Теперь каждое утро в Паро я уходил осматривать новый монастырь или крепость. По большей части отправлялся один, иногда за мной вёл под уздцы горную лошадку насупленный паренёк. Так я побывал в большой цитадели Дукье. Двадцать лет назад эта твердыня, запиравшая вход в долину Паро из тибетской долины Чумби, полностью выгорела. Остались лишь зубчатые башни и толстые стены, сложенные из обломков скал. Пять башен уступами спускались вниз и стерегли крытый проход к источнику. Раньше это была единственная дорога из Тибета в эту часть Бутана. Высокие кипарисы росли вокруг бастионов, скрывая несколько домиков, в которых жили слуги.
Естественно, я не оставил без внимания дзонг Паро — титаническое неприступное сооружение прямоугольной формы, внутри которого теснятся бесчисленные молельни. Построенная в конце XVI века, эта крепость имеет зал для торжественных собраний, «превышающий разменами тот, что я видел в лхасской Потале», как замечает Уайт. Это и впрямь необыкновенно величественное сооружение.
На шестой день я вернулся в Тхимпху, оставив в памяти феерическую картину долины Паро, шарм королевы, подъёмный мост, цитадель, круглые башни Дукье и сказочный силуэт «Логова тигра». Как и в первый день, лучники состязались возле крепостных стен.
И вновь встреча с личным секретарём его величества. Спина у Дашо всё ещё болела после памятного падения со слона. Он сказал, что готовится к поездке во внутренние районы страны. Я тут же возобновил разговор о путешествии на восток и для придания веса сообщил, что был на приёме у королевы и говорил с ней об этом.
Сердце у меня ушло в пятки, когда Дашо Дунчо начал терпеливо втолковывать, что, видимо, я не очень хорошо себе представляю всё и должен извинить хозяев за то, что в стране ещё мало гостевых домиков, отелей и прочих удобств, а посему поездка во внутренние районы абсолютно невозможна. Я со своей стороны вновь попытался прояснить недоразумение: я терпеть не могу гостевых домиков, отелей и туристов. Я не только готов, я просто умираю от желания выступить пешком, один, ну, может, с помощником. Я обожаю спать где придётся.
— У меня с собой походная койка, — добавил я.
Дашо улыбнулся.
— Есть палатка, медикаменты, примус и всё остальное…
Мне показалось, что чаша весов уже склоняется в мою сторону, но тут с упрямством человека, вышедшего невредимым из такой передряги, как падение со слона, придворный чиновник повторил, что о походе в глубь страны не может быть и речи. Сердце опять упало, но я храбро пустился в описание моей эпопеи в Мустанге. Когда я закончил, Дашо встал и, ни слова не говоря, начал прицеплять к поясу меч.
— Ну, пожалуйста, только до Бумтанга, — умолял я. — В Тонгса, Бумтанг, и всё. Мне так хочется взглянуть на вашу родную деревню!
Слабая реакция.
— Я еду к тёплым источникам, — сказал раздумчиво Дашо. — Это в четырёх днях пути от деревни…
Тёплые источники! Я подумал о Виши — минеральные воды, это чудесно. Курс тёплых ванн после падения со слона…
— Вам понадобится повар, — продолжал Дашо. — Но это не просто. Видите ли, в Бутане не знают европейской кухни. У нас здесь нет шерпов, как в Непале.
— Мне всё равно! — откликнулся я, добавив, что любой шерпа, даже годами сопровождающий экспедиции англичан, осваивает кулинарное искусство в пределах умения открывать консервные банки. А в Тхимпху как раз есть шерпа, который служит поваром в доме приезжих.
— Он может пойти со мной?
Вопреки ожиданиям лицо Дашо осветилось. Очень хорошо, он постарается уладить это.
— Вам ещё потребуется кашаг.
— Кашаг?
В Тибете это слово означает «правитель». Дашо объяснил:
— Так мы называем дорожную грамоту, которую вы должны будете предъявлять главам всех крепостей по пути. Без неё вас никуда не пустят.
Я покидал дворец на крыльях. Итак, я получу разрешение, может, даже через несколько дней, обещал Дашо! Но, вернувшись в бунгало, я вдруг вспомнил, что ведь Дашо говорил о своём отъезде. А вдруг он забудет про меня?!
