Чернильница вздрогнула от громоподобного треска. Стивен затолкал кусочки воска поглубже в уши, но бесполезно. Подошли последние лодки с водой для «Леопарда»: большие бочки загружались через главный люк в трюм и там перекатывались на свое место, с грохотом тонна за тонной рядами и штабелями выстраиваясь в отзывающемся эхом трюме. В это же время команда готовилась к отплытию, и вскоре после подъема последней шлюпки восемнадцатидюймовые канаты, впитавшие много воды и характерный для Порто-Прая запах ила, начали сворачивать в бухты, что, по крайней мере, внесло изменение в застоявшееся зловоние орлоп-дека. Мало какие военно-морские операции выполняются в тишине, и теперь укладчики сворачивали канат под ритмичные завывания с вкраплениями ругательств, в то время как флейтист на барабане шпиля старался изо всех сил, человек с луженой глоткой призывал матросов на вымбовках «упереться и навалиться», а с квартердека и бака эхом отзывались приказы и поверх всего громкий голос неистово кричал: «Ты не отдашь эти сезни?»

И в самом деле, шума было больше обычного, поскольку, несмотря на все усилия Джека, команду не удалось удержать вдали от винокурни. И если многие из них были несколько заторможены, то другие настолько навеселе, что вели себя игриво, опрокидывали приятелей, принимали придурковатые позы, изображали хромоту или даже паралич и дико ржали.

И все же шум стих, а когда Стивен вышел на палубу, то обнаружил, что все леопардовцы, за исключением шестерых, заняты сворачиванием канатов в бухты и выхаживанием якоря. Означенные шестеро лежали в проходе левого борта, и уборщик флегматично направлял на них шланг, в то время как его приятели качали помпу.

Трезвая часть команды поставила паруса, шкоты на брамселях выбрали еще час назад, и небольшой город виднелся уже далеко за кормой. Над головой по ярко-голубому небу на юго-запад постепенно перемещались белые облака, дул теплый, но порывистый ветер. После застоявшегося запаха якорной стоянки воздух приятно освежал, и когда Стивен огляделся вокруг, то увидел первую тропическую птицу за время их плавания — сияюще-белая от солнца тропическая птица с желтым клювом частыми сильными взмахами крыльев быстро летела прочь, на юг, длинный хвост застыл сзади. Стивен наблюдал за ней, пока та не скрылась из виду, и прошел в лазарет с заключенными.

Там сильно пахло уксусом, с которым вымыли помещение. Свежая белая краска делала помещение довольно светлым, и оно было настолько чистым, настолько могли сделать уборщики, чистый морской воздух через виндзейль поступал вниз. С пациентами все было по-прежнему: трое с небольшой лихорадкой, прострацией, нитевидным неустойчивым пульсом, зловонным дыханием, сильной головной болью, сузившимися зрачками.

У всех троих одна и та же болезнь, но какая? Её течение не соответствовало никаким описаниям, известным ему, Мартину или обоим хирурга «Феба». Все же, когда он, пристально глядя, склонялся над ними, то чувствовал, что лихорадка вскоре проявит себя, кризис не так далеко, и немного позже он не только узнает врага, но и сможет ввести в бой всех своих союзников.

— Продолжайте заборы слизи, Сомс, — сказал дежурному, и перешел в кормовую часть, в другую секцию. Кроме Хирепата, там был только старый соплаватель, поляк Якруцки — снова в глубокой алкогольной коме.

— Как же их тела это выдерживают? Не могу сказать. Могу только предположить, что морской воздух, хороший прием пищи раз в день, более-менее непрерывная влажность, тяжелый труд, не более четырех часов непрерывного сна за раз и все это вместе взятое в тесно скученной толпе немытых потных тел, хуже, чем в дублинской ночлежке — должно быть то, что действительно нужно человеческому телу, чтобы сохранять его крепким и здоровым, а наши понятия о гигиене довольно ошибочны. Хирепат, как поживаете?

— Намного лучше, сэр, благодарю вас, — сказал Хирепат.

