– Да-а… Ну и конфетку ты мне подсунула!

– Так берешься или нет?

– Возможно. Похоже, все убеждены, что дело решено, – ведь папочка был фигурой, да еще какой, и снисхождения к девочке в городе не дождешься. Видно, придется просить о переносе слушания дела в другой судебный округ. В любом случае я попробую.

– Не хочешь сначала повидать ее?

– Ты шутишь? – Он хохотнул. – Не понятно разве, кого именно я защищаю? Я не нуждаюсь в представлении. Мне просто надо знать, что у меня есть шанс. Будет классно, если она заговорит и поведает, что случилось. А если нет, то ей светит пожизненное заключение или же кое-что похуже. Придется развязать язычок, – честно сказал он.

Молли согласно кивнула.

– Может, она и заговорит, если поверит тебе, – с надеждой в голосе сказала Молли. – Я сегодня же собираюсь с ней увидеться. Надо еще написать заключение, может ли она по состоянию здоровья предстать перед судом. Но для меня все уже ясно как день. Я просто немного тяну резину – хочу за ней понаблюдать. Сдается мне, ей просто нужно побыть с кем-нибудь. – Молли выглядела искренне обеспокоенной.

– Сегодня же буду там, если защиту поручат мне. А пока дай пораскинуть мозгами, с чего начать. Позвони мне где-нибудь ближе к ленчу, ладно?

Он черкнул в блокноте имя и фамилию Грейс и номер дела, а Молли искренне поблагодарила его, прежде чем они расстались. Для нее было огромным облегчением даже просто надеяться, что именно он будет защищать Грейс на суде. И если есть хоть малейший шанс спасти девочку, именно Дэвид Гласе, и никто другой, этого добьется.

Молли так и не удалось позвонить ему сразу после двух, а когда она наконец улучила минутку, его уже не было на месте. Она снова попытала счастья в четыре часа, начав уже беспокоиться. Доктор волчком целый день прокрутилась, готовя документы для процессов и возясь с пятнадцатилеткой, покушавшимся на самоубийство и сломавшим позвоночник. Он сиганул с моста, и, если можно так выразиться, молодость и здоровье подвели его. Даже Молли втихомолку считала, что лучше было бы умереть, чем провести остаток дней без движения, лишь шмыгая носом и шевеля ушами. Даже дар речи практически был утрачен. Дэвиду она позвонила уже в конце дня и извинилась за задержку.

– Да что там, я сам только что ввалился, – ответил он.

– И что они говорят?

– Неудача. Для них это дело решенное. Она хотела денег, этих жалких грошей – так они считают. Или же просто не знала, насколько болезнь матери подточила их бюджет, или что не сможет получить наследства, порешив родителя. Они убеждены, что убийство было задумано и спланировано или, на худой конец, они полаялись, она взбесилась, впала в неистовство и выстрелила. Если верить им, то все просто, что твои пять пальцев. Убийство при отягчающих обстоятельствах – в худшем случае. Просто убийство – в лучшем. Так или иначе, это от двадцати лет до пожизненного заключения или даже смертный приговор. Если они всерьез распалятся.

– Но она же еще ребенок… она девочка… – Слезы навернулись на глаза Молли от одной мысли о том, что… И тут же она упрекнула себя за то, что позволила себе так расчувствоваться. Но она ничего не могла с собой поделать. Тут налицо вопиющая несправедливость! – А если это… это все-таки была самозащита?

– Пока не знаю. Нет ровным счетом никаких доказательств того, что он нападал или угрожал, если, конечно, не подтвердится твоя бредовая версия об изнасиловании. Дай мне шанс, детка. Мне передали дело всего два часа назад, я с Грейс даже и не виделся еще. Официальное предъявление обвинения отложено, по крайней мере, этого не будет, покуда я с ней не поговорю. А это случится завтра в девять утра. Думаю добраться до нее часов в пять, если к этому времени все здесь разгребу и освобожусь. Хочешь, пойдем вместе? Это может ускорить дело, и лед тронется – ведь тебя она уже знает.

– Сдается мне, я ей не нравлюсь. Я слишком уж упорно расспрашивала об отце, а ей это было неприятно.

– Смею надеяться, перспектива смертной казни понравится ей еще меньше. Предлагаю встретиться там в пять тридцать. Ты как?

