Засыпной часто шутил по поводу собственной отходчивости и незлопамятности. Вот и сейчас, немного покипел, и уже самому смешно: что все эти мурашки против него? Что у них за жизнь-то? Живут и трясутся, как цыганские плечи! Разве кому-нибудь из них дано когда-нибудь стать губернатором?! Нет, их возможности слишком ограничены!
Тит еще раз осмотрел свой оскверненный кабинет и улыбнулся: ладно, бывало и хуже! Главное, что эти барбосы хоть не догадались никуда залезть, а то бы они потом разнесли всему честному народу, что за специфический инвентарь хранит у себя директор завода. А он ведь, между прочим, политик и должен быть неуязвим ни с какой стороны!
У Засыпного имелось несколько слабостей, которые, по счастью, были известны не очень обширному кругу лиц. Например, директору определенно нравилось, если кто-то заставал его во время укола в ягодицу (врачи регулярно назначали ему таковые ввиду дефицита витаминов, мелких инфекций и прочих обстоятельств). Приближенные знали, что директора завода имени Немо возбуждали не только уколы в ягодицу, клизмы и прочие процедуры, но также и наличие свидетелей его безропотного подчинения медсестре или массажистке.
— Может быть, мне подождать в приемной? — спрашивал обескураженный посетитель. — Если вы не возражаете, я подожду в приемной или наведаюсь в другое время?
— Ну, что вы, уважаемый: если все будут сидеть в приемной, то как мы восстановим наше до неприличия разваленное производство? — простым вопросом ставил Засыпной посетителей в безвыходное положение, к их удивлению не пытаясь скрыть творимую процедуру. — Это же одна секунда, не более. Как говорится: комарик укусит и — все!
— Где искать контрабанду? У таможенника! — любил повторять директор, но сам почему-то в точности выполнял эту формулу и хранил у себя в кабинете обилие инструментов для своих тайных утех.
Титу Львовичу показалось, что в «уголке отдыха», вторая дверь из которого вела на черную лестницу, раздаются какие-то звуки. Вначале он не придал этому особого значения, полагая, что источником его возможного беспокойства могут быть заводские звуки.
Об «уголке отдыха» Засыпной знал абсолютно все задолго до начала его создания. Такая уж у него тогда была работа! В какой-то степени он и сам участвовал в планировке и обустройстве этого оазиса для партийной номенклатуры. Кто, как не он, руководил оснащением помещений средствами слежения: микрофонами и двумя видеокамерами, одна в каминном зале, где происходили все застолья и партийное руководство (а какое тогда еще могло быть?) беззастенчиво предавалось Бахусу; вторая — в массажном кабинете, где те же слуги народа рьяно предавались Эросу. Между прочим, у Тита до сих пор хранится кое-какой компромат на товарища-господина Сидеромова. Сейчас, конечно, этот архив не сработает. Но ничего, ничего! Времена, заметьте, меняются! Не ровен час, придется тебе, Вадик, для начала ответить перед судом партийной чести, а там уж как получится. Если повезет, отделаешься червонцем, а не простят тебе товарищи твоего подлого предательства, не сумеешь убедить народный суд своим чистосердечным (а откуда такое может у преступника взяться?) раскаянием — придется тебе насытить свое сердце красноармейским свинцом!
К моменту прихода Тита Львовича к власти «уголок здоровья», состоявший из нескольких добротно отделанных помещений, включая мини-бассейн и солярий, потерял свой изначальный блеск и оказался, по мере сил и изворотливости обслуживающего персонала, существенно разворован. Тому, кто сейчас увидел бы этот уголок впервые, могло показаться, что здесь либо не закончено благоустройство, либо, наоборот, разворачивается капитальный ремонт.
Впрочем, еще не став директором завода, а будучи начальником первого отдела, Засыпной имел допуск в «уголок здоровья» и провел здесь много приятно запомнившихся часов. Какие тогда были кадры? Многих он и теперь еще встречает на одичавшей территории завода, но во что они превратились за эти пятнадцать лет? Взять хотя бы Тоню Ремневу. Это же была статная, можно сказать, величественная женщина! Да на нее в те годы очень большие люди заглядывались. А теперь? Иногда просто и смотреть не хочется! Полнейшая деградация! Да и подружки ее тоже стали как раскисшие сухофрукты.
