После пары минут колебаний зарифленный грот-марсель удерживал «Леопард» впереди набегающих волн, но корабль слишком сильно осел в корму для идеальной тяги — скорость не была столь велика, и он может не удержаться на курсе.

Все еще было возможно поставить другой фор-марсель.

— Позовите боцмана, — крикнул Джек, и, наконец, тот, спотыкаясь, явился на корму: пьяный, не мертвецки, но неспособный ни к чему. — Отправляйся на бак, — приказал Джек, и повернулся к пожилому боцманмату, — Арклоу, выполнять приказ. Второй фор-марсель, и лучшие реванты из имеющихся.

Ожесточенное сражение на рее, жестокая и продолжительная борьба с парусом, вырывающимся с невиданной силой, но, в конце концов, они с ним справились и спустились вниз: руки кровоточат, матросы выглядят так, будто их пороли.

— Идите вниз, — разрешил Джек. — Перевяжите руки и скажите казначейскому стюарду, что я приказал выдать вам каждому по стаканчику и чего-нибудь теплого. Перегнувшись через поручень и прищурившись от летящих брызг, он увидел, что «Ваакзамхейд» уже не далее тысячи ярдов.

Джек пожал плечами: ни один корабль, даже первого ранга, даже испанский четырехпалубник, не может развернуться бортом в таком море.

— Мистер Грант, — сказал он, — давайте оснастим помпы, мы управляемся довольно тяжело. — Затем, взглянув на новый фор-марсель, тугой, как барабан, он спустился, чтобы перекусить самому.

Как и голландский капитан, Киллик оказался способным прочитать его мысли: внес кофе и пару бутербродов с ветчиной, пока Джек вешал сочащуюся водой штормовку на крючок и шёл в сумрачную каюту, где сел на рундук у пушки правого борта. От кормовых окон ни лучика света: стекла заменены на крепкую древесину и даже поверх светового люка лежит просмоленная парусина.

— Спасибо, Киллик, — поблагодарил Джек после первого жадного глотка. — Новости от доктора?

— Нет, ваша милость, только завывания и мистер Хирепат выглядит плохо. Всегда поплохеет, перед тем, как полегчает, так я всегда говорю.

— Так и есть, так и есть, — ответил Джек смущенно и занялся бутербродами: толстый холодный блинчик вместо хлеба, но встреченный благосклонно. Медленно жуя, он размышлял о женщинах, их трудной доле, проклятии Евы, о Софи, о своих быстро растущих дочерях. Громкий треск ломающегося дерева, поток воды и влетевшее пушечное ядро ​​прервали его мысли.

Он выглянул через разбитые глухие иллюминаторы и увидел еще одну вспышку на носу «Ваакзамхейда». В этом всепоглощающем реве не слышно звука выстрела, а дым мгновенно унесло прочь, но ясно, что семидесятичетырехпушечник открыл стрельбу из носовых погонных пушек, выдвинутых из портов на тупом носу, и удачный выстрел попал прямо в цель, разбив его кофейную чашку — один шанс на миллион.

— Киллик, новую чашку, — крикнул он, неся то, что осталось от завтрака в столовую, — и позови Чипса.

«Никогда не думал, что такой день настанет» — сказал он про себя. Конечно, цель войны — уничтожение противника, и он видел полностью разрушенные в сражениях флотов французские корабли, но в сражениях один на один обычно преобладала идея захвата.

Он ожидал, что семидесятичетырехпушечник будет его преследовать и возьмет на абордаж или попытается взять, когда погода улучшится. При таком волнении не было никакой возможности захвата, и намерением голландского капитана могло быть только потопить его. Любая стычка означает полную утрату первого же корабля, который потеряет мачту или жизненно важный парус, а значит и контроль над кораблем, и смерть всех на его борту. «Кровожадный ублюдок, как я погляжу».

Он не провел внизу много времени, но как же все изменилось, когда он снова вышел на палубу! Не то, что бы ветер усилился — в самом деле, было небольшое ослабление, — но волны стали еще круче. И сейчас корабль боролся, тяжело взбираясь, хотя цепные помпы выбрасывали мощные фонтаны воды. Штормовой кливер придется убрать: он вдавливает «Леопард» вниз, и, в любом случае, гик изогнулся как лук.

— Мистер Грант, мы уберем штормовой кливер и возьмем грот на гитовы за середину.

