— Вы еще не разговаривали с Джоном?

— Да, я звонила ему. С минуты на минуту он вызовет вас на ковер и сообщит приятную весть.

— Бросьте, вы прекрасно знаете, как здесь ждут вашего возвращения. Нет проходу от расспросов, когда вернется Джулия. — Я несколько преувеличивала, но решила, что это пойдет на пользу.

— Вранье. Но слышать приятно. Я видела гранки последнего номера. Ваши материалы мне понравились. Так что, когда меня отсюда выпустят, я могу остаться без работы… — Похоже, это ее всерьез беспокоило.

— Теперь вы сами врете, леди. Я здесь девочка на побегушках, и то временно. Если это успокоит вас, могу умыть руки и надеть белые перчатки. — Тут она рассмеялась и стала похожа сама на себя. — Слушайте, серьезно, что говорят врачи? Есть улучшение?

— Не знаю. Они мало что сообщают. Насколько мне известно, им придется кое-что перештопать. Это означает хирурга-ортопеда и новую операцию, что мне совсем не по душе. Как минимум четыре недели коту под хвост. Полная депрессуха. — Именно так она и выразилась.

— Ну, выше нос! Может, лучше отмучиться разом, чем вернуться в больницу через полгода. Так что не расстраивайтесь. Вы ведь не хотите, чтобы я из-за вас заработала геморрой? — Джулия фыркнула снова. — Я зайду к вам в конце недели и расскажу все новости… Кстати, вы помните симпатичное кресло в приемной у Джона?

— Ага…

— Так вот, я слышала, что вчера днем Люциус Баркли трахнул на нем Элоизу. — Люциусом звали младшего редактора отдела косметики. Однако это не вызвало бы гнева даже у сторонниц борьбы за женское равноправие. В Люциусе не было ничего мужского. Абсолютно ничего.

Шутка возымела действие. Джулия зашлась от хохота.

— Ой, перестаньте!.. Мне больно смеяться… — В трубке раздались фырканье и отрывистый смешок. — Вы все перепутали. Мне уже рассказывали эту историю: не Люциус трахнул Элоизу, а она его. — Тут мы обе покатились со смеху.

— О'кей, Джулия, как хотите, а в уик-энд я вас навещу. Что-нибудь принести вам?

— Да. Мужика поздоровее.

— А на что же вам тогда молодые врачи? Слушайте, оставьте хоть одного на мою долю! Не залеживайтесь, Джулия, мы соскучились по вас. Я жду не дождусь, когда наконец сбагрю вам эту работу. Мечтаю пополнить собой ряды безработных.

— Не прибедняйтесь. Ишь, размечталась: шесть месяцев! Если вы рассчитываете, что я проваляюсь здесь полгода, то сильно ошибаетесь. Поэтому не вздумайте бить баклуши… Ладно, до встречи… Эй, Джиллиан… Спасибо.

— Не глупите. Спасибо вам. И давайте обойдемся без сантиментов, а то я сгорю со стыда. До встречи… Берегите себя.

Бедная Джулия. Все это звучало не слишком весело, и я начала подумывать, что мой прогноз похож на правду. Тут опять зазвонил телефон, и я услышала, что «мистер Темплтон будет счастлив увидеть миссис Форрестер через пять минут».

Полчаса спустя, когда я вышла из кабинета Джона, мне было не до смеха.

Оказывается, Джон разговаривал не только с Джулией, но и с ее лечащим врачом. Джулии не становилось легче, у нее был низкий гемоглобин.

Врачи подозревали худшее, они не были в этом уверены, просто «подозревали» и собирались поставить точный диагноз после операции. Скорее всего у нее был рак кости. Джулия об этом не знала.

Когда Джон закончил свой рассказ, я почувствовала слабость, тошноту и холод под ложечкой. Он попросил меня никому об этом не говорить. Слава богу, у него хватило такта не намекать на то, что моя работа из временной может превратиться в постоянную. Я гнала от себя эту мысль, иначе у меня началась бы истерика.

Когда все кончилось, я пошла к себе в кабинет, закрыла дверь, прислонилась к ней и дала волю слезам. Как я посмотрю в лицо Джулии в День благодарения? Такие вещи бывают не только в «мыльных операх»; они на каждом шагу случаются в жизни, в том числе и с твоими знакомыми…

На следующий день у нас с Сэм и Гордоном был праздничный обед. Все было бы хорошо, если бы не мысли о Джулии.