Правда, ему-то нечего Бога гневить, — какая милашка его сегодня порадовала своим массажем! На большее, правда, она не решилась: родители, говорит, узнают, да и жених уже есть, — хлопот потом не оберешься! Ну да ладно, и то, как говорится, хлеб! Приласкала его Вероника как родного! А уж остальное он сам совершил, главное — что все на ее глазах, — вот это-то и составляет для него величайшую радость! И за все это он должен благодарить добрейшую Ангелину Германовну, вот уж действительно заботливая женщина, умеющая угодить нестандартным запросам своих клиентов!
Что-то, правда, девочка там очень долго возится. Он бы уже, кажется, и повторил этот сладостный сеанс. Засыпной мечтательно посмотрел на дверь, ведущую в уголок, и ему показалось, что ее сейчас отделяет от косяка черная нить образовавшейся щели. Оттуда гремела и выла занудная музыка, которую почему-то теперь так любит молодежь. Ни мелодии, ни вокала — одно нытье, как с того света!
«Что это значит? — подумал директор. — Девчушка за мной подглядывает? Вот озорница! А вдруг туда проникли с пожарной лестницы? А кто? Свои? Взломали? Может быть, просто не заперли? Вызвать охрану? Не буду ли я смешон? Мужик, да еще с ружьем, какой-то приоткрытой двери испугался. Да и Вероничка что подумает: дядечка-то не иначе как больной?!»
Тит Львович уже давно ездил на работу со своим охотничьим ружьем. Вот и сейчас он с теплотой посмотрел на боевой «ИЖ», многозначительно мерцающий воронеными стволами с пьедестала, с которого стоически щурился гипсовый Ульянов, он же Ленин. Двустволка была изготовлена для Засыпного по индивидуальному заказу и до сих пор ни разу его не подводила. Особенно на охоте.
Не отводя глаз от заметно разросшейся щели, Тит попятился к мемориалу, протянул руку, коснулся лакированного приклада, погладил его и убрал руку.
— Солнышко, ты готова? Ты не хочешь меня еще погладить? А что я тебе сейчас покажу! — Директор общался с невидимой девушкой ласковым, несколько кукольным голосом. — Вообще-то зрелище, я тебе скажу, не для слабонервных. Ой как я тебя сейчас напугаю!
Засыпной шагнул к дверям, толкнул их и прислушался к представшей темноте, из которой свет его кабинета выявлял лишь желто-зеленые квадраты линолеума, наклеенные на бетонный пол. Щель света угадывалась в душевой, где, наверное, и застряла его фея.
— Вот ведь цвета подобрали! — не в первый раз возмутился директор. — А ведь было у нас на заводе бюро эстетики, числился главный художник. Ну и дармоеды!
— Что же ты здесь свет не включила? Электричество экономишь? Да, сейчас такое время, что нас могут запросто и отключить! Это ты, конечно, правильно делаешь. — Тит Львович двинулся по освещенной трапеции, чтобы добраться до выключателя, который почему-то (тоже умные головы!) примостился аж на противоположной стене! — Что-то здесь прохладно. Ты там не замерзла? Ну зачем так громко включать, чтобы потом друг до друга не докричаться?! А мало ли что?
Пока Засыпной шел к выключателю, а до него получалось не более пяти-шести шагов, его вдруг обуял безотчетный ужас, потому что он определенно догадался, что рядом с ним, а возможно, уже за спиной, кто-то затаился, и этот «кто-то» явился сюда с самыми дурными намерениями.
Директор включил свет, резко обернулся и обнаружил перед собой странное и смешное существо, вполне сравнимое с гигантским двуногим котом: огромные лиловые прозрачные уши, крупные застывшие глаза, вихляющая, словно на шарнирах, фигура. Человек безостановочно двигал сомкнутыми губами, будто наполнял слюной свой, судя по провалившимся губам, беззубый рот.
Тит Львович окинул взглядом фигуру мужчины, похожего на бомжа, и не заметил у него в руках никакого оружия. Напротив, к своему успокоению, он увидел у гостя отсутствие правой кисти. Во всяком случае, ее не было видно.
