Фердинанд выкатил из корзины спелый ананас и приладился клевать его. Он неохотно оторвался от этого увлекательного занятия и пробормотал:

— Ну, как сказать… Шапочное знакомство… Здороваемся иногда…

Егор вскочил и забегал вокруг ананаса и Фердинанда.

— Ты меня представишь?

Попугаю, похоже, все это не нравилось.

— Зачем? — сухо спросил он. — Зачем ты ей нужен, старый дурак? Она молодая, красивая, у нее все впереди. Она певица. Мой бывший хозяин тоже к ней сватался. Перед смертью. — Фердинанд хихикнул. — Получил от ворот поворот. Как она ему колоратурно отказала! Ну, не она отказала, а бабушка… Сама Голицына! Жаль, уехала старуха. Я ее уважал — из тех, настоящих! И Соня скоро уедет.

Фердинанд вернулся к своим бананам.

Егор рванулся к окну, распахнул его настежь, побежал к Фердинанду, приподнял его и потащил.

— Лети! Лети к ней!

— Отстань! — упирался попугай, оставляя борозды от когтей на паркете. — Сейчас укушу!

— Лети! Убью! — рычал Егор. — Ты потерялся… Она добрая, она тебя пустит. А я приду и спрошу: «К вам моя птица не залетала?» — импровизировал он на ходу.

— Бред! Самодеятельность! — презрительно фыркнул Фердинанд. — Сам лети! А я поднимусь по лестнице. «К вам мой хозяин не залетал?» — передразнил он Егора.

— Задушу! — твердо пообещал Егор и вышвырнул Фердинанда в окно.

— А-а-а! — закричал не ожидавший такой жестокости попугай и пропал из виду.

А Егор поплотнее закрыл окно, чтобы Фердинанд не вздумал вернуться, и как был, в тапочках, растрепанный, небритый, в старом свитере рванул по лестнице на пятый этаж.

Постоял, отдышался и позвонил. Послышались легкие шаги, и чарующий — о Господи, тот, именно тот! — Голос осторожно спросил:

— Кто там?

— К вам моя птичка не залетала?

— Нет…

И тут оба услышали отчаянный стук в окно и крики:

— Соня! Бога ради, открой!

Девушка ахнула и бросилась в гостиную. Егор побежал за ней. За окном на обледенелом откосе балансировал Фердинанд и хрипло вопил:

— Сонюшка! Открой! Оглохла, что ли?

Они вдвоем дергали капитально заклеенные на зиму рамы. Фердинанд не удержался, поскользнулся и ухнул вниз. Соня вскрикнула и закрыла лицо руками. Егор поднажал, окно распахнулось, и они, тесно прижавшись друг к другу, заглянули вниз… Фердинанд сидел на окне четвертого этажа и тяжело дышал. Он задрал голову, увидел их бледные испуганные лица, с усилием взмахнул толстыми крыльями и неловко взлетел. Уцепился за откос, и Егор с Соней втащили попугая в комнату. Он упал на ковер и затих.

Пока Егор закрывал окно, борясь с ледяным порывистым ветром, Соня занялась попугаем.

— Позвольте мне, — пророкотал Егор совершенно несвойственным ему глубоким басом. — Я врач. — Он бережно, но решительно отодвинул Соню и, наморщив лоб, стал щупать Фердинанда. Опустил веко, открыл клюв, пропальпировал живот. Фердинанд изображал глубокий обморок — так ему было спокойнее. Пауза затягивалась. Тогда Егор коротко, но сильно ударил Фердинанда.

— Мне уже лучше! — мгновенно очнулся попугай. Вскочил, оправил помятые перышки и, отставив лапу, торжественно объявил: — Соня! Позволь тебе представить моего лучшего друга — Егор… м-м… не знаю, как по батюшке… стар, Сонюшка, забыл… А фамилия его — Овчинников.

Егор вскочил, шлепнул задниками разношенных тапок и резко уронил голову на грудь. По его нелепым фантазиям именно так следовало представляться княжне Голицыной.

Соня улыбнулась и подала ему руку.

— Софья. Так вы врач? — переспросила она уважительно и вдруг вскрикнула: — Ой! Это вы! — Отступила на шаг и мучительно покраснела.

— Да, это я… — Егор всмотрелся и узнал прекрасные испуганные глаза девушки, которую утром увидел в сугробе под колесами своей машины.

И они заговорили одновременно, перебивая друг друга.

— Ой, простите! Черная кошка! Конечно, это суеверие, но я, не знаю почему, расстроилась и хотела обойти… Мне казалось, что улица совсем пуста…

— Простите, Бога ради! Всю ночь не спал! Сложнейшая операция! Совершенно безнадежный случай… но вытащил!

