Вечер из очаровательного превращался в волшебный с каждым словом, которое говорил мужчина, сидящий напротив меня. Или это был эффект вина, которое я потягивала, пока позволяла Ремингтону Сен-Жермену и его акценту очаровывать меня. Святой Боже! Его акцент был чем-то средним между британским и французским. Это самая сексуальная вещь, которую я когда-либо слышала. Он задал мне ряд вопросов о моей семье и работе. Неожиданно для себя я отвечала без колебаний. С ним было так легко общаться. Не могу объяснить, почему меня притягивает к нему.

— Так ты, значит, намерена запустить дизайнерскую линию нижнего белья? — спросил Ремингтон, водя пальцем по кромке своего бокала.

Я кивнула.

— У меня степень бакалавра по художественному оформлению. У меня не было стартового капитала, так что, когда я увидела объявление о поиске модели размера 46+, я ухватилась за этот шанс. Я планирую работать моделью весь следующий год или чуть дольше, а затем уже смогу запустить свою линию.

— Отличный план, как по мне, — в его глазах искрилось, как мне показалось, восхищение. — Уже готовы какие-нибудь наброски?

Я снова кивнула.

— У меня обычно с собой записная книжка, на случай, если меня посетит вдохновение. А ты? Я заметила, что на этикетке винной бутылки значится твоя фамилия. За этим кроется какая-нибудь история?

— Да.

Он откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на меня.

— Какая? Что за история?

— Хмм, если я расскажу, то перестану быть для тебя загадочной личностью.

Я рассмеялась.

— Это очень самовлюбленно.

Он приподнял бровь.

— Я все еще не рассказываю.

Я покачала головой, улыбаясь.

— Отлично. Так, когда ты понял, что хочешь стать художником?

— Я знал это столько, сколько себя помню, и мама поддерживала мои стремления, покупая мне холст за холстом и кисти, — мы смотрели друг на друга, не отрывая взгляда, пока я первой не отвела глаза, смутившись миллиона вопросов, которые ясно читались в его глазах.

Мы молчали, тишину между нами нарушали только столовые приборы и разговоры других посетителей. В конце концов, он наклонился вперед, положил руки на стол между нами, взял мою ладонь в свою и стал разглядывать мои ногти.

— У тебя красивые руки, — сделал он мне комплимент, игнорируя тот факт, что ногти сейчас обломаны по краям. Я волновалась всякий раз, когда он задавал вопросы о моей семье, и это отразилось на ногтях. После сегодняшнего вечера мне понадобиться обновить маникюр. — Расскажи мне о своем бывшем муже.

Я резко выдохнула и попыталась выдернуть свою руку, но хватка его ладони была очень крепкой. Глаза Ремингтона были полны сострадания. Я уступила. Если я хочу справиться с болью и отвращением, которое испытываю к своему прошлому, то мне рано или поздно придется столкнуться с этим лицом к лицу.

— Его зовут Джеймс. Я знаю его всю свою жизнь, в буквальном смысле этого слова. Мы ходили в одну школу, и он был первым парнем, с которым я начала встречаться. Он сделал мне предложение, когда нам было по семнадцать лет. Вполне логично, что я вышла за него замуж, — я улыбнулась, вспомнив, с каким нетерпением Джеймс сидел перед моим отцом, пытаясь произвести на него впечатление джентльмена, и правильно попросить моей руки. Мой отец был впечатлен.

— Я любила его. А теперь я в разводе уже почти два года, — я замерла, ожидая боли, которая обычно появлялась, когда я произносила эти слова, но ничего не почувствовала.

Ничего не почувствовала! Это означает, что я наконец-то свободна?

Я улыбнулась сама себе.

— Тебе стоит почаще улыбаться, — сказал Ремингтон, и в сотый раз с тех пор, как он забрал меня из отеля, его взгляд скользнул по моим губам.

Поцелуй же меня, черт подери!

Мы снова замолчали, но в этот раз нам было комфортно молчать. Я не смогла вспомнить время, когда такая степень комфорта ощущалась между мной и Джеймсом, несмотря на то, что с ним мы провели много лет вместе. Этот был тот вид комфорта, когда два человека могут выразить все одним единственным взглядом, и понимают друг друга без слов, просто сидя и глядя друг другу в глаза. По крайней мере, так ощущала себя я.

