– Чего-то недоговаривает этот Хачатур, – ответил задумчиво Артем. – Но требует найти убийцу, вознаграждение обещал…

– Ну! – засмеялся Сева. – Он за убийцу «зелени» отвалит куска три…

– Вознаграждение, говоришь? – сказал Руслан, сидевший за рулем. Он тоже оперативник, но старше Севы лет на десять, слегка располневший, серьезный и спокойный. – Алекс, по моим сведениям, мозг, придумывал способы обогащения и прятал концы в воду. Что говорить – бухгалтер! А у Хачика связи и в криминальных кругах, и во властных структурах. Так что один другого дополнял. И все-таки почему-то выбили первым Алекса, хотя в данной паре он второй.

– Значит, у кого-то они стали на дороге, – глядел в окно Артем.

– У нас в городе четыре основные группировки, – принялся объяснять Руслан. – Мелюзга всякая все равно под одной из групп находится. Так что выбор небольшой. Осталось выяснить, кто последнее время конфликтовал с Алексом и Хачиком…

– …и забыть об этом на веки вечные, если перевести мысль Руслана с русского на русский, – подхватил весело Сева.

– Слушайте, – неожиданно оживился Артем, – я два месяца здесь и все никак не могу въехать: я в другом государстве очутился?

– Ты о чем? – не понял Руслан.

– Да вон о них, – кивнул головой в сторону боевиков Артем. – У вас так запросто ходят с оружием? И милиция не чешется? Окружили больницу, посетителей к больным не пропускают, ведут себя нагло, как хозяева!

– Так и есть. – Руслан размеренно поглаживал руль, а говорил о боевиках словно об одуванчиках на поле. – Ты человек новый, не пори горячку. Понимаешь, Хачик, Алекс, еще лидеры трех группировок как раз и есть властелины города. Милицию купили, начальство городское под себя подмяли. Да мы по сравнению с ними бедные родственники. У них деньги! А бабки здесь крутятся… офигенные. Знаешь, сколько у них получает рядовой охранник? Слышал треп: до двух косых «зелени» в месяц! А у нас – от двух косых, только рубликов. Поэтому у нас нехватка людей, переманили. Кому охота вкалывать за гроши да головой рисковать? У них техника, какой мы в глаза не видели. Посмотри, пришвартованы одни иномарки, у всех переговорные устройства, мобильники, автоматы – явно «узи»…

– «Калашников» надежней, – вставил Сева.

– А «узи» короче, – возразил Руслан, с неприязнью глядя на боевиков. – Не, ребята, они сила. Честно скажу, я бы постоял в сторонке, пока эти скорпионы не пережалят друг друга. Все, с Алекса началась война групп за сферы влияния.

– Мы у них только под ногами будем путаться и раздражать, – сказал Сева.

– Не понимаю, а милиция и прокуратура тогда зачем в городе? – В голосе Артема слышалось не только недоумение, но и справедливое возмущение.

– Как тебе сказать… – усмехнулся Руслан. – Нам отвели роли мировых судей: скандалы в семьях, бытовые разборки, мелкое воровство и так далее. Мы – мусор, этим сказано все. И мусором занимаемся. Началось это еще в советское время, люди привыкли, приспособились. А лидеров группировок уважают, обращаются к ним за помощью, и, знаешь, они помогают. Скажем, вынес суд несправедливое решение, обиженный жалуется одному из авторитетов. А друг перед дружкой эта шушера уголовная любит повыпендриваться: мол, я такой справедливый – аж плачу от умиления, глядя в свое отражение в зеркале. Авторитет по своим каналам узнает суть и выносит приговор, который тут же исполняют. Если же жалобщик обманул, наказывают его. Слыхал такое слово «мафия»? У нас их четыре. Нам не дадут провести дело, вот посмотришь. Начнем одних трясти, другие не потерпят. Чтобы мусор дела их разгребал – да ни в жисть! Станут на наше начальство давить, и начальство тебя завалит. И бесполезно жаловаться выше, башку отрежут. Расправа у них жестокая, наше законодательство по сравнению с их кодексом – это правила внутреннего распорядка в детском саду.

– Черт знает что! – проворчал Артем. – Ладно, поехали к морю, посидим спокойно.

– Пузырь берем? – потер руки Руслан. – У меня знакомая три перегонки делает. Водка – песня, ни одна заводская конкуренции не выдержит. Так берем?

