посещении одного из них, Рано Рараку, я стал думать с того самого момента, когда начал готовиться к первой поездке в Полинезию.

Ради одного этого кратера, одного этого потухшего вулкана с его иссеченными ветром, разрушенными склонами стоило проехать тысячи и тысячи трудных километров.

Рано Рараку внешне похож на вулкан Рано Као, на вершине которого расположен город Людей-птиц. Большинство посетителей приближаются к подножию кратера с южной стороны. Эта юго-западная часть острова Пасхи сравнительно мало холмиста. Поэтому Рано Рараку я увидел издалека. Он поднимается на каких-нибудь полтораста метров над окружающей равниной. Кратер его заполнила вода, образовав изумительное по красоте озеро, на котором растет тростник. Его высоко ценят островитяне.

Склоны кратера поросли мягким травяным ковром, напоминающим альпийские луга. Первоначальная форма кратера была не такой, как она представляется сейчас. Дело в том, что на юго-восточном склоне Рано Рараку тысячи каменотесов добывали огромные глыбы, из которых прямо здесь создавали знаменитые статуи острова Пасхи – моаи.

Бесчисленные статуи до сих пор покоятся на «обнаженном теле» вулкана. Одни почти готовы: у них закончены лица и тело; другие представляют собой неотесанные блоки, которых почти не коснулся каменный топор. Создается впечатление, что работа была здесь прервана внезапно. Как будто все рапануйские скульпторы разом заявили: «Хватит, кончай работу». Незаконченные скульптуры и орудия труда до сих пор лежат в каменоломнях. Рано Рараку напомнил мне огромный американский завод, где я случайно оказался свидетелем забастовки.

Под скальными карьерами Рано Рараку, ниже по склону, у самого подножия сопки, стоят, словно немые стражники столь же безмолвных «мастерских» древних каменотесов, шеренги удивительных изваяний. Они видны издалека, напоминая гигантские грибы, которые росли в голой пустыне, достигнув небывалой высоты, а потом окаменели. У меня было такое впечатление, словно я попал в какой-то сказочный мир. И когда делаешь первые шаги по склонам вулкана Рано Рараку, то невольно начинаешь думать, что на острове Пасхи, как это утверждают фантасты, действительно все возможно.