– Верю вам, – спокойно и в тон старику ответил тот, – но не верю своим глазам, – добавил он тут же.
Старики опять замялись, а затем старший ответил:
– Глаза могут обманывать. Думай, как мы, и все узнаешь.
– Хорошо, я верю вам, – согласился мальчик, – но скажите мне еще одно: кто из вас старше и главнее?
В ответ он услышал из уст того же старика.
– Если главное – первое, то первое – тогда не главное. Что скажешь сам по этому? – и он вопросительно посмотрел ему прямо в глаза.
– Я думаю, бесспорно, – отвечал мальчик, – что первое – не всегда главное, но главное используют, как первое для обучения естества.
– Вот видишь, – сказал старик, – мы подходим друг другу. Какие еще нужны доказательства.
– Больше не надо, – ответил ученик, – только я хотел бы знать, кто вас сюда направил?
– Мы посланы сверху, – ответил второй, пока еще не участвовавший в разговоре, – а кем, это не важно. Ты ведь сам знаешь это, правда? – старик сурово посмотрел ему в глаза.
– Да, – опустил голову мальчик и преклонил одно колено перед старцем.
– Этого не надо, – предупредил все тот же, – мы будем вести наши беседы на равных. Но не сегодня, а завтра. А сейчас, пока располагайтесь поблизости. И не бойтесь занять чье-то место. Здесь никого, кроме нас нет. Все покинули это селение, боясь умереть от болезни.
«А вы же как?»– так и хотелось спросить Марии, стоящей позади сына, но то ли боязнь чего-то, то ли просто стеснение не дали этого сделать.
Вместо ответа она услышала вскоре другое.
– Тебе, Мария, – обратился тот же старик, – поручаем общее дело по ведению хозяйства и обустройству жилья. Сын твой будет жить с нами. Так что теперь будешь жить одна. Привыкай к этому. Он уже взрослый и через время станет совсем не таким, как сейчас.
– А, как же…? – хотела задать вопрос женщина, но старик, подняв руку вверх, предупредил.
– С этого времени мы будем говорить, а ты занимайся своим делом. Что будет нужно, найдешь здесь же. И не бойся, оно не заразно. Твое дело собрать все и разместить по местам. Нам много не надо. Едим мы мало, потому добудем себе пищу сами. Ты же позаботься о сыне. Сила ему нужна больше, чем всем. Тебе все ясно?
– Да, – и женщина кивнула головой.
– Вот и хорошо, а теперь, иди и располагайся. И еще одно. Нe забудь – это не твой сын. Он – агнец божий. Потому, не упорствуй, а покорись и подчинись.
Мария снова кивнула головой и, едва сдерживая свои слезы, вышла наружу.
Там, возле небольшого дерева она упала на землю и зарыдала. Ее можно было понять.
Мать лишали сына, но не совсем, а лишь отдаляли от нее. Но и это было тяжело перенести.
В душе Мария сетовала на свою судьбу, но все же понимала, что этого не миновать, даже если бы она была просто матерью в обычной жизни.
И, порыдав немного, она успокоилась. Женщина поняла, что весь остаток времени ее жизни она проведет возле своего сына, но уже не рядом, как это было до этого.
На этом детство маленького мальчика заканчивалось, и начиналась пора взросления, а затем и возмужания.
И мать это поняла. Она поднялась, вытерла ухе немного обсохшие глаза и сказала:
– Я посвящу свою жизнь тебе, агнец божий, ибо моя жизнь только в тебе самом.
Мария огляделась по сторонам и пошла в первую близлежащую хижину.
Там она нашла все необходимое для хозяйства и занялась наведением порядка. Вынесла мусор, вымела полы, собрала ветхую пыль со стен и небольших окон, а затем разобралась во всем хозяйстве.
Приготовила себе постель, а также подготовила сыну такую же и отнесла в другую хижину, где расположились старцы. Завидев ее, они прервали разговор и, молча, созерцали на труды и приготовления.
– Хорошо, – сказал один из них, – мы тебя позовем, а сейчас иди и готовь сыну купель. Сначала его надо обмыть, как следует.
– А где я..? – хотела снова спросить Мария.
– Найдешь все там же, иди, – махнул рукой старик, и женщина удалилась.
Она походила вокруг домов и вскоре нашла то, о чем они говорили.