Он не забыл. Ровно через двое суток меня пригласили к нему в кабинет. Я бросился в дзонг, ставший для меня, как и для всех бутанцев, олицетворением власти.
Внутри крепости смешались все ранги, титулы и звания. Я прошёл кордегардию, поднялся по лестнице и отодвинул занавес. Из окна приёмной видны были монахи, спешившие по своим богоугодным делам, посыльные из королевской свиты с мечами на боку и министры в красных шалях. Дзонг кипел жизнью.
Дашо повернулся ко мне с улыбкой.
— Ваш кашаг, — сказал он, протягивая конверт. — Вот также
телеграфные уведомления, которые я послал в дзонги Вангдупротранг, Пунакха, Тонгса и Джакар.
Телеграммы гласили:
«Господин Пессель, французский гражданин, приехавший в Бутан самостоятельно, посетит ваш дзонг. Просьба оказать ему всяческое содействие».
Невозможно было поверить собственным глазам! Дашо сказал, указывал на конверт с кашагом:
— Это вы будете предъявлять всем тримпонам (властителям закона).
Письмо, написанное по-тибетски и скреплённое королевской печатью с изображением двух драконов вокруг молнии, гласило:
«Господин Пессель является французским гражданином, путешествующим по Бутану самостоятельно. Надлежит обеспечить его транспортом. Разрешается реквизировать осёдланную лошадь для себя, а также вьючных животных и носильщиков по потребности. Предлагаю споспешествовать его миссии и поставить ему необходимое продовольствие и фураж по правительственным расценкам».
— Без этого письма в глубинке вы не получите ни провианта, ни лошадей, — пояснил ещё раз секретарь. — Продукты питания находятся только на складах в дзонгах, а крестьяне не меняют продукты на деньги.
У меня в руках было волшебное слово: «Сезам, откройся!» Подобную дорожную грамоту тибетцы называют «лам йиг», и без неё поход по Гималаям немыслим. Не получив «лам йига», Свен Гедин девять лет бродил по Тибетскому плоскогорью, покрыв несколько тысяч километров и осторожно обходя заставы, но так и не достиг заветной цели — не попал в Лхасу. Без «лам йига» в Гималаях вы мёртвый человек. Такой порядок завели в королевстве суровые администраторы, сидящие в высоких замках и карающие за невыполнение указов.
Этим, строго говоря, объясняется тот факт, что тибетцам и бутанцам так долго удавалось оставаться в изоляции, отгоняя от своих рубежей иностранных визитёров. В запретное королевство пускали только редчайших счастливчиков, заручившихся дорожной грамотой; ещё реже туда проникали через границу смельчаки под чужой личиной, если их не ловили.
Я уже знал, что немыслимо избежать бдительной проверки и мне придётся предъявлять кашаг во всех дзонгах. Вместо европейского приветствия «как поживаете?» в Гималаях спрашивают: «Кто вы такой?» Кашаг, вручённый мне Дашо, отныне был моим паспортом, его могли потребовать во всякое время дня и ночи. Без него я не получу даже горсти риса.
Я уже готов был прыгать от радости, когда вдруг вспомнил, что в мои планы входил поход по всему Бутану. Право слово, после десяти лет томления я просто обязан осмотреть здесь каждый дзонг. Вовремя сообразив, что репутация хороших дипломатов числится за бутанцами не зря, я с невинным видом обратился к Дашо.
— Когда я доберусь до Бумтанга, за спиной окажется добрая половина страны. Может, мне имеет смысл возвратиться иным путём — скажем, через Ташиганг и восточную провинцию?
Дашо потёр спину. Он, похоже, не следил за ходом моей мысли.
— От Бумтанга до Ташиганга я доберусь довольно быстро, после этого поверну к границе и вернусь в Индию через Ассам.
Повисла долгая тишина.
— Это будет долгий и утомительный поход, — сказал наконец секретарь. И улыбнулся.
Я тут же согласился.
— Не знаю, хватит ли сил дойти до Ташиганга, но попробовать стоит, — добавил я застенчиво.
В самом деле, маршрут пролегает на протяжении 650 километров по самым труднодоступным и неисследованным частям Гималайских гор.
