— Джонатан и Лайцзе-лу стали неразлучны, — сказала Сара. — И это далеко не самое страшное. С каждым днем они влюбляются друг в друга все сильнее. Они все время смотрят друг на друга. Их руки постоянно соприкасаются.
— Я знаю, — прервал ее Чжао. — Я не слепой.
— Тогда вы должны что-то сделать.
— Я не могу запретить им проводить время друг с другом. Это, несомненно, только сблизит их.
— Я понимаю, что это очень сложно.
— Возможно, первая женщина, которую я направил к Джонатану, не смогла удовлетворить его, — сказал Чжао задумчиво. — Это не оставляет мне иного выбора, кроме как договориться о приходе другой женщины. Может, это и не самое лучшее решение проблемы, но я не могу придумать ничего другого.
Лайцзе-лу ничего не знала о плане отца, да и она была занята собственной дилеммой. Она совершенно не сомневалась в том, что Джонатан знал, что именно она тайно посетила его ночью. Безусловно, по ее реакции он тоже почувствовал, что она знает о его догадке. Поэтому, решила она, они лишь ведут глупую игру, сохраняя бесполезную видимость.
Сейчас, когда она пожелала ему спокойной ночи, после того как они обнялись и поцеловались в библиотеке, Лайцзе-лу еще раз поняла, как он жаждет ее, как он вновь хочет ее столь же сильно, как и она его. Тем не менее он не мог взять на себя инициативу, потому что был человеком чести и жил в доме ее отца. Только она могла разрушить этот новый тупик.
С огромной неохотой вернувшись в свои покои, она поняла, что одна не может разрубить этот узел. Казалось, что проще — пересечь дворик, открыть дверь в спальню Джонатана и очутиться в его объятиях. И все же самые простые и прямые шаги иногда могут оказаться самыми сложными. План, придуманный ее отцом и Сарой предоставил ей отличный предлог заменить собой другую женщину. Но она была леди и боялась, что Джонатан станет меньше ценить ее, если она придет к нему сама, открыто и смело.
Разрываясь между желанием и воспитанием, которое заставляло ее колебаться, она выглянула в окно и посмотрела через дворик. Ставни в его комнате были открыты, и она видела, как он ходил по комнате. Ей было совершенно ясно, что он взволнован, и она догадалась, что он переживает ту же внутреннюю борьбу, которая причиняла ей такие муки. Она чувствовала, что ее решимость ослабевает.
И вдруг Лайцзе-лу замерла. Молодая женщина, лицо которой покрывал толстый слой косметики, в узко обтягивающем чонсаме, с разрезами по бокам до самых бедер, шла к покоям Джонатана неторопливой, уверенной походкой.
Девушка слишком поздно поняла, что происходит. Ее отец и Сара, недовольные своим первоначальным планом, направили к Джонатану другую женщину.
Лайцзе-лу хотелось побежать через двор, вцепиться в волосы этой девице и выгнать ее прочь, в темноту. Но почти одновременно инстинктивно она поняла, что устраивать сцену было бы слишком опасно. Показав, что она слишком хорошо осведомлена о планах отца и мисс Сары, вмешавшись и сорвав их план, она может слишком выдать себя. Ни при каких условиях она не хотела, чтобы они узнали, что она пошла к нему вместо первой женщины, направленной ими.
Пока она колебалась, наглая девица вошла в гостиную Джонатана, закрыла за собой дверь и приняла вызывающую позу.
Испытывая муки ревности и гнева при виде происходящего, Лайцзе-лу не могла слышать, что говорила женщина, но было очевидно, что она предлагает себя Джонатану. В отсвете масляных ламп Лайцзе-лу увидела его удивленное лицо, а потом пришла в смятение, заметив, что Джонатан рассмеялся. Она продолжала наблюдать, хотя ей и хотелось отойти от окна.
Красавица, пришедшая к Джонатану, потянулась к верхней застежке платья, собираясь расстегнуть ее…
Джонатан что-то резко сказал.
Женщина расстегнула одну пуговицу, затем вторую.
Внезапно Джонатан начал действовать. Он подошел к женщине и, положив руки ей на плечи, повернул ее вокруг и вытолкнул за дверь.
Настроение Лайцзе-лу сразу улучшилось. Он не желает никого, кроме нее. Значит, правда, что лишь одна женщина в мире интересует его! Лайцзе-лу едва обратила внимание на отвергнутую девицу, надменно прошагавшую обратно в направлении дома Кая.
