Нужда? Можно сказать и так.

— Я всегда ставила на первое место надежность, стабильность, в том числе финансовую стабильность положения, своего и тети Ханны.

— Вы выехали, потому что не могли больше позволить себе жить там, после того как миссис Витфорд перебралась в дом призрения.

— В «Кесвике» она чувствует себя свободно: может уходить и приходить, когда ей вздумается.

— Если сообщит, куда пошла. Естественно, возражать тут нечего.

— Тете Ханне необходимо чувствовать свою защищенность, — медленно проговорила Эмми. Барден знает уже так много, что нет смысла притворяться, будто дела обстоят лучше, чем на самом деле.

— Выходит, ваша финансовая стабильность вынудила вас пристроить тетю, а самой переселиться в какую-то халупу?

— У вас это звучит как невесть какая жертва, — улыбнулась Эмми. — Но это не так.

Львиная доля оплаты ее пансиона вносится из средств тети. И я лишь немного помогаю ей.

— Немного? Ну хватит.

— Немного, — повторила она и, показывая, что тема закрыта, принялась убирать со стола.

— И когда это началось? — захотел узнать он.

— Свернуть вас с пути невозможно? — спросила она с раздражением.

— А вы как думаете? — усмехнулся он. Улыбка оказалась столь неотразимой, что она поневоле начала припоминать, в каком порядке нарастали ее финансовые проблемы.

— Алек был таким, каким был, а потому я, наверное, впервые почувствовала угрозу своей финансовой стабильности, когда он продал дом и…

— Это был его дом?

— Стал его после смерти моей матери.

— О, Эмми, — мягко сказал Барден.

— Что?

— Неудивительно, что вы не любите мужчин. Ее глаза расширились. Она встала, делая вид, что поглощена уборкой со стола.

— Я вовсе не не люблю мужчин! — отрезала она и обнаружила, что Барден тоже поднялся и подошел к ней.

— Когда вы в последний раз позволили какому-нибудь мужчине себя поцеловать? — спросил он, как будто это могло быть доказательством ее ненависти к мужчинам.

— Если вы напряжете свою память, то припомните, что только в прошлый понедельник! — ответила она.

— Кому? — потребовал он ответа.

— Вижу, что оставила неизгладимое впечатление, — фыркнула она.

Видимо, до него дошло, что Эмми имеет в виду его самого. Потом он вдруг спросил:

— Вы уверены, что уже не заразны для окружающих?

— Абсолютно.

Тогда он взял у нее из рук тарелки, поставил их снова на стол и привлек ее к себе. Ее сердце бешено забилось. Он пробормотал:

— Я, пожалуй, рискну, — и, склонившись к ней, поцеловал в губы.

Эмми с трудом перевела дух, когда этот чудесный поцелуй кончился.

— Если вы таким способом хотите сказать:

«Спасибо, все было очень вкусно», то мыть посуду уже не обязательно, — хрипло прошептала она, слегка откачнувшись от него.

Барден отпустил ее, уронил руки вниз.

— Неужели я похож на такого негодяя? — протянул он.

Она рассмеялась. Посуду они вымыли вместе. Но когда Барден Каннингем ушел, она наконец вздохнула свободно, хотя ноги ее так и не перестали дрожать.

В понедельник Эмми вышла на работу, Он дружелюбно приветствовал ее, но не более дружелюбно, чем всех остальных. Зайдя к нему позднее, она поймала себя на том, что рассматривает его губы — те самые, что так нежно целовали ее вчера. Торопливо отведя глаза, она заметила, что он тоже рассматривал ее рот. Потом он резко перевел внимание на документы на столе.

— Похоже, что в четверг днем мне придется поехать в Стратфорд. Вы мне будете нужны.

— Хорошо, — ответила она.

И неделя началась.

В среду у Эмми был долгий телефонный разговор с тетей Ханной. Та спросила, не возражает ли Эмми, если в субботу они не встретятся. Они с миссис Веллакот собрались на представление в одну из местных школ.

— Но ты приедешь пообедать со мной в воскресенье? — Можно только радоваться, что у тети Ханны появились новые интересы.

— С нетерпением буду ждать встречи, — объявила тетя Ханна и спросила:

— Как Барден? Виделись вы на этой неделе?

О боже, неужто тетя позабыла, что он ее работодатель?

— Я у него работаю и вижу его каждый день, — осторожно напомнила Эмми.