Тут оба смолкли и засмеялись.

— Чаю? Кофе? — любезно предложила Соня.

— Да! — ответил, бессмысленно улыбаясь, Егор.

— А мне, Сонюшка, как обычно… — деликатно напомнил о себе Фердинанд.

— Да, Фердинанд, помню. — Девушка достала из буфета хрустальный штоф с наливкой. Фердинанд одобрительно причмокнул. Она поставила штоф на круглый стол, расстелила салфетки и пошла на кухню. Егор ходил за ней по пятам, как лунатик. Соня обернулась. — Фердинанд, прошу вас, без церемоний. Угощайтесь!

— Да уж, голубушка, я сам управлюсь.

Соня хлопотала на кухне.

— Вы уж не обижайтесь, Егор… э-э…

— Просто Егор.

— Да, хорошее русское имя! Вот, Егор, сами видите — я скоро уезжаю. Так что и угостить-то вас ничем особенно не могу… — Она развела руками.

Егор смотрел на нее и слушал, слушал… И ему приходилось делать усилия, чтобы вникать в смысл слов и поддерживать вежливую болтовню…

— Да что вы, что вы… это вы меня извините, что я так ввалился без приглашения…

— А мы с Фердинандом давно знакомы. Он к нам еще прошлым летом прилетал. Правда, у него тогда был, кажется, другой хозяин… — Она остановилась с заварочным чайничком в руке и задумалась.

— Уехал, уехал! — заторопился Егор. — Давно уже уехал. Теперь я там живу… С мамой! И Федя с нами… Мы его так любим… Он у нас как член семьи. Если бы Федя пропал, не знаю, что было бы с мамой…

Соня улыбнулась.

— Фердинанда нельзя не любить! А вы смешно его называете — Федя! И он позволяет? Мне всегда казалось, что он такой церемонный!

— Нет, — успокоил ее Егор. Он простой. Это мама его так окрестила. А я за ней повторяю. Как попугай, — засмеялся он своему невольному каламбуру.

Соня тоже засмеялась.

— Давайте пить чай. У меня еще варенье осталось. Земляничное.

— А вы… — смущенно начал Егор, — вы, правда, княжна Голицына?

— Да что вы! — усмехнулась Соня. — Вот бабушка — да. А я… Наверное, ненастоящая…

И вдруг она звонко захохотала, поднос дрогнул в ее тонких руках, серебряные ложечки посыпались на пол и зазвенели, вторя Сониному смеху.

Егор бросился их поднимать. Поднос плавно опустился ему на голову.

— Ой, простите! Какая я сегодня неловкая… Я представила себе, как Фердинанд с бабушкой обсуждали бы мою родословную… знаете, ведь до революции Фердинанд жил у князей Юсуповых… то есть, они, собственно, Сумароковы-Эльстон… ох, это всё так сложно… Так вот, он был очень щепетилен именно в этих тонких вопросах: кто принят при дворе, кто не принят; камергеры, фрейлины и прочая чепуха… Юридически — да, я княжна Голицына, но фактически… по духу… по убеждениям… я, конечно, плебейка!

— Наверное, вы очень любите свою бабушку? — осторожно спросил Егор.

— Конечно. — Ее личико вдруг затуманилось, она вздохнула и быстро пошла с подносом в гостиную.

Егор поспешил за ней с горячим чайником.

В торжественном молчании они выпили по чашке чаю. Фердинанд усердно и нецеремонно прикладывался к наливочке. Соня мельком взглянула на часики.

— Мне пора? — спросил Егор.

— Да нет, что вы! — вежливо воскликнула девушка. — Сидите, сидите!

Егор встал.

— Спасибо за чай, за Федю! Нам пора. Пошли, Федя! Надо еще маме позвонить…

По пути к двери Егор ушибся об огромный кожаный чемодан, старинный, с медноокованными углами и монограммой. Закусил губу и схватился за колено.

— Вам больно? — У Сони сделались страдальческие глаза.

— Да нет, пустяки, — мужественно ответил Егор. — Когда вы уезжаете?

Соня растерянно посмотрела на чемодан и пожала плечами.

— Сама не знаю… — Она горько вздохнула. — Наверное, скоро. У меня открытый билет. Обе бабушки ждут…

— Счастливый вы человек! — фальшиво воскликнул Егор. — А я вот никуда не могу вырваться! Клиника, операции, больные. Работа, знаете ли! Я как уездный врач. И везут, и несут увечных, ни праздников у меня, ни выходных. Сплю с телефоном под подушкой. Поэтому и не женат до сих пор. Какая женщина такое вынесет? Настоящая декабристка нужна! — с неподдельной горечью закончил он свою тираду.