Алессандро вбежал в комнату.

– Она говорит, он очень красивый, и она будет носить его всю жизнь и думать обо мне. – Он выглядел довольным от эффекта, произведенного большим розовым купальным халатом. – Теперь мне.

Изабелла и Бернардо засмеялись, глядя на него, возбужденного, с сияющими и широко раскрытыми глазами. На мгновение показалось, что ничего ужасного никогда не было и исчезла боль последних месяцев.

– Ладно, господин Алессандро. Иди к нему! Бернардо величественно махнул в сторону большого холщового мешка, и мальчик устремился к нему, а затем залез внутрь с громким возгласом радости. Мгновенно полетели бумага и ленточки, и через миг он уже облачился в серебристый костюм астронавта, из-под которого выглядывали красные тапочки. Смеясь и взвизгивая, он стремглав проскользил по отполированному до блеска деревянному полу, чтобы поцеловать Бернардо, прежде чем снова нырнуть в мешок. Игры, новые игрушки, большой симпатичный коричневый медведь и, наконец, велосипед, лежащий на самом дне большого мешка.

– О... какой красивый... Это «роллс-ройс»? Изабелла и Бернардо смеялись, наблюдая за мальчуганом, уже усевшимся на новый велосипед.

– Конечно, это «роллс». Разве я подарил бы тебе что-нибудь другое?

Алессандро уже ехал, шатаясь из стороны в сторону, через комнату, направляясь сначала к столу в стиле Людовика XV, затем к стене, в то время как двое любящих его людей смеялись до тех пор, пока не заплакали. Потом они заметили Энцо, нерешительно улыбавшегося у двери. Его глаза вопросительно смотрели на Изабеллу, и она с улыбкой кивнула.

– Думаю, меня, наверное, перещеголяли.

– Вовсе нет. Скорее всего завтра утром он приедет завтракать на велосипеде. Но это... Мне просто хотелось подарить ему нечто такое, что сделало бы его заключение в доме менее грустным. Он не может... – она с болью поколебалась какое-то мгновение, – он больше не может ходить на площадку для игр.

Бернардо молча кивнул, поставил рюмку с коньяком и встал. Но мелькнувшая в глазах Изабеллы печаль уже исчезла, когда она, улыбаясь, повернулась к сыну:

– Сходи за мамой Терезой и за своим пальто.

– Мы идем гулять? – заинтригованно спросил он.

– Только на минутку.

– А я не могу пойти в этом? – Он радостно посмотрел на свой костюм астронавта, и Бернардо нежно подтолкнул его в спину.

– Ступай, ты можешь надеть пальто сверху.

– О'кей. – Он произнес американское слово со своим римским акцентом и исчез на полной скорости, а Бернардо при этом вздрогнул.

– Наверное, мне придется менять зеркала в твоем зале.

– Не говоря уж о столе в столовой, всех шкафах между этой и его комнатой и, возможно, застекленных дверях. – Они оба слушали, улыбаясь, как звонок велосипеда доносится из длинного зала. – Это был самый удачный подарок. – Она тоже знала, что Амадео собирался подарить его сыну, и на мгновение они оба замолчали. Затем она испытующе посмотрела на него и тихо вздохнула. – Я рада, что ты смог быть здесь с Алессандро, Нардо... и со мной тоже.

Он нежно коснулся ее руки, и в этот момент в камине затрещали дрова и вспыхнуло пламя.

– Я не мог бы быть ни в каком другом месте, – улыбнулся он. – Несмотря на приступы язвы, которые ты устраиваешь мне на работе.

– Прости меня. Я теперь ощущаю такую тяжесть на своих плечах. И продолжаю думать, что ты поймешь. – Она посмотрела на него, ее прекрасное лицо было очень бледным, и на нем ярче выделялись темные глаза.

– Я понимаю. Я мог бы помогать еще больше, если бы ты мне позволила.

– Я не уверена, что смогу. У меня просто неистовая потребность делать все самой. Это трудно объяснить. Это все, что у меня осталось, кроме Алессандро.

– Когда-нибудь будет больше. Но она лишь покачала головой:

– Больше никогда. Такого, как он, больше нет. Он был совершенно особенным человеком. – Слезы опять навернулись ей на глаза, и она отдернула руку и молча уставилась на огонь.

Бернардо тоже отвернулся и стал потягивать коньяк, но в это время послышался звонок велосипеда и появился Алессандро, несущийся через зал, а за ним спешила мама Тереза.