— Ну конечно. Как это я забыла? — Последовала пауза и затем задорное:

— В нем есть соль, а? Ах, быть бы на шестьдесят лет помоложе!

— Ты неисправима!

— Теперь слишком поздно меняться. В нем есть нечто, что заставляет женщин в него влюбляться.

Этой ночью Эмми укладывалась в постель с твердым убеждением, что уж к этой категории она не примкнет никогда. А встав утром, изумилась, о чем она думает вообще.

Только вот как объяснить, почему он в прошлое воскресенье обнял ее и поцеловал? Возможно, в нем взыграло чисто мужское честолюбие. Раз никому не позволяется ее поцеловать, он должен. Хотя как-то не похоже. Честно говоря, это было даже приятно…

В два они выехали в Стратфорд, добрались туда к четырем. Всю дорогу Барден думал о чем-то своем. Видимо, о работе, а может — о предстоящем свидании с Карлой Несбитт, обладательницей обольстительного голоса, звонившей ему накануне. Куда-то он ее поведет затри вечером?

В половине седьмого они покончили с делами. Джек Бриант проводил их до машины и остановился около Эмми. Вполголоса он сообщил:

— Мой развод состоится через две недели.

— Поздравляю, — ответила она.

— Я хочу сказать, что через две недели я буду совершенно свободным человеком. Я думаю…

Голос Бардена нетерпеливо ворвался и их разговор:

— Я думаю, что неплохо бы до завтра попасть в Лондон!

Ну и свинья! Нахальная свинья! Пытается указать ей на ее место!

— Пока, Джек, — улыбнулась Эмми, едва удержавшись от приглашения позвонить ей через две недели.

— О чем это Бриант вам нашептывал? — ворчливо спросил Барден, отъехав.

— Рассказывал, как движется процедура его развода, — холодно отвечала она.

В данный момент никакого расположения к своему нанимателю она не чувствовала, и, когда минут через пятнадцать он предложил остановиться перекусить, Эмми точно знала, что лучше умереть голодной смертью.

— Вы не возражаете, если мы не будем задерживаться? Сегодня я должна еще кое с кем повидаться.

— Замечательно! — Нога его с такой силой нажала на газ, что мотор взревел, а нос машины устремился в небо.

К моменту прибытия к ее дому он, впрочем, уже снова обрел свои манеры. Выйдя с ней вместе, взял у нее ключи.

К несчастью, вероятно торопясь поскорее от нее отделаться, он задел за косяк двери и засадил себе под ноготь занозу, а пытаясь ее вытащить, снова торопился и расщепил, так что кусочек дерева оказался под ногтем.

Автоматически Эмми взяла его за руку.

— Неужели вы и шагу не можете ступить без няньки? — легкомысленно поинтересовалась она.

— Пытаетесь шутить?

Какие уж с ним шутки! Это был длинный день, и заканчивали они его не лучшими друзьями.

— Вот еще! — взорвалась она. — Вам лучше войти, в этом полумраке я ничего не вижу. — Хочется верить, что палец болит!

Она ожидала, что из духа противоречия Барден немедленно откажется от всякой помощи, но, к ее удивлению, он двинулся за ней.

— Я сейчас, — сказала Эмми и пошла за щипчиками из маникюрного набора. Вернувшись, она снова завладела его рукой, пытаясь разглядеть пострадавшее место. — Вам будет не так больно, если вы отвернетесь.

— Мне дадут конфетку, если я не буду плакать? — спросил он.

Эмми усмехнулась, ее хорошее настроение вернулось. Остатки занозы вышли неожиданно легко, и — о боже! — как она его любит! Любит?

Он наклонился, чтобы посмотреть на ее работу. Их головы соприкоснулись, потом отпрянули друг от друга. А потом внезапно — даже непонятно, кто сделал первое движение, — они оказались очень близко, его руки протянулись к ней, и она очутилась в его объятиях.

Когда их губы встретились, его поцелуй оказался таким же нежным, как и в воскресенье. Тогда Барден держал ее крепко, но не слишком близко, — на этот же раз он словно вжал ее в себя и поцеловал снова. Все такой же нежный, он стал требовательным, жаждущим взять и дать. Внезапно по ее жилам пробежал огонь. Эмми обняла его под пиджаком, ей хотелось быть еще ближе. Никогда до этого она не была влюблена. Тепло его тела, которое она ощущала через тонкую рубашку, опьяняло ее. Она и представить себе не могла, что близость, прикосновения, запахи, крепкие объятия мужских рук могут так подчинять.