Очередной замысел ее отца провалился исключительно благодаря верности Джонатана, и Лайцзе-лу ликовала.
Она не могла отправиться к нему этой же ночью, когда ее отец, Сара и Кай не будут спать после провала их очередного заговора, но жребий уже брошен. Этот новый вероломный поступок освободил ее от обязательства воздерживаться от интимных отношений с Джонатаном. Теперь она пойдет к нему открыто и ее совесть будет чиста.
Никогда не действуя поспешно, Дэн Дин-чжань подождал пару дней после получения письма от коммодора сэра Уильяма Эликзандера. Смысл этого послания был ясен, и он был согласен с коммодором. Единственный вопрос для наместника заключается в том, как осуществить его участие в этой молчаливой сделке.
Наконец, он вызвал своего мажордома, и огромный Ло Фан пришел в его личные покои.
— Я надеюсь, ты передал все кому следует. Завтра наши люди, работавшие на чужеземцев в Вампу, вернутся на рабочие места.
— Это ваша воля, ваше превосходство, и ваши приказы будут выполнены. — Ло Фан говорил сердито.
Дэн Дин-чжань улыбнулся:
— Я знаю, что ты не согласен. Если бы ты сидел вместо меня на троне, то чужестранцы уже были бы изгнаны из Срединного царства.
— Да, это так, — ответил мажордом.
— Ты забываешь, что император Даогуан получает часть доходов от торговли с иностранцами. Я тоже получаю свою долю. Император Даогуан желает познакомиться со многими изобретениями чужестранцев. Так что проблема подобна той, с которой столкнулся дьявол в одной старинной легенде. Он обидел богов, и когда отрубил голову огромной змее, которая собиралась напасть на него, двенадцать новых голов выросло на месте прежней.
Ло Фан понял значение слов его хозяина. Его должность предполагала выполнение императорской политики, а не формирование самой политики.
— Ты знаешь об американском Фань-гуй, который вынужден жить в доме Сун Чжао в это тяжелое время? — спросил наместник.
Удивленный вопросом, мажордом кивнул.
— Говорят, что он не такой, как другие иностранцы. Он верно служит Сун Чжао, который абсолютно предан Срединному царству. Говорят, — добавил он, предпочитая не упоминать, что Кай был его информатором, — что у этого американца китайское понятие чести. Он отказался заниматься опиумом. Он не пытается обмануть Сун Чжао или кого-нибудь другого.
— Я тоже слышал о нем только хорошее, — сказал Дэн Дин-чжань. — Поэтому просто неизбежно, что он нажил себе врагов среди других чужестранцев. Они потребовали, чтобы он был наказан, потому что провел это тяжелое время в доме Сун Чжао. Английский коммодор прислал мне эту просьбу, но ему тоже нравится американец и он не хочет, чтобы он сильно пострадал.
— Почему нельзя забыть об этой просьбе? — спросил Ло Фан.
— Фань-гуй — странные люди. Англичане, зарабатывающие здесь деньги на опиуме и на другой торговле, имеют влиятельных друзей при дворе их короля в Англии. Если они сочтут, что коммодор слишком снисходителен, его заменят другим чиновником, который может причинить нам гораздо больше неприятностей. Так что в наших же интересах обеспечить выполнение этой просьбы.
— Что вы изволите приказать, ваше превосходительство?
— Нужно напасть на американца. Но нельзя допустить, чтобы его убили или покалечили на всю жизнь.
— Мало кто сможет выполнить такой противоречивый приказ, ваше превосходительство.
— Я знаю лишь одного. Он специалист в искусстве боя, но он достаточно умен, чтобы знать, когда следует умерить свою силу и умение.
Ло Фан низко поклонился.
— Я сам займусь этим делом, ваше превосходительство, — сказал он, и как только вернулся к себе, Ло Фан сразу же отправил послание Каю.
Сун Чжао смирился с неизбежным, когда его собственный мажордом пришел к нему. Невозможно было не подчиниться приказу императорского наместника, и поэтому сразу после ужина Сун Чжао настоял, чтобы Лайцзе-лу и Сара в паланкине сопровождали его на особый праздник фейерверков, который проходил во дворцовом саду наместника. Самые привилегированные лица, особенно из высоких классов мандаринов, редко удостаивали своим присутствием подобные спектакли, и Лайцзе-лу стала возражать, потому что в душе надеялась встретить Джонатана в его покоях после их обычного вечернего прощания.