Стивен всмотрелся в глаза, потрогал голову, пощупал пульс и сказал:

— Покажите мне руки. Вижу пока еще больше незажившей плоти, чем неповрежденной кожи. Вы должны будете носить рукавицы, когда снова будете тащить канаты: рукавицы из парусины, пока не нарастут мозоли. Теперь снимите рубашку. Вы странно изнурены, Хирепат, и должны наесть немного мяса, прежде чем вернетесь к своим трудам: наша диета может и не утонченная, но полезная, и как видите, мужчины могут быть в отличной форме без всякого остального. Это никуда не годиться — быть слишком разборчивым. Брезгливость — не лучший вариант, Хирепат.

— Верно, сэр, — ответил Хирепат и пробормотал что-то «о превосходном сухаре — без конца ел сухари в свободное время», перед тем, как сказать: — Могу я просить у вас совета, сэр? — Стивен бросил на него вопрошающий взгляд, и тот продолжил: — Я хотел бы поблагодарить капитана за то, что вытащил меня из воды, но не знаю, должен ли обратиться через непосредственного начальника, и правильно ли это вообще — я в затруднении.

— Полагаю, в вопросах службы первый лейтенант, мистер Пуллингс, стал бы посредником, но поскольку ваши отношения с капитаном имели место один на один и в океане, а не на борту, мне кажется, что прямая благодарность с вашей стороны абсолютно подойдет. И, если эта записка предназначена капитану, то обязуюсь быть вашим посыльным.

Неся записку, Стивен открыл дверь миссис Уоган, и, перекрикивая шум плотников, прибивающих лист жести снаружи ее каюты, предложил, если она не занята, сопроводить на ют. Отметил, что она выглядит менее сдержанно, чем обычно, а на тихом квартердеке, пока протискивались сквозь него, проявилась странная напряженность. Для Луизы соорудили небольшой навес, и поскольку его тень падала посреди корабля, туда она и направила свои шаги, прохаживаясь вокруг светового люка в крыше каюты, а через некоторое время нерешительно спросила:

— Надеюсь, ваш пациент в порядке, сэр?

— Какой пациент, мадам?

— Молодой человек с длинными вьющимися волосами, молодой человек, которого капитан так героически спас, когда тот упал в море.

— Молодой Икар? Не замечал, что его волосы вьются. О, идет на поправку: перелом пары ребер, а что есть пара ребер? У всех нас двадцать четыре, независимо от того, что говорит Книга Бытия. Мы вытащим его из этого неловкого положения, но иногда боюсь, что сделаем это только для того, чтобы увидеть его умершим от обычного истощения и голода — пустая трата сил. Это напомнило, у меня его послание капитану. Прошу извинить.

По трапу он спустился с юта к двери каюты, но там его остановил часовой из морских пехотинцев: сейчас будет принят только капитан Мур. Стивен вернулся как раз, чтобы увидеть другую тропическую птицу, и с теплотой говорил об их привычках гнездования, когда часовой под ним отсалютовал мушкетом, открыл дверь и выкрикнул «Капитан Мур, сэр».

— Капитан Мур, — сказал Джек, — я послал за вами, поскольку мне стало известно, что некоторые офицеры сочли возможным нарушить мои прямые приказы и пытались вступить в связь с заключенной, чья каюта находится за канатными бухтами.

Лицо Мура покраснело как его мундир, а затем стало желто-белым:

— Сэр?

— Полагаю, вы знаете о последствиях неповиновения приказам, капитан Мур…

— Похоже, нам лучше уйти, — сказала миссис Уоган. Но это было бесполезно: громкий голос Джека Обри, хотя и неслышимый на квартердеке из-за прослойки кают и обеденных помещений, проходил через световой люк в крыше и наполнял весь ют.

— Более того, — продолжил ужасный голос, — один из ваших подчиненных пытался подкупить оружейника, чтобы сделать ключ к ее каюте.

— О! — вскричала миссис Уоган.

— Если это преступное положение дел — результат всего лишь месячного плавания с этой демонической женщиной, то что будет к концу плавания длиной в полгода или больше? У вас есть, что сказать, капитан Мур?