С другой стороны, я была уже на шестом месяце и не видела Криса десять недель. Я все еще тосковала по нему, но уже не так, как прежде. У меня были работа и Гордон, и жилось мне неплохо. Ребенок был только моим, а мужчины на улице перестали напоминать Кристофера. Пожалуй, теперь они чаще напоминали мне Гордона, если вообще кого-то напоминали.

Гордон ушел вскоре после полуночи, и, когда в два часа зазвонил телефон, от голоса Криса у меня отнялись ноги.

— Джилл, я звоню из аэропорта. Получил заказ из Нью-Йорка на съемки фильма. Прилетаю на месяц. Через шесть часов буду у вас. «Америкэн эйрлайнс». Встречай меня.

Самолет остановился прямо перед окном, и из него стали выходить изрядно помятые пассажиры. Главным образом мужчины с чемоданами в пластиковых чехлах или «дипломатами». И всего несколько женщин, в том числе одна с двумя маленькими детьми. Люди. Еще люди. А Криса все не было. Где же он? Опоздал на рейс? Или я перепутала аэропорт? Может, он прилетит следующим самолетом?.. И вдруг он вырос как из-под земли, улыбающийся, слегка заспанный и ужасно красивый. Если бы он остановился, я бы не выдержала и бросилась к нему навстречу. Но Крис, не сбавляя шагу, двинулся прямо ко мне.

— Хай, Джилл и, как дела? — Как дела?.. Это после трехмесячной разлуки?.. Ну, дерьмо…

— Нормально.

— Я не заслужил поцелуя? — спросил он, подставляя щеку, когда мы добрались до багажного отделения.

— Подожди до дому.

— Молодая леди строит из себя недотрогу? — развеселился Крис.

Он смеялся надо всем и главным образом надо мной, а я чувствовала себя дура дурой и пыталась выдавить пару слов, которые могли бы сойти за беседу.

Крис полностью погрузился в пересчитывание своих сумок. Все оказалось в целости и сохранности. Я смотрела на него, гадая, что же связывает меня с этим человеком. Как я могла думать, что эта связь еще существует, что все осталось по-прежнему, как могла верить в сказочного принца, если все было ясно с первого взгляда? И все же я продолжала на что-то надеяться.

Я хмуро разглядывала Криса. Казалось, за это время он вырос, раздался в плечах, загорел и поздоровел. Боже, какая разница по сравнению с бледными, усталыми жителями Нью-Йорка!

Он забрал с конвейера последнюю сумку, и мы двинулись к выходу ловить такси. По дороге мы оба напряженно молчали. Я еще не забыла про последнюю ссору и разговаривала отчужденно, избегая смотреть в глаза этому высокому загорелому мужчине. Он обратил внимание на мою меховую шляпу, похвалил ее и мельком отметил, что я совсем не похожа на беременную.

— Ты что, избавилась от него?

— Это пальто, Крис. Одежда пока скрывает все.

— Ага. Я бы побился об заклад, что ты не беременна. — Я знала, что он вовсе так не думает, но реплика была в его стиле и разозлила меня до такой степени, что я еле сдержалась.

Когда мы добрались до дому, Крис бросил сумки в холле и устремился на кухню, откуда доносился голос Саманты, певшей дифирамбы своей учительнице.

— Дядя Криц!

Визги, крики, объятия, подбрасывание в воздух и снова визги. Нет, смотреть на них было одно удовольствие! Два человека, которых я любила больше всех на свете, вцепились друг в друга, обнимались и хохотали. Я тоже засмеялась и сразу перенеслась в Калифорнию, с ее ярким солнцем, пляжами и любовью.

— Дядя Криц, я покажу тебе мою комнату! А ты, мама, не входи.

— Ладно, я пошла готовить завтрак.

Они ушли, взявшись за руки. По дороге Саманта рассказывала ему о школе, а Крис спрашивал, как она себя вела и следовала ли его совету добавлять в кукурузные хлопья мед.

Бедная Сэм, она нуждалась в Крисе не меньше, чем я. Он был ей настоящим отцом, а время, проведенное в Калифорнии, больше всего походило на нормальную семейную жизнь…

— Завтрак готов! Вылезайте!

— Сейчас… — глухо донеслось из холла. А затем появился Крис, запряженный в скакалку, и Саманта, вопившая: «Н-но, лошадка!»