— Да, сэр… — начал пожилой человек, теперь выглядевший намного старше, но не продолжил.

Когда тяга падала, «Леопард» довольно тяжело полз в глубоких ложбинах, хотя скорость была все еще столь велика, что он, безусловно, мог избежать последующих волн при умелом управлении. Джек вызвал команду рулевых, первоклассных моряков, по четыре за раз, по две склянки вахта. Опасность таилась больше в вихревых ударах ветра на гребнях, и обычно Джек предпочел бы идти только под полностью зарифленным фор-марселем или даже меньше — ровно столько, чтобы корабль плыл вперед.

Но с «Ваакзамхейдом», крадущимся следом, он не осмеливался ни убрать больше парусов, ни снова подтянуть кливер. Если так продолжится, ему придется компенсировать недостаток тяги уменьшением веса: откачивать тонны и тонны пресной воды из трюма. «Голландец» теперь был в полумиле. Джек увидел две вспышки, но ни следа выстрелов, совсем потерявшихся в этой белой неразберихе.

Он сделал обход корабля — длинные, подгоняемые ветром шаги вперед, сражение с ветром по пути назад, — который показал ему, что все в порядке, насколько это возможно в этом случае, и нет никакой возможности изменения парусности — добровольного — в течение некоторого времени, и созвал Мура, Бартона и лучших наводчиков на корабле.

— Сэр, — сказал Грант, когда Джек покидал корму, — «Ваакзамхейд» открыл огонь.

— И я так думаю, мистер Грант, — ответил Джек, смеясь. — Но в эту игру могут играть и двое, вы же знаете.

Он был удивлен, не увидев ответной улыбки, но для размышлений о настроении первого лейтенанта момент выдался неподходящий, и Джек повел свой отряд в каюту.

Они отдали пушечные тали, убрали глухие иллюминаторы и уставились на несущуюся зеленую скалу воды в пятидесяти ярдах от «Леопарда» с его кильватерным следом на склоне. Волна закрыла небо и мчалась к ним. Корма «Леопарда» все поднималась и поднималась: гигантская волна гладко прошла под днищем, и сквозь летящую пену внизу на склоне стал виден «Ваакзамхейд».

— Когда вам будет угодно, мистер Бартон, — сказал Джек констапелю. — От дыры его фор-марсель может порваться.

Левая пушка выпалила, и каюта мгновенно наполнилась дымом. Ни пробоины, ни фонтана от падения ядра. У Джека, за пушкой по правому борту, «голландец» не попадал в прицел. Небольшое возвышение, и он рванул шнур. Ничего не произошло: летящие брызги промочили запал.

— Фитиль, — воскликнул он, но когда тлеющий кусок оказался в руке, «Ваакзамхейд» уже оказался ниже линии прицеливания, ниже уровня наклона орудия. Откуда-то из ложбины «голландец» выстрелил вверх: далекая вспышка пламени, потом еще две, пока серо-зеленый холм воды снова не разделил их.

— Могу я предложить сигару, сэр? — сказал Мур. — Её можно держать во рту.

Мур банил ствол и действовал как второй наводчик, его лицо находилось в шести дюймах от Джека. Мур оделся в штормовку, и ничего в нем не напоминало морского пехотинца, кроме ярко-красного лица и аккуратного шейного платка под подбородком.

— Отличная идея, — отозвался Джек, и в спокойствии ложбины между волнами, прежде, чем «Ваакзамхейд» появился снова, Мур прикурил ему сигару от тлеющего в кадке фитиля.

«Леопард» начал подниматься, появился голландец — черный корпус на белопенном фоне вершин волн; обе девятифунтовки рявкнули одновременно. Орудия откатились, расчеты принялись лихорадочно, со сдержанными ругательствами, банить, заряжать и выкатывать их. Еще выстрел, и в этот раз Джек видел ядро, темное на фоне подсвеченной солнцем водяной пыли. Оно летело в правильном направлении, но немного ниже желаемого — он не мог точно сказать, куда именно попадет. Теперь они уже были на вершине волны: каюта наполнилась смесью ветра и воды, которой почти невозможно было дышать, но промокшие до мозга костей расчеты работали бесперебойно.

Вниз, вниз по склону волны, окутанные срываемой с вершин волн белой пеной, орудия готовы в ожидании залпа. Подошва волны и подъем по другому склону.