– Тогда два пузыря… – обреченно махнул рукой Артем.

– Заметано, – воодушевился Руслан, заводя мотор.

Дудин долго готовился к операции. Ему запретили доверяться кому бы то ни было из врачей, но снабдили необходимым. На столе лежали бинты, медикаменты, шприцы. Дудин прокипятил иглу и ножницы, надел латексные перчатки. Сначала сделал несколько уколов в ногу, как учили, – обезболил. Вдев кетгут в иглу, принялся зашивать. Неумелая рука часто соскальзывала, не протыкая человеческую ткань по краям ран на ноге. Потревоженные раны кровоточили, заполняя глубокие борозды от клыков, кровь стекала по ноге на клеенку под Самвелом. Дудин то и дело промокал ее стерильными тампонами, затем бросал их в эмалированный таз. И все ж приноровился, уверенней втыкал иглу, протягивал нить. Самвел лежал на животе, вряд ли чувствовал боль, но изредка вздрагивал и стонал.

– Терпи, дорогой, терпи, – отозвался на очередной стон Дудин, сосредоточенно протыкая человеческое мясо, даже не морщась. – Зашью тебя лучше портнихи. Не думал, что собачьи клыки такие острые. Располосовал, как бритвой.

– Я этого пса… пристрелю, собаку!

– Многовато ты крови потерял. Но ничего, ничего, поправишься. Знаешь, какими нитками тебя латаю? Швы снимать не надо, все рассосется. Чудеса науки, мать твою.

Ногу залатал грубо, но все же сшил. А вот спина не поддавалась. Кусок мяса, размером примерно десять на десять сантиметров, легко отходил с трех сторон. Сначала Дудин подумывал отрезать его совсем, да не рискнул. Приложил оторванный кусок и скреплял нитками кое-как. Упругие мышцы и натянутая кожа на спине создали дополнительные трудности. Все же отдельные ошметки, которые никак не присоединялись, пришлось отрезать. Для этого Дудин протер водкой кухонный нож и «подровнял» вырванный клыками кусок. С мелкими ранами управился быстро. Наложив повязки и залепив их пластырями, Дудин выдернул клеенку из-под Самвела, снял перчатки и вымыл руки. Затем приготовил закуски, поставил бутылку водки на табурет у кровати. Нож вымыл с мылом, протер водкой и, нарезав им колбасу, сыр и хлеб, сказал:

– Ну, теперь можно и выпить. Давай помогу повернуться.

Подложив под спину Самвела подушки, осторожно перевернул его, сам же устроился на стуле. Налил в стаканы водки до половины, один протянул напарнику и прислушался:

– Слышь, ветер бушует? Ураган обещали. Ну, давай, за упокой души Алекса. – Дудин проследил, как выпил Самвел, дал ему кусок колбасы с хлебом, только потом выпил сам, закусил соленым огурцом. – Да, забыл сказать. Алекс жив. Но положение его швах.

– Деньги когда отдадут? – спросил Самвел, медленно пережевывая. – Или и меня прикончат, чтобы не платить?

– Что ты несешь? Сейчас нужны такие, как мы. Времена настали крутые, нам работенка будет. А деньги получим, когда Алекс упокоится. Ну, давай еще по соточке?

Когда Самвел уснул, Дудин запер флигель и вошел в дом. Он жил в одной из четырех комнат, и только в ней стояла мебель, да и то лишь необходимая. В двух комнатах вообще пусто, но туда никто и не входил. Включив свет, постоял, раздумывая, и взял ключ из вазы на окне. Долго смотрел на ключ, потом прошел к дальней, четвертой, комнате, отпер дверь и заглянул внутрь. Там стояли диван, на котором спала пожилая женщина, стул, тумбочка, а на ней горевшая лампа под абажуром.

– Мама… – позвал Дудин, ласково улыбаясь.

Женщина моментально открыла глаза, испуганно и беспокойно водила ими, наконец заметила Дудина, замычала. Он приблизился к ней:

– Ну что, мама, ты еще не подохла? Живучая же ты.

Лицо женщины исказила мука, а из глаз потекли слезы, прячась в морщинах.

– Ну-ну, успокойся, твой сын не зверь, он значительно хуже.

Женщина трясла головой, вздрагивала, что-то силилась сказать. Дудин переменил памперсы, брезгливо морщась, тщательно укрыл ее одеялом:

– Видишь, какой у тебя хороший сын? До свидания, мама…