Это действительно была водяная купель. В глубине был колодец, из которого доставали воду, а из камней, подходящих к самой печи, был сложен небольшой чан, куда можно было влезать и мыться.
Нужно было только подогреть воду и растопить печь, чтобы стало немного теплее, чем Мария и занялась.
Мальчик же, окруженный с обеих сторон стариками, сидел прямо на полу и спокойно слушал их разговоры.
– Ты млад и юн, – говорил один из старцев, которого звали Иосиф, – но ты достойный сын своего народа. Ты превзойдешь всю его боль, окунешь себя в нее и доподлинно поймешь, что ему надо, дабы жить лучше и достойнее.
Тут уже второй, имя которого было Салеф, говорил другое:
– Ты жалок и низок, как и твой народ. Ты не можешь стать в его главе и уподобитъ себя богу или кем-то еще выше. Что думаешь по всему этому?
Мальчик немного задумался, а потом сказал:
– Думаю, вы правы оба. Только вам, – обратился он к Салефу, – недостает еще чего-то, пока не знаю.
– Хорошо, – покивали головами старики, и Иосиф обратился снова.
– Что ты скажешь, если народ попросит тебя быть их богом. Как поступишь и не осквернишь ли их веру этим?
И следом последовал второй вопрос от Салефа.
– А что ты скажешь, если сила геенна падет тебе на руки, и ты обложишь ею весь свет людской. Не уподобишься ли господу своему в своем лице или сможешь противостоять сему заверению? Отвечай.
– Я не могу так быстро, – покачал головой мальчик, – мне надо время подумать.
– Хорошо, думай, – согласились старики и, скрестив на груди руки, начали ждать.
Мальчик поразмыслил и спустя минут десять ответил:
– Скажу вам, Салеф. Вопрос не в том, чтобы сила геенна оказалась в руках. Важно ею правильно употреблять. А, теперь, отвечу вам, Иосиф. Сила божья не в завете людском, а в понимании жизни нашей. Это и есть удел бога.
– Хорошо, – похвалили оба старика.
– А теперь, ответь вот на что, – обратился к нему Салеф, – как ты считаешь: кто должен подобать богу, явившемуся на небесах – люд смиренный и простой или люд, облаченный волей правления?
– Отвечу, – сказал быстро мальчик, – уподобать и вверять богу должны все, а не будет этого – не спасет землю нашу боле ничего.
– Хорошо, – ответил. Иосиф, – а как распознать люд такой и такой, если он не влачит одежды оного смысла? Что скажешь?
– Скажу просто. Честен – тот и будет прост, богат же этим не будет, – поспешил сделать вывод ученик.
– Э, нет, – ответил старик, – торопишься отвечать, подумай.
– Тогда так, – не заставил себя долго ждать мальчик, – прост будет всеоружен особью малой стати, а богат -непреклонно взрастет.
– Опять спешишь, – ответил старик, – думай. Мальчик снова погрузился в размышления.
– Богат тот – кто не злославен, а прост – тот пуще прежнего взойдет в своей умысли статной.
– Ну, что ж, – похвалил его Салеф, – это уже ближе, но еще не достоверно. Думай еще, а мы побудем сами с собой, – и они отпустили мальчика наружу.
Спустя время тот возвратился и прямо с порога бросил ответ:
– Прост снизойдет до худшего в славе своей побогаче, а оный ниспадет еще больше, если узреет смысл дела какого.
– Хорошо, но не досконально, – снова отправили его старики думать.
Мальчик долго бродил меж простых хижин и упорно вдумывался в заданный вопрос. Но ничего больше сказать не мог и, зайдя внутрь, он ответил:
– Думаю, что прост и богат не отличим, есть только нутро его, и оно о себе скажет в деле каком.
– Вот теперь, садись, отдыхай, – похвалили его старики и усадили между собой на пол.
Так началась эта каждодневная учеба, переходящая из вопросов к ответу и от ответа к новому вопросу.
Много дней и ночей потребовалось для этого первостепенного образования юного наследника, явившихся в мир людской боговержцев.
Но в тот день было еще одно событие, о котором нельзя не упомянуть.
В тот день мальчик был наречен именем, опосля которое дало ему славу быть изнуренным и убиенным. И в имя его входила святость науки и окуналась высшая степень познаний тех, кто прежде узрел эту Землю и окропил ее своей святостью.
