Он грубо насиловал ее, но даже теперь она знала, что не может ему больше этого позволить. Он не может делать это с ней, она не перенесет этого, она не позволит этого ни ему, ни кому-то другому. Она понимала, что вот-вот свалится в бездонную пропасть, – и вдруг, борясь с ним и царапая его тело, поняла, что сражается, чтобы выжить. Не понимая даже, как это произошло, она осознала, что они совсем рядом с маминым ночным столиком. На нем несколько лет подряд стояли аккуратные коробочки с лекарствами, стакан и кувшин с водой. Она могла бы облить его водой, могла ударить кувшином, но ничего этого там уже не было. Ни пилюль, ни воды, ни стакана. Не было в комнате и той, кому они могли бы понадобиться. Но Грейс бездумно шарила рукой по столику, в то время как отец мощно двигался, вскрикивая и хрипя. Он несколько раз наотмашь ударил ее по лицу, но теперь ему хотелось расправиться с ней не руками, а при помощи одной лишь мужской силы. Он тискал ее грудь, вдавливал тело Грейс в матрац. Она почти перестала дышать, а перед глазами плавал какой-то туман после его последнего удара, но ее рука нащупала выдвижной ящичек стола, она потянула за ручку, он открылся – и она почувствовала в ладони холодную сталь. Револьвер, который мать держала под рукой на случай нападения ночных воров. Эллен никогда бы не посмела воспользоваться им против мужа, даже пригрозить ему оружием. Ей не важно было, что он делал ей или Грейс, – она преданно любила его.
Пальцы Грейс пробежали по гладкой поверхности и схватили пистолет. Она подняла его над головой отца. Просто чтобы ударить его, чтобы остановить. Да, на сей раз он почти сломил ее, но она не позволит ему снова поступить так, не позволит. Она должна остановить его, неважно как. Она должна остановить его, пока дело не зашло еще дальше. Она не переживет большего. Ведь нынешний вечер – неопровержимое доказательство того, что он предназначил ей такую участь до конца ее дней! Он никуда ее не отпустит от себя, не позволит уехать в колледж, вообще не позволит никуда уехать. Жизнь будет лишь рабским служением ему – и она понимала, что его нужно остановить, чего бы это ни стоило. Она сжимала револьвер в трясущейся руке – и тут тело отца мощно содрогнулось, он издал громкий хриплый крик. Грейс дернулась от острой боли и отвращения. Один этот звук заставил ее похолодеть от ненависти. Дуло устремилось прямо на него, он поднял глаза – и увидел маленькую черную дырочку.
– Ах ты, маленькая сучка! – Тело его все еще содрогалось. Никто и никогда не заводил его так, как Грейс. Он хотел овладеть ее телом и душой, вывернуть наизнанку, разорвать на части и уничтожить. Никто не возбуждал его так, как это существо, плоть от плоти его. В этом было нечто первобытное. И теперь он пришел в ярость от того, что она все еще боролась. Он потянулся, чтобы выхватить пистолет, и она поняла, что он хочет сделать. Он собирается вновь избить ее, – а ведь именно побои всегда возбуждали его! Она не может позволить этого, не может разрешить вновь овладеть ею! Она должна спастись от него. Плоть его все еще была в ней, когда он потянулся к оружию, – и в панике она, не желая выпустить револьвер из рук, нажала на курок. Отец еще мгновение изумленно смотрел – и тут пистолет выстрелил со звуком, ужаснувшим ее. Глаза отца широко раскрылись, и он тяжело рухнул на нее, придавив своим весом. Пуля угодила ему в горло, кровь хлестала потоком, но он не шевелился. Она силилась высвободиться из-под него, но не могла. Он был слишком тяжел, она с трудом дышала, к тому же кровь заливала ей глаза и рот. Грейс судорожно хватала ртом воздух, потом рванулась из последних сил – и вот она свободна. Он перевернулся на спину, издав ужасающий хриплый и булькающий звук, глаза устремлены были на нее, но он не двигался.
– О боже… о боже… – Она все еще задыхалась, судорожно прижав руки к горлу, не сводя с него глаз. Она чувствовала во рту терпкий привкус его крови, но не хотела прикасаться к раненому. В крови была она сама и постель, но Грейс ни о чем не могла думать, кроме слов матери: «Будь доброй с папочкой… будь добра к нему… заботься о нем… всегда заботься о своем отце…» И она позаботилась. Она застрелила его. Отец обшаривал взглядом комнату, но был, похоже, парализован – его конечности оставались неподвижны, а глаза устремились на нее с выражением ужаса. Грейс забилась в угол, продолжая смотреть на него, и тут судорога пробежала по всему телу, и Грейс вырвало прямо на ковер. Справившись с собой, она силой заставила себя подойти к телефону и набрала номер оператора.
– Мне нужно… «Скорую»… «Скорую»… мой отец – он застрелен… я убила отца… – Она с трудом дышала, но все же продиктовала адрес. А потом просто стояла, глядя на отца. Он так и не пошевелился, а член обмяк. Этот орган, который так пугал ее всегда, так истязал ее, казался теперь таким безобидным – и отец тоже. Он внушал теперь лишь отвращение и жалость, кровь продолжала изливаться из раны на горле. Время от времени он постанывал. Грейс знала, что сделала нечто ужасное, но выхода не было. Пистолет она все еще сжимала в руке. Когда явилась полиция, то застала ее скорчившейся голышом в углу. Она хрипела и задыхалась в жестоком приступе астмы.
– О господи… – тихо произнес полицейский. Потом заметил ее и осторожно отобрал оружие. Другие прошли вслед за ним в комнату. Младший офицер хотел было накинуть ей на плечи одеяло, но остановился, заметив синяки на теле, пятна крови и – ее взгляд. Она казалась совершенно безумной. Словно побывала в аду и вот медленно, шаг за шагом, возвращалась назад…
Отец был еще жив, когда приехала «Скорая». Пуля повредила позвоночник, к тому же врачи подозревали, что она, срикошетив от кости, проникла в легкое. Он был полностью парализован и ни слова не мог вымолвить. Когда его увозили, он не взглянул на Грейс. Веки его были опущены, врачи давали ему кислород. Он едва дышал.
– Он выкарабкается? – спросил старший полицейский, когда носилки уже погрузили в машину и включили сирену.
– Трудно сказать, – отвечал доктор и, понизив голос, прибавил: – Маловероятно.
Офицер покачал головой. Он знал Джона Адамса еще с тех пор, как учился в школе. Джон вел его бракоразводный процесс. Чудный парень. С какой стати, в самом деле, девчонка стреляла в него? Войдя в комнату, он сразу заметил, что ни на нем, ни на ней не было одежды, но это могло означать все что угодно. Одно, по крайней мере, ясно: все произошло после того, как оба легли спать. Возможно, Джону не нравились пижамы. А вот почему девчонка голая – это уже другое дело. Очевидно, что с ней не все ладно – может быть, смерть матери слишком сильно потрясла ее. Возможно, в этой смерти она винила отца. Ну, что бы там ни было, в процессе следствия все выплывет наружу.
– Как там она? – спросил он одного из младших офицеров.
К тому времени в комнате было уже около дюжины полицейских. Это обещало быть самым громким делом в Ватсеке – с тех самых пор, как сын священника, накачавшись наркотиками, покончил с собой десять лет назад. Тогда была трагедия, а вот теперь, похоже, грядет скандал. Еще бы, такой человек, как Джон Адамс, – и застрелен родной дочерью. Да, это вопиющее преступление, к тому же огромная потеря для всего городка.
– Она под кайфом? – спросил он, пока фотограф делал снимки места преступления. Оружие преступления уже со всеми предосторожностями поместили в пластиковый пакет и унесли в машину.
– Да нет, не похоже, – ответил молодой полицейский. – По крайней мере, на первый взгляд. Мне кажется, она слегка помешалась, к тому же очень напугана. У нее астма, и ей тяжело дышать.
– Печально слышать, – саркастически ответил старший офицер, еще раз внимательно осматривая аккуратно прибранную гостиную. Еще несколько часов назад он был здесь с гостями после погребения. Трудно поверить, но он снова тут. Может быть, девочка просто не в своем уме? – У ее отца кое-что пострашнее астмы.
– А что говорят медики? – Младший офицер выглядел озабоченным. – Он выживет?
– У него не много шансов. Похоже, наша малышка хорошенько отделала своего старика. Позвоночник и, возможно, легкое – один бог знает, что там еще… и почему.