— Не хочу, чтобы мои слова прозвучали как избитое клише, или ты посчитал меня мечтательницей, но ты веришь, что вещи происходят неслучайно? Люди ведь встречаются не просто так? — спросила я, запинаясь на каждом слове. Нас тянуло друг к другу, но это не причина, чтобы говорить вещи, которые могут быть неверно истолкованы как отчаяние и вынудят его убежать.

Он задумчиво изучал меня, затем поднес мою руку к губам и поцеловал ладонь. От контакта его губ с моей кожей закружилась голова и стало нечем дышать.

— Я верю, что есть причина, по которой люди появляются в нашей жизни. Мы могли бы встретиться пять лет назад, или два года назад, но мы встретились тогда, когда встретились. Может, это знак для нас забыть все плохое и наслаждаться хорошим, когда оно наступит. Я не знаю, Селена, — он сжал мою руку обеими ладонями. — Я не верю в сказки, но чувствую, будто знаю тебя вечность.

Я сглотнула, наблюдая, как он смотрит на меня.

— Вау.

Он улыбнулся, положил мою ладонь на стол и откинулся на спинку стула.

— У меня талант шокировать людей и заставлять их молчать, — он улыбнулся. – Итак, твое имя. Я размышлял о нем. Селена ведь французское имя? — спросил он, слегка хмурясь.

— Моя мать француженка, а отец с Ямайки. Они познакомились в кулинарной школе здесь в Париже, влюбились, и переехали жить в Америку тридцать пять лет назад. Так что… — я пожала плечами.

— Это имя идет тебе.

Я улыбнулась как дурочка. Я занималась этим весь вечер. Этот мужчина определенно очень положительно влияет на мое эго.

Я наклонилась вперед, наслаждаясь тем, как его глаза скользнули вниз по моему платью. Передняя часть была скроена таким образом, что при наклоне вперед вырез платья слегка раздвигался, намекая на обнаженную кожу, но не слишком откровенно.

— А я слышала, что ты самый сексуальный отец-одиночка во всей Франции.

Казалось, ему было крайней непросто оторвать взгляд от моей груди.

— Мне, правда, интересно, что ты думаешь по этому поводу.

Я изумленно вскинула брови.

— Правда? Почему?

Его лицо посерьезнело, игривое выражение исчезло из глаз.

— Не знаю. Это важно, я полагаю.

Хммм. Еще один факт, указывающий, что Ремингтон не так уж идеален. Это очень располагало к тому, чтобы влюбиться в него.

— Уверена, ты замечательный отец. Что касается сексуальности, то я придержу свой вердикт при себе.

Он рассмеялся.

— Я что, не доказал свою сексуальность до сих пор?

О, давно доказал и даже намного больше.

— Тебе следует лучше стараться, — мы рассмеялись, затем я села обратно, поедая его глазами. Боже, я чувствовала себя смелой и сексуальной. Мне хотелось рисковать. — Знаешь, мы болтаем уже какое-то время, а я все еще не знаю, сколько тебе лет.

— Это имеет какое-то значение? Пока мы наслаждаемся компанией друг друга это ведь неважно, правда?

Я пожала плечами, не желая портить настроение, но не удержалась и поддразнила его:

— Я просто хотела узнать, не нарушаю ли я какой-либо закон или что-то в этом роде.

Он рассмеялся.

— Мне тридцать три. А тебе двадцать шесть, — я округлила глаза, улыбаясь. Полагаю, Эндрю не удержался и разболтал ему какие-то подробности обо мне.

Я потягивала вино, изучая его с противоположной стороны стола.

— Что случилось в лифте?

Дерьмо! Я не планировала этого говорить.

Он напрягся, его губы сжались в тонкую линию с явным неудовольствием.

— Когда мне было одиннадцать, я застрял в лифте, когда приезжал навестить отца к нему в офис в Лондоне. Понадобился почти час, прежде чем меня вытащили оттуда. Мой отец, очевидно, считал целесообразным наказать меня, велев своим подчиненным ничего не предпринимать, пока он не отдаст распоряжение, — его губы скривились, и мне показалось, что это была ненависть. — Он преподал мне урок за непослушание. Я больше никогда не приезжал к нему после того случая.