– Готов? – Глаза Изабеллы казались чересчур блестящими, но ничто на ее лице, обращенном к сыну, не выдавало, насколько велика была ее боль.

– Да. – Маленькое личико озорно выглядывало из-под большого пластмассового шлема астронавта.

– Тогда пошли. – Изабелла встала и направилась к двойным дверям, ведущим в сад. Охранник, чтобы не мешать, шагнул в сторону, и теперь все увидели, что сад ярко освещен. Она посмотрела вниз на сына и услышала, как он затаил дыхание.

– Мама!.. Мама!

Там стояла маленькая, но красивая карусель, идеально подходящая по габаритам для пятилетнего ребенка. Она обошлась ей в целое состояние, но сияние в его глазенках стоило того. Четыре лошадки весело скакали под резным деревянным красным с белым куполом с колокольчиками. Бернардо подумал, что никогда не видел у мальчика таких широко раскрытых глаз. Энцо осторожно помог ему взобраться в седло голубой лошадки с зелеными ленточками, прикрепленными к позолоченной дуге с маленькими серебряными колокольчиками. Включили рубильник, и карусель начала вращаться. Алессандро взвизгивал от возбуждения и восторга. Ночь внезапно наполнилась карнавальной музыкой; слуги подбежали к окнам и заулыбались.

– Счастливого Рождества! – крикнула ему Изабелла, а затем с разбегу прыгнула на сиденье следующей лошадки, желтой с красным седлом, позолоченным по краям. Они смеялись, глядя друг на друга, а карусель медленно вращалась.

Бернардо наблюдал за ними, чувствуя, как нежность разрывает ему душу. Мама Тереза отвернулась, вытирая слезинку, а Энцо и охранник обменялись улыбками.

Алессандро все кружился и кружился, почти целых полчаса, а потом Изабелле все-таки удалось уговорить его вернуться в дом.

– Она будет там и утром.

– Но я хочу кататься на ней сегодня ночью.

– Если ты останешься здесь на всю ночь, Санта-Клаус не придет.

Санта-Клаус? Бернардо улыбнулся про себя. Чего еще не хватало этому ребенку? Улыбка потухла. Отца. Вот кого не было у Алессандро. Он помог мальчику слезть с карусели и крепко взял его за руку, когда они возвращались в дом. Алессандро быстро ушел, отправившись на кухцю, а Бернардо и Изабелла снова сели у огня.

– Какая замечательная вещь, Изабелла. – Эхо карнавальных колокольчиков все еще звенело у него в голове. И она наконец-то улыбалась так, как ни разу за последние месяцы.

– Когда я была маленькой, мне всегда хотелось иметь собственную карусель. Она великолепна, не правда ли? – На мгновение ее глаза засияли почти так же ярко, как огонь. И в этот миг ему захотелось сказать: «Как и ты сама». Она была замечательной женщиной. Он ненавидел и любил ее, и она была его самым дорогим другом.

– Ты полагаешь, он позволит нам покататься на ней с ним, если мы будем очень хорошо вести себя?

Она засмеялась вместе с ним и налила себе маленький бокал красного вина. А затем, как будто вспомнив о чем-то, вскочила и побежала к елке.

– Я чуть не забыла. – Она взяла две маленькие коробочки, завернутые в золотистую бумагу, и вернулась к камину. – Это тебе.

– Если это не карусель для меня лично, то я не хочу. – И они опять рассмеялись. Но смех очень быстро затих, когда он увидел, что находится внутри. В первой коробочке оказался крошечный калькулятор, выполняющий множество операций, в серебряном футляре; он выглядел, как очень элегантный портсигар, и его можно было спрятать в карман жилета.

– Мне его прислали из Штатов. Я в нем ничего не понимаю. Но ты разберешься.

– Изабелла, ты сошла с ума!

– Не говори глупости. Мне бы следовало подарить тебе грелку для твоей язвы, но я подумала, что это будет забавнее.

Она нежно поцеловала его в щеку и подала следующую коробочку. Но на этот раз она отвернулась, устремив взгляд на огонь. И когда он открыл ее, то не мог вымолвить ни слова. Ему нечего было сказать. Это были карманные часы, которыми, как он знал, очень дорожил Амадео и почти никогда не носил, так как они были священными для него. Они принадлежали его отцу, и на задней стенке были красиво выгравированы инициалы трех поколений семьи Сан-Грегорио. А под ними он вдруг заметил свои собственные.