– Я буду. И… знаешь что, Дэвид…

– Что?

– Спасибо за то, что впрягся в это дело.

– Мы сделаем все, что сможем. Увидимся в пять тридцать в Центральной.

Вешая трубку, Молли отчетливо осознала, что тут мало сделать все возможное – тут надо молить небеса о чуде.

Молли Йорк и Дэвид Гласе встретились у входа в тюрьму ровно в половине шестого и тотчас же поднялись к Грейс. К тому времени Дэвид забрал из полицейского участка все материалы дела, а Молли захватила свои записи, а также отчет судебных медиков. Дэвид проглядел их еще в лифте, а при виде фотографий у него глаза полезли на лоб.

– Выглядит так, словно кто-то отделал ее бейсбольной битой. – Он искоса взглянул на Молли.

– А она утверждает, будто ничего не произошло. – Молли покачала головой, а про себя подумала, как было бы здорово, если бы Дэвиду удалось расположить к себе Грейс. Ведь жизнь девушки в буквальном смысле зависела от этого, хотя Молли не была вполне уверена в том, что Грейс это осознает.

Их проводили в комнату для допросов – ту самую, где стояли стол и четыре стула. Именно здесь Молли уже встречалась с Грейс – по крайней мере, в знакомой обстановке будет полегче.

Они посидели несколько минут, ожидая девушку. Дэвид закурил и предложил Молли сигарету, но та отказалась. Прошло не менее пяти минут, прежде чем дверь открылась и на пороге появилась Грейс. Она глядела на них в замешательстве. На ней были все те же джинсы и тонкая майка. Некому было принести ей вещи, а больше ничего у нее с собой не было. На ней была все та же самая одежда, что и в ночь убийства отца и ее ареста.

Дэвид внимательно изучал стоящую перед ними девушку – да, она высока, стройна и грациозна, с первого взгляда выглядит необычайно юной и стеснительной. Но тут Грейс взглянула на него, и Дэвида потрясли ее глаза – это были глаза зрелой женщины. Печальные глаза загнанной лани, единственное желание которой – исчезнуть в чаще. Она мялась в нерешительности, не зная, чего ожидать от этого визита. Она сегодня уже провела четыре часа в обществе полицейских, отвечая на всевозможные вопросы, и очень измучилась. Правда, ей намекнули, что при допросе должен был бы присутствовать ее адвокат, но ведь она уже во всем созналась и не видела ничего дурного в том, чтобы ответить на все их вопросы…

Потом ей сказали, что защищать на процессе ее будет Дэвид Гласе и что он позднее придет с ней повидаться. От Фрэнка Уиллса не было ни слуху ни духу, да она и не собиралась ему звонить. Ей некому было позвонить, не к кому обратиться. Она прочла сегодняшние газеты – все первые страницы кричали о жутком убийстве, о прекрасной и честной жизни отца, о его адвокатской деятельности, о том, как много он значил для города. А вот о ней говорилось скупо: ей семнадцать, она училась в школе Джефферсона и убила своего отца. Далее следовало несколько версий случившегося, и ни одна из них не была хоть сколько-нибудь близка к истине.

– Грейс, это Дэвид Гласе, – нарушила тишину Молли. – Он из отдела общественных защитников, будет представлять на суде твои интересы.

– Привет, Грейс, – спокойно сказал Дэвид. Он внимательно следил за ее лицом, вернее, просто глаз с нее не сводил с того самого момента, как она вошла. Нетрудно было сделать вывод, что девочка насмерть перепугана. Но несмотря на это, она вежливо и грациозно пожала ему руку. Коснувшись ее пальчиков, он ясно ощутил, как ее трясет. Когда она заговорила, слышно было, что она слегка задыхается, – тут он вспомнил, что Молли говорила об астме.

– Нам надо кое-что еще сделать, – сказал он.

Она лишь кивнула в ответ.

– Я утром читал твое дело. На данный момент ситуация неважнецкая. Главное, что мне от тебя надо, – это информация. Что случилось, как, почему – то есть решительно все, что сможешь вспомнить. Ну а после следователь тщательно проверит информацию. Мы сделаем все от нас зависящее. – Он старался говорить бодро и надеялся, что ее не сильно